***
— Сэм, у тебя вообще нет тормозов! Я более безбашенного гонщика никогда не видел! Никаких тормозов! Ты такую аварию устроил! Из-за тебя трое влепились в фонарный столб! — говорит мне Джон, злобно сверкая глазами. — Тише ты, — начинаю я шипеть, оглядываясь по сторонам в забегаловке, — Всё с ними в порядке, ну помяли немного свои тачки. Ничего страшного. Зато я победил, я пришёл первым, а ты так и будешь плестись за мной. Это того стоило. Не куш, не деньги, а победа и очередное доказательство того, что другим со мной не тягаться на дорогах. — А ты никогда не попадал в аварии, Сэм? Я подношу к губам стакан с Колой, мой взгляд падает на мои руки в шрамах, и я задумываюсь ненадолго, вспоминая о том заезде с якудза не на жизнь, а на смерть. Жалею ли я о том, что тогда спас ту филиппинскую девчонку из его борделя, заставив открыть охоту на себя? Нет, я ни о чём не жалею. — Ну почему же не попадал? Было дело… Выбирался из перекореженного перевернувшегося автомобиля, тогда мне руки стеклом и изрезало. С тех пор всегда на гонках надеваю перчатки, потому что сухожилия заживают очень долго. Я вижу, как парень приоткрывает свой рот, видимо, желая узнать у меня подробности. Но тут же ловит мой тяжёлый и непреклонный взгляд, поэтому его вопрос повисает в воздухе неозвученным. Вместо расспросов Джон раздосадованно кусает свою кесадилью и жуёт её. Мы сидим и обедаем в забегаловке с мексикано-американской кухней: фахита, кесадилья, чимичанга и непременный атрибут Америки — Кока-Кола. Самое обычная загородная забегаловка у трассы, которых я уже повидал немало. Ужасная духота, и вентилятор под потолком не спасает от этого, а я уже совсем вспотел от этой техасской жары и от острой мексиканской кухни. Джон уплетает кесадилью, запивая Колой и хитро смотрит на меня: — Хани-Гроув. Такой мелкий городишко. Но называет себя «самым сладким городом в Техасе». Интересно, почему? Может быть, тут девчонки самые сладкие? Эти техасские горячие девчонки в ковбойских шляпах. Наверное, стоит заглянуть в этот городишко и проверить, какие они здесь. — Ты в Далласе уже подцепил девушку. И уехал с ней на своём Porsche. Я прекрасно видел. Тебе мало, Джон? — Ах да, — лицо друга расползается в похабной ухмылке, — Мы с ней неплохо развлеклись в моём спорткаре на окраине Далласа. Такая горячая девчонка попалась! Как же её звали?.. Не помню! Да это и неважно! Да, Сэм, мне мало! Хочу посмотреть на девчонок в этом «самом сладком городе». Пока мы обедаем и разговариваем о гонках, тачках и с подачи Джона о девчонках, в закусочную заходит дальнобойщик. Высокий, мощного телосложения, в кепке, надвинутой на глаза, с щетиной, которой несколько дней. Я знаю, что он дальнобойщик, потому что видел его фуру, остановившуюся у забегаловки. Он подходит к нашему столику, кажется, что от его шагов пол сотрясается. Когда он останавливается рядом с нами, пожевывая незажженную сигарету в зубах, то не поднимая на нас глаз, спрашивает: — Шпана, это кого-то из вас тачка там стоит на дороге? Я смотрю в окно, ну да, там стоит Porsche Джона, который он бросил прямо на дороге, не желая нормально припарковывать его. — Допустим, — отвечает Джон, — А в чём дело? Что-то не так? — Переставил бы ты свою тачку. Мне не проехать там. — Ничего я не буду переставлять! Дорога широкая, проедешь! — Джон, ты бы правда переставил… — говорю я другу, осуждающе глядя на него. — Да с чего? Делать мне нечего, как прерывать свой обед и переставлять свой Porsche, лишь бы этому мужику было удобно проехать! — Лучше переставь, а то… — хрипит дальнобойщик. — А то что? — друг бросает на меня насмешливый взгляд и продолжает, — Сэм, а тебе не кажется, что этот мужик похож на Ржавого гвоздя из «Ничего себе поездочка»? Ну помнишь, тот маньяк-дальнобойщик? Мы же вместе этот фильм смотрели. — Джон, уймись. И переставь свою тачку, — отвечаю я другу, глядя на него как на полнейшего придурка, рядом с которым мне стыдно находиться. — Послушал бы ты своего друга, пока не поздно. Богатенький избалованный пацан на Porsche. Да вы стритрейсеры, похоже, — обращается дальнобойщик к Джону. — А ты не так туп. Видимо, врут, что все дальнобойщики абсолютно дубинноголовые. И ты мне угрожаешь? Что, будешь меня на своей фуре преследовать? Вырвешь мне челюсть, переедешь меня? Да пошёл ты! — и парень исторгается потоком нецензурной лексики в сторону дальнобойщика. На что тот молча разворачивается и покидает помещение забегаловки. А мой друг с совершенно невозмутимым видом продолжает уплетать свою кесадилью. Дальше всё происходит как при замедленной съёмке. Я сижу и пью Колу, бросая бездумный взгляд на пустынный пейзаж за окном. Тогда я слышу рёв двигателя фуры, вижу, как она на полной скорости несётся по трассе и врезается в Porsche Джона. Силовой бампер наносит сокрушительный удар спорткару, сминая его со скрежетом металла и звоном разбитых стёкол. Автомобиль улетает с дороги так легко, словно не весит тонну, и остаётся покореженный на обочине, а фура, газуя, быстро уезжает с места аварии. От увиденного я поперхнулся Колой и закашлялся, казалось, что мир на несколько секунд оглох. Когда все обычные шумы придорожной забегаловки вернулись, и я вскинул голову, то увидел, что мой друг уже убегает из неё. Срываюсь с места, уронив стакан с Колой, бросив свою мексиканскую еду, и мчусь за Джоном. Он мчится по пыльной знойной дороге к своему спорткару, и нечеловеческий вой боли вырывается из его груди. Вой боли, которым позавидовали бы волки, а затем потоки самой грязной нецензурной американской лексики. Джон оббегает свой Porsche, хватается за голову, чуть ли не рвёт на себе волосы. Я подбегаю, смотрю на эту картину пару секунд, и из моей груди вырывается какой-то злорадный демонический смех. — Это называется «карма», Джон. Нужно было тебе переставить свою тачку. Друг подлетает ко мне с кулаками, его глаза пылают неистовым гневом, он хватает меня за грудки, трясёт меня и шипит мне в лицо: — Карма?! Да что ты знаешь о карме, Сэм?! Сколько гонщиков из-за тебя помяли свои тачки и чуть не убились, а когда тебя настигнет твоя карма?! Я лишь только нахамил какому-то двинутому дальнобойщику, а он сбил мой Porsche! Этот автомобиль был всем для меня! Это всё, что мне досталось от моего долбанутого папаши, когда он вышвырнул меня в мою самостоятельную жизнь! Я не такой везучий, чтобы выиграть на гонках Bugatti у главы наркокартеля! И чтобы постоянно побеждать на гонках и купить на это Ford Mustang, да протюнинговать его так, как ты! Я освобождаю свою футболку от цепких рук парня, резко отбрасывая их в стороны. — Не отец тебя вышвырнул, ты сам сбежал от него с Манхэттена, чтобы самому распоряжаться своей жизнью. Как и я сбежал из Японии от своих предков по этой же причине. Ну давай вызовем копов, пусть они найдут этого дальнобойщика. Посадят его, отдадут под суд и после долгих судебных тяжб, может быть, он возместит тебе материальный ущерб. — Копы?! Какие копы, Сэм?! Мы нелегальные гонщики, мы вне закона! Наши тачки вне закона! Да, они нас сейчас не поймают за руку на уличных гонках, но увидят наши тачки и всё поймут. Только стритрейсеры так тюнингуют свои автомобили. Поставят нас на учёт, мы попадём к ним в базу. Это вообще не вариант! — Но твой помятый Porsche — это твоя проблема, Джон! Не моя. Я сваливаю в Вашингтон. Давай, я отбуксирую его до автосервиса и уезжаю. — Сэм, ты хоть представляешь, во сколько мне обойдется ремонт? Мы же сами автомеханики, мы же сможем его починить? Я оценивающе смотрю на помятый кузов, поднимаю капот автомобиля и внимательно изучаю внутренности. — Я бы смог починить. Но на кой мне это? — Я знаю, Сэм, что ты бы смог! У тебя же золотые руки! — Ого, как ты запел, Джон. — Мне одному не справиться! Не бросай меня здесь! Ты же мой единственный друг! Я задумчиво смотрю на умоляющие глаза друга. Да он сейчас расплачется. Усмехаюсь, тяжко вздыхаю и хитро улыбаюсь. — Так уж и быть. Но ты теперь мой должник. — Да по гроб жизни! Спасибо тебе, дружище, — радуется Джон, бросаясь на меня и обнимая так крепко, что кажется, что у меня кости хрустят. Я высвобождаюсь от его крепких объятий и иду в сторону закусочной. Друг спешит за мной, удивлённо спрашивая. — Ты куда? — Сажусь в свой Ford Mustang и сваливаю отсюда. Разбирайся со всем сам, — говорю я с совершенно серьезным видом. Увидев растерянное лицо друга, я начинаю громогласно смеяться. — Да шучу я. Не смешно? Подгоню своего железного коня поближе к твоему несчастному авто, подцеплю буксировочным тросом и отгоню куда поближе. Да хоть в этот Хани-Гроув! Ты хотел на местных девчонок в ковбойских шляпах посмотреть? Вот и посмотришь! Бойся своих желаний. Они имеют свойство сбываться. Когда мы приезжаем в Хани-Гроув, то едем по пустынным улицам мимо скучных малоэтажных построек с колоритом Техаса позапрошлого века. А я еду, задумчиво осматривая здания, думая, где же нам остановиться, да ещё и там, чтобы был большой гараж под боком, и чтобы нам не задавали лишних вопросов. Объехав весь крошечный городишко, мы оказываемся на самой его окраине и видим ранчо вдалеке. Уже вечереет, солнце уже прячется за равниной, окрашивая небо алыми красками. Оставив автомобили у большого сельского дома, мы подходим к двери и стучим в неё. Нам открывает суровый мужчина средних лет с щетиной на лице и с винтовкой за спиной. Он смотрит на нас так, словно совершенно не рад видеть чужаков. Я смотрю на друга, вижу, как от его наглой решимости не осталось и следа, поэтому начинаю говорить первым с хозяином ранчо. — Здравствуйте! Меня зовут Сэм, а это мой друг Джон. Понимаете, мы были в ваших краях проездом, как у нас случилась небольшая неприятность… В этот момент я киваю головой в сторону помятого автомобиля. Мы ищем большой гараж для починки и крышу над головой. Заплатим соответствующе. Пока хозяин ранчо мрачно смотрит на нас, я вижу по его глазам, что у него нет никакого желания привечать случайно оказавшихся на его территории незнакомых парней. И тогда я слышу топот копыт за спиной. Мы с Джоном разворачиваемся и видим на фоне закатного неба всадницу на коне. Она скачет в нашу сторону: белокурые длинные волосы, ковбойская шляпа, девушка сидит в седле так уверенно, словно с младенчества в нём. Я вижу, как у моего друга отвисает челюсть от этого вида, затем в глазах загораются похотливые огоньки. Всё с ним понятно… Когда девушка на коне оказывается рядом с нами, то с лёгкостью покидает седло и ведёт за поводья своего коня. А я с усмешкой наблюдаю, как мой друг пожирает её глазами, и его глаза останавливаются в районе декольте и рубашки, завязанной так, что она больше похожа на короткий топ. — Пап! У нас гости? — Да так, Кейси… Какие-то подозрительные парни не из наших мест. Просят предоставить им наш гараж для починки их дорогущей тачки и место для ночлега. — Так предоставь, пап! Не упрямься! Прояви гостеприимство! Ну пожааалуйста! — и девушка обнимает мужчину, целуя его в щёку. Я вижу, как он смягчается, на его суровом лице появляется улыбка. — Ладно. Только потому что дочка попросила. Меня, кстати, зовут Мейсон. Пойдёмте, я всё вам покажу. Где вы будете ремонтировать свой дорогущий металлолом и где вы будете спать. На следующий день мы взялись за ремонт Porsche Джона, мне пришлось поехать в Даллас за нужными деталями и инструментами. И работа закипела: звон металла, гаечные ключи, руки в мазуте и всё чаще я, лежащий под автомобилем. Потому что Джон всё чаще отвлекался от работы и флиртовал с Кейси, которая приносила нам воды и сэндвичи, чтобы мы перекусили и отдыхали от работы. Как-то вечером я решил завести с другом разговор: — Я вижу, как ты смотришь на Кейси. Ты просто хочешь трахнуть её. Разовый секс или на несколько раз, но ты скоро уедешь отсюда, а что, если она начнёт к тебе испытывать чувства? А ты просто ей воспользуешься и укатишь на другой конец страны. Она не похожа на тех… кого подобное устраивает. — А что, ты себе её присмотрел? Ревнуешь её ко мне? — Что? Нет! Если ты забыл, у меня вообще-то девушка есть! Но ты видел отца Кейси? Суровый техасский мужик с большим арсеналом огнестрела. Если он узнает, что ты обидел его ненаглядную дочурку, ты, которому он так любезно предоставил ночлег и место для ремонта, то точно застрелит тебя. Не сомневайся. Я довольна наблюдаю, как похабная ухмылка друга сползает с его лица. Протягиваю ему разводной ключ и говорю: — Иди работай! Если не хочешь, чтобы я уехал, оставив тебя одного разгребать свои проблемы. А то только я занимаюсь твоей тачкой, пока ты снова думаешь не тем, чем надо думать. После этого мы отправились в ковбойский бар, потому что нас туда настойчиво звала Кейси. Полумрак в помещении, дубовые столы, громкая музыка, много людей, разговоры, пиво рекой, танцы и имитация седла, за которое нужно держаться одной рукой, пока оно бешено мотается из стороны в сторону, а ты можешь показать, какой ты крутой ковбой, если продержишься подольше, или вылетишь с него под улюлюканье толпы через пару секунд и опозоришься. — Пойдем, Сэм! Посмотрим, кто из нас лучший ковбой! Джон приносит откуда-то две ковбойские шляпы, надевает одну на меня, черную, другую, белую, — на себя. — Я первый! И под одобрительные выкрики посетителей бара, он заскакивает на седло, хватается за него одной рукой, другой держится за шляпу, седло начинает бешено мотаться. Парень изо всех сил пытается удержаться на нём, но он бросает взгляд на Кейси в неприлично коротком топе с глубоким вырезом, засматривается на неё, из-за этого отвлекается и с грохотом падает с седла под смех толпы, к которому я присоединяюсь. Джон встаёт, потирает ушибленное плечо, ловко поднимает упавшую шляпу и подходит ко мне, пылая гневом. — Смешно тебе? Иди сам попробуй! Покажи, какой ты чёртов ковбой! — Просто не надо было отвлекаться на раздевание Кейси глазами. Подбери слюни и засунь подальше свои похабные мысли. А я попробую! Подлетаю к седлу, сажусь на него, крепко держась одной рукой. Когда его включают, и оно начинает бешено мотаться, то я чуть не слетаю, но, с трудом удерживая равновесие, крепко держусь одной рукой, вскидывая другую. Седло мотает из стороны в сторону, а я удерживаюсь в нём не без усилий, но через какое-то время и меня выбрасывает из седла. Когда я подхожу к барной стойке, за которой сидят Джон с Кейси, то девушка одобрительно смотрит на меня: — А неплохо, очень даже неплохо, Сэм, для первого раза. Японцев-ковбоев я ещё не видела. Но ты не станешь настоящим ковбоем, пока не будешь уверенно сидеть в настоящем седле и пока не обкатаешь какую-нибудь лошадь. — И техасскую девчонку, — влезает в разговор мой друг с нахальной ухмылкой. — Заткнись, Джон! В баре раздаются звуки танцевальной ковбойской музыки, люди выходят на танцпол, а Кейси тянет меня за руку. — Сэм, пойдём, потанцуем! — Кейси, я не хочу танцевать. — Кейси, я с тобой потанцую! — говорит мой друг, — Сэм танцует только когда сильно пьяный и только со своей девушкой. Он тянет девушку за руку, она пожимает плечами, но с радостью бежит за ним. Я медленно пью виски и наблюдаю за тем, как люди на танцполе отплясывают под ковбойскую музыку. На следующий день после целого дня, проведённого за ремонтом Porsche Джона, девушка пришла в гараж и сказала, что мне пора стать настоящим ковбоем. — Ну же, Сэм! Я хочу научить тебя ездить на лошади. Вчера ты неплохо держался в седле, поэтому я ужасно хочу посмотреть, как ты будешь держаться на настоящем скакуне. Ты раньше ездил верхом? — Ну разве только в очень далёком детстве. Так что это не считается. — Тогда бросай всё это, отмывай руки и идём за мной! Когда мы подходим к конюшне, то слышим тихое лошадиное ржание, мы идём по конюшне, когда Кейси подводит меня к одному загону. — Здесь живет молодой и резвый жеребец. Я зову его Сахарком. У него игривый нрав, но он уже объезженный. Думаю, он тебе идеально подойдёт. Девушка открывает загон и выводит под уздцы коня, он горделиво цокает копытами, дёргает головой и фырчит, тянет голову к моим рукам и облизывает их, а Келли достаёт кусочек сахара из кармана, подаёт коню и довольно улыбается. — Сахарок. Прекрасный гнедой. А ты ему понравился, Сэм. Он не всех так радушно принимает. Я глажу коня по его морде, по шее и по гриве, и мы покидаем конюшню. Когда Кейси объясняет мне, как забираться на коня, я сажусь в седло, беру поводья в руки. Девушка на той самой белой кобыле, на которой я увидел её впервые. Она объезжает вокруг меня на ней, оценивающе рассматривая. — Ты прекрасно держишься на коне, Сэм. Как будто быть ковбоем — это у тебя в крови, — смеётся девушка и направляет свою лошадь прочь от конюшни. Лошадь бежит рысью, а мой следует за ней. Кажется, Сахарок влюблён в эту кобылу, которую зовут Карамелькой, раз так преданно бежит за ней. Я ни за какой девушкой никогда не буду так бегать. Затем кобыла начинает нестись галопом, потому что её подгоняет Кейси, и мой конь срывается так резко, что я с него чуть не падаю. — Расслабься, Сэм! Не бойся упасть и тогда не упадешь! Просто почувствуй это ощущение свободы, отдайся ему, — кричит мне Кейси. — Не бойся? Да я ничего не боюсь! Знала бы ты, кому это говоришь! Обхватываю ногами бока коня крепче, удерживая корпусом равновесие, придерживаю поводья и отдаюсь ощущениям. Скачущий молодой конь, который несёт меня по равнинам Техаса, вечерний ветер, который уносит прочь дневной невыносимой зной и закатное багровое солнце, скрывающееся за горизонтом. Ветер треплет мои волосы, конь подо мной фырчит и радуется прогулке, радуется тому, что его вывели из тесного загона и отпустили на волю. После прогулки по равнинам за пределами Хани-Гроув мы возвращаемся к ранчо, и наши кони проходят мимо сарая, стоящего в стороне от остальных. Раньше я не проходил мимо этого сарая, но сейчас я слышу там дикое ржание и звуки ударов невероятной силы. Кажется, что от этого натиска деревянные доски трещат и вот-вот развалятся. — Кто в этом сарае, Кейси? — Мустанг. Папа поймал его на равнинах и хочет обкатать, но он пока никак не даётся. Буйный свободолюбивый нрав. — Настоящий мустанг? Всегда мечтал увидеть мустанга! Покажешь его? — Ладно, Сэм. Так уж и быть, тебе покажу. Но будь очень осторожен, близко к нему не подходи, он совсем бешеный. Покалечит тебя, не успеешь опомниться. Это тебе не Сахарок, который хоть и молодой и игривый, но добрый и покладистый. Мы покидаем седла, привязываем Сахарка и Карамельку и идём в сарай. Когда мы заходим в него, то я вижу в отдалении привязанного коня невероятной красоты. Я никогда не видел настолько красивого и статного коня. Вот он: вороной, с длинной гривой, горделивый, не желающий мириться со своей неволей. А я, как завороженный, иду к нему и протягиваю руку. Конь, тряхнув головой, тянется ко мне. Я глажу его по морде и смотрю в его невероятно грустные глаза. В этих глазах вся боль из-за заточения, когда самое главное для тебя — это свобода. Как же я его понимаю! Если бы меня лишили свободы и загнали в загон, я бы всё к чёрту разнес, я лучше бы сдох, чем жить в неволе. Чем не иметь возможности самому распоряжаться своей жизнью. Когда я возвращаюсь к девушке, она смотрит на меня как на сумасшедшего. — Сэм, я же тебе говорила не подходить к нему! Совсем чокнутый! И почему он так хорошо тебя принял? Ни с кем не был таким смирным. — Наверное, это потому что мы с ним слишком похожи. Неозвученный вопрос девушки повисает в воздухе, но я решительно иду к коням, давая понять всем видом, что точно не настроен на какие-то душевные беседы. Когда она забирается в седло, я придерживаю её за талию, делая вид, что помогаю, но на самом деле вытаскиваю ключ от сарая из кармана её джинсов. Кейси удивлённо улыбается, но не замечает никакого подвоха. Когда мы возвращаемся к дому, я вижу Джона, сидящего на крыльце, он курит, с упоением пуская облака дыма. Я прохожу мимо него, а он останавливает меня словами: — Поэтому ты отгонял меня от Кейси? Сам решил её трахнуть? А с лучшим другом не захотел делиться… Ладно, не боись, ничего Джессике не скажу. Развлекайся, пока молодой и не обремененный семьёй. Да и потом тебе ничего не мешает развлекаться. — Заткнись, Джон. Кейси просто учила меня ездить на лошади. У меня и мыслей не было затаскивать её в постель. — Ну можно и не в постель. Постель — слишком скучно. Можно в спорткаре, можно на сеновале. Просто так мы что ли на ранчо? Быть на ранчо и не трахнуть на сене горячую техасскую девчонку? Жизнь проходит мимо тебя, Сэм! Не выдержав, я подскакиваю к парню и хватаю его за грудки, моя ярость придаёт мне нечеловеческую силу, и я легко приподнимаю его, гневно шипя ему в губы: — Пошёл к чёрту, придурок! Заруби себе на носу: я никогда не буду изменять. Так что заткни свой поганый рот и впредь мне никогда не смей такое предлагать. Никогда! Ночью, когда уже все в доме спят, я так же бесшумно, как делал это в Японии, выбираюсь из дома и бегу в сторону сарая. Пробравшись внутрь, я включаю фонарь на телефоне и иду в сторону коня. Он с подозрением смотрит на меня, но когда я подхожу к нему, развязывая веревку на его шее, то он не сопротивляется, а с готовностью подставляет мне её. Кажется, он и без слов понимает, что я хочу сделать. Поэтому, когда я освобождаю коня, он облизывает мои руки, а я похлопываю его по бокам. — Ну ты чего замер? Скачи отсюда! Ты свободен! Скачи на волю! Я подбегаю к двери сарая, широко её открываю, а конь, махнув своей чёрной гривой, несётся прочь отсюда. От топота его копыт дрожит земля, и поднимается облако пыли с дороги, иссушенной днём безжалостным техасским солнцем. — Скачи! И будь свободным! Я выхожу из сарая и наблюдаю за тем, как конь скачет, скрываясь в ночной темноте под светом луны, он скрывается за горизонтом, а я думаю, как же всё обставить так, чтобы не подумали на меня… Беру лом, валяющийся в углу сарая, выламываю им замок. И ключи нужно будет незаметно подложить Кейси… Я опущу подробности того, как на следующий день матерился Мейсон, как он рвал и метал, и только Кейси могла его успокоить не без труда. Она посмотрела на меня так, что я по её глазам прочитал, что она поняла, что это именно я освободил мустанга. Но девушка ничего не сказала мне и своему отцу, лишь только улыбнулась мне и позвала нас с Джоном на родео. Родео… Это культ для техасцев, для тех, кто считает себя ковбоями или их потомками. Трибуны, битком набитые людьми, небольшое поле и бравые ковбои, которые должны продержаться на бешеном быке 8 секунд, пришпоривать его, а потом убегать от разъярённого животного. Невыносимое пекло, дети с яблоками в карамели за трибунами, люди с попкорном, ещё только все в ожидании начала состязаний. Я ищу глазами Джона, но его нигде нет. И тут мой цепкий взгляд находит друга, я вижу, как среди толпы он пробирается к загону с быками. Что он задумал? Я оставляю Кейси, поедающую попкорн и запивающую его Колой, и иду в сторону друга, протискиваясь через толпу. Добравшись до загона, я вижу быка, приготовленного для родео, Джон перебирается через ограждение, открывает загон и ловко заскакивает на спину животного. Бык вырывается на поле, а Джон хватается за него двумя руками, что не соответствует правилам, ведь нужно держаться за быка одной рукой, но… Какого черта? Да этот бешеный бык растопчет этого придурка! И где организаторы? Куда они смотрят? А бык вырывается на арену, Джон на нём и пары секунд не удерживается, с грохотом падает, люди на трибунах вскрикивают, но я не вижу суеты вокруг, потому что выскакиваю на арену вслед за другом. Он, похоже, ранен, повредил ногу, потому что пытается уползти, но разъярённый бык его сейчас точно растопчет. Нужно срочно что-то делать! Не думая ни о чём, я несусь навстречу быку, его внимание переключается с друга на меня, и вот, он уже мчится на меня, а я из последних сил убегаю от него, перелетаю через ограждение, которое бык таранит с такой силой, что доски трещат. Потом ковбои загоняют быка, Джона уносят, у него оказывается обычное растяжение, а не перелом. Лучше бы был перелом, потому что вскоре после этого мы отправились в Лос-Анджелес, где произошла эта ужасная автокатастрофа и где Джон сбил девочку. Но а тогда ко мне подлетела Кейси, обнимая, подошёл Мейсон и похлопал меня по плечу. Тогда на его суровом лице я увидел сдержанную улыбку и одобрение в глазах. — Ну ты и бесстрашный парень, Сэм! Настоящий ковбой!***
— Сэм, я тебе и раньше говорила, что у тебя невероятно интересное прошлое… — говорит Агата, всё ещё обнимая меня, — Даже ковбоем побывал. Никогда не встречала людей с настолько богатым прошлым. — Так что твоя интуиция тебя не обманула, когда ты меня ковбоем называла, тенши. Я глажу её по голове, мои пальцы спускаются к её щеке, проводят по таким соблазнительным губам. Не выдержав, склоняюсь к жене за поцелуем, останавливаюсь в сантиметре от её губ, чувствую её горячее дыхание и смотрю в зелёные глаза, в которых тлеют угольки нежности, разгорающиеся в пламя страсти. — Ну как, любимая, ты отдохнула? Агата замирает от неожиданности, касается ладонью моей щеки и хитро улыбается. — Отдохнула. Успела отдохнуть за время твоего рассказа. Так что утоми меня снова. Но теперь я хочу ковбойскую шляпу! И побывать с тобой на ранчо! И чтобы мы там с тобой на сене в каком-нибудь укромном месте...