Огненный Феникс

— Сэм, куда ты меня везешь?       Агата с интересом рассматривает лондонские улицы, а мой серебристый Aston Martin проносится мимо огней ночного города. — Тенши, это секрет. Ты же любишь сюрпризы, а я не хочу его тебе испортить. Я же так тщательно его готовил. Было непросто, — усмехаюсь я.       Агата удивлённо поднимает брови, но, видя по моему решительному взгляду, что я не раскрою этот секрет раньше времени, грустно вздыхает и откидывается на спинке пассажирского кресла. — Мне так не хотелось оставлять детей… — Милая, ну они же не одни, а с няней. Нам ведь нужно хоть иногда проводить время только вдвоём и не в другой комнате, пока они спят, а на каком-нибудь романтичном свидании. Вот увидишь, мы вернёмся, а Мэйуми и мальчики уже безмятежно спят и всё отлично у них, насколько может быть отлично у таких неугомонных близнецов. Не волнуйся, не разнесут нашу квартиру, няня за этим проследит.       Я помню, когда впервые мы с Агатой пошли на УЗИ, и нам врач сообщил, что у Агаты будут близнецы. Я тогда увидел страх на лице Агаты, взял её за руку и успокаивающе улыбнулся. Когда мы покинули клинику, то я повёл жену в кафе-мороженое, где спросил её: — Агата, любимая… Ты выглядела такой испуганной, когда узнала о близнецах… Почему? Ты боишься угрозы, как когда мы ждали Мэйуми, или ты… испугалась из-за близнецов? Из-за Кадоганов?       Жена вскидывает голову и с ужасом и стыдом смотрит на меня, но не находит в себе сил на ответ. Поэтому я двигаюсь к ней ближе, обнимаю, пристраивая ее голову на своей груди и прижавшись щекой к её макушке. — Послушай, любимая… Ты много натерпелась от них, но злодеями не рождаются, а становятся. И наши дети будут самыми добрыми, самыми светлыми, они возьмут от нас всё самое лучшее. От тебя и от меня. И мы воспитаем их хорошими людьми. Неужели ты сомневаешься во мне как в отце? — Ну что ты, Сэм! Ты самый лучший отец, хочу, чтобы наши дети были твоей копией.       Я начинаю громко смеяться. Агата забывает о том, что грустила, и удивлённо смотрит на меня. — Ты чего смеёшься? — Да потому что я в детстве был ужасным проказником. Если наши близнецы будут такими… То мы с ними намучаемся.       И вот мы оставили наших трёхлетних Коналла и Роберта, а также Мэйуми, которая в этом году пойдёт в школу, с няней, пожилой старушкой мисс Дженкинс, посвятившей всю жизнь воспитанию чужих детей, работавшей в домах членов правительства и селебрити Лондона, и нанятую по рекомендации одного моего клиента. Мы едем туда, где я хочу побыть наедине со своей женой, со своей миссис Макото, уже давно женатые, но безумно любящие друг друга.       Когда мы приезжаем, и я припарковываю автомобиль, Агата наконец-то видит, куда я её привёз. На набережную Темзы. Я покидаю своё водительское место, открываю дверь и подаю руку Агате. Она элегантно выходит в своём блестящем чёрном облегающем платье, сияющем в огнях ночного города. — Лондонский глаз! Сэм, но в это же время он уже не работает. — Ради нас будет работать. — Что? Но как? Проникнешь туда незаконно и запустишь? — смеётся Агата. — Зачем же незаконно? Всё абсолютно честно, по договорённости. За мою работу. Так что сейчас Лондонский глаз весь наш. На один круг или на сколько захочешь. Я позаботился, чтобы в одной капсуле всё было подготовлено. — Всё? О чём ты? — Пойдём, сама все увидишь.       Мы проходим через небольшое помещение, где сидит охрана. Увидев меня, охранник приветственно кивает головой и запускает механизм Лондонское глаза. К нам подъезжает большая прозрачная капсула, а я подаю руку Агате. — Готова к полету над Лондоном? — Готова, — отвечает мне жена с нежной улыбкой на прекрасном лице.       Мы заходим в капсулу, когда она мягко отрывается с места и начинает плавно двигаться. Вверх, в тёмное ночное небо, на котором из-за облаков не видно звёзд. Зато под нами как звезды раскинулись огни ночного Лондона. Биг-Бен, Вестминстерское аббатство и Вестминстерский мост. А взгляд моей жены падает на обстановку капсулы, в глазах проступают слёзы, когда она прикрывает лицо ладонью. — Романтический ужин, значит? — Да. С видом на ночной Лондон, во время полёта над ним.       Я усаживаю Агату за стол и достаю телефон. — Извини, что без официанта и музыкантов. Не хотел, чтобы чужие люди дышали нам в спину. Хотел провести время с тобой наедине. Я сам тебя обслужу. А музыка тогда уж будет с телефона, надеюсь, это не испортит романтическое настроение. — О чём ты говоришь, Сэм? Это невероятно. У меня просто слов нет. Как ты всё это придумываешь? — Сам не знаю, — усмехаюсь я. — Ты меня вдохновляешь.       Я наливаю Агате шампанское, нарезаю ростбиф и накладываю ей гарнир из моркови с грибами, а ещё нас ждут кеджери и большой ирисочный пудинг. — И не говори, Агата, что ты не ешь на ночь. Разок можно.       Жена осматривает блюда, сглатывает слюну и говорит с улыбкой: — Сэм, здесь всё так вкусно выглядит, что уж немного я поем.       Я улыбаюсь, мы приступаем к позднему ужину, в то время, как капсула медленно плывёт вверх, к затянутому тучами тёмному небу над Лондоном. Всё выше над тёмными водами Темзы и над огнями ночного города. Агата пьёт шампанское, я его не пью, ведь я за рулём. Смотрю на жену, на её глаза цвета нефрита, сияющие в полумраке капсулы Лондонского глаза. И не могу оторваться от неё. Какой Лондон под нами? Передо мной сидит самая прекрасная жемчужина на всём свете, самая нежная, самая изящная, самая добрая, чуткая и самая любимая. Ужин окончен, недопитое шампанское и тарелки оказываются на тележке рядом, а включаю на телефоне музыку и подаю руку Агате: — Ты подаришь мне танец, моя леди небесной красоты?       Агата кокетливо улыбается и подаёт мне руку. Кладёт мне ладонь на плечо, я обнимаю её за талию, притягиваю к себе, прижимаюсь к ней щекой, вдыхаю аромат её волос, и мы кружимся под «Moon river», в то время, как колесо обозрения плавно движется вверх, всё выше и выше над Темзой и огнями Лондона. Я прижимаю Агату к себе крепче, я наслаждаюсь её близостью и теплом, смотрю в её глаза, полные нежности, когда она тянется к моему уху и шепчет мне. — Сэм, я помню, как мы танцевали под «Moon river» в отеле в Париже… И помню, что было потом. Зачем ты меня сюда привёз? — Чтобы порадовать тебя романтическим свиданием в красивом месте. Ты же любишь сюрпризы, мой ангел. А я люблю тебя радовать.       Агата снова тянется ко мне и оставляет лёгкий поцелуй в уголке моих губ, затем снова шепчет мне, в то время, как её пальчики тянутся к вороту моей белой рубашки и к галстуку: — И только? Не обманывай себя, Сэм… Я знаю, как ты любишь это… в необычных местах.       Я усмехаюсь, наклоняюсь к виску жены, оставляя на нём поцелуй и шепчу ей так, что она замирает в моих руках и задерживает дыхание: — Ты точно этого хочешь?       Агата демонстративно закатывает глаза, затем коварно улыбается и делает шаг в сторону. — Я передумала. Место ну уж совсем неподходящее.       Тогда я ловлю жену за запястье и резко притягиваю к себе, она охает от неожиданности и чуть не падает на меня. Её лицо оказывается совсем близко, мы смотрим друг другу в глаза несколько секунд, затем мой взгляд спускается к её губам, с которых уже слетает нетерпеливый стон. И больше мы не выдерживаем, Агата первая подаётся навстречу мне. Такой нетерпеливый, такой горячий поцелуй… Руки, жадно блуждающие по телам друг друга… Агата нетерпеливо срывает с меня галстук, чуть не отрывает непослушные пуговицы на рубашке. Мои ладони скользят по телу жену, сжимая её грудь, спускаясь по талии к бедрам, оглаживая их, нетерпеливо поднимая подол чёрного блестящего платья. Я подхватываю её на руки, устраиваю на столе, Агата тянется к моему ремню. И в полумраке капсулы я вижу, как горят желанием её глаза. Тем временем классика Фрэнка Синатры в моём плейлисте сменяется на Linkin Park, а точнее, «Burn it down», тогда я уже тянусь за телефоном. — Это не подходит. Надо что-то поромантичнее. — Сэм! — Агата перехватывает мою ладонь. — Нет, идеальная музыка. Сожги меня в своём пламени, мой Феникс. И возроди меня вновь из пепла.       А меня моей жене дважды просить не надо. Я смакую каждое движение, когда мои пальцы скользят по ножкам жены, туфли падают на пол, мои пальцы забираются под платье Агаты, лямка которого уже упала с её плеча. Мои горячие губы, припавшие к её нежной шее, поцелуи перетекают на ключицы и плечи, оставляя влажные следы, а Агата зарывается пальцами в моих волосах и шепчет, прикрыв глаза: — Ну же… Сэм, не томи меня. — Какая же ты нетерпеливая, — усмехаюсь я.       Тогда жена рассерженно рычит, настойчиво притягивает меня к себе, приподнимается и целует мою шею, в то время, как её руки скользят по моим плечам, по Фениксу, груди и прессу всё ниже, решительно забираются в мои брюки. Я прикрываю глаза от удовольствия и шумно выдыхаю, стиснув зубы, потому что мне не терпится наброситься на жену. Вот какая соблазнительница… Не хочет сдаваться, устроила игру, хочет видеть, как я по ней изнываю. Хочет, чтобы я сдался первым. И я сдаюсь своей жене. Сладостная пытка заканчивается, когда я задираю подол платья Агаты всё выше, когда я глажу её бедра, притягивая ближе к себе, отодвигая ткань её белья, отделяющую меня от лона моей любимой, ставшего уже таким родным за эти годы…       Наши тела сливаются, Агата вскрикивает, а я склоняюсь над ней, накрываю её губы своими, переплетаю наши пальцы, подняв её руки над головой. Хочу слышать, как ей хорошо, хочу видеть и чувствовать, как она сходит по мне с ума, хочу слышать её стоны. Я поднимаюсь корпусом, не прекращая двигаться, Агата лежит распростёртая на столе, её волосы разметались по нему. А она смотрит на меня своим затуманенным взором, сжимает скатерть в ладонях. Стоны жены раздаются в капсуле колёса обозрения, мы уже на второй круг летим над ночным Лондоном на высоте более ста метров. И то, что мы сейчас здесь занимаемся любовью — кажется таким нереальным, словно это сон. Самый прекрасный сон с самой прекрасной девушкой, подарившей мне своё сердце, подарившей мне свою любовь и семью.       После того, как нас с Агатой накрыло, она лежит на столе и задумчиво смотрит на огни ночного города, которые отражаются в её глазах. Грудь вздымается от тяжелого дыхания, когда с уст жены слетает задумчивое: — Красиво… — Да, — отвечаю я, но в это время смотрю не на Лондон под нами, а от своей жены не отрываю глаз.       Когда мы покидаем Лондонский глаз и идём по набережной Темзы, тяжёлые тучи над нами совсем заволакивают небо, скрывая луну, раздаются раскаты грома, и первые крупные капли падают на мостовую. Падают на нас с Агатой и шлепаются по темным водам Темзы, смешиваясь с её медленным течением. — Сэм, побежали скорее к машине, пока мы не промокли совсем! — Зачем? — спрашиваю я с тёплой улыбкой. — О чём ты? — Ну посмотри, какая тут красота! Тёплый летний дождь, набережная Темзы, огни ночного города. Неужели ты не хочешь окунуться во всё это? — Мои туфли будут испорчены из-за дождя.       Тогда я вздыхаю, подхватываю жену, забрасывая её себе на плечо, и решительно несу ближе к реке. — Туфли новые куплю. Дождь тёплый, не замерзнешь, если что — я тебя согрею. Целоваться под дождём очень романтично. — Тебе уже за тридцать! А ведешь себя, как безрассудный мальчишка! — смеётся Агата.       Подойдя с Агатой на плече ближе к ограждению, я ставлю её на мостовую и заглядываю ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты наслаждалась жизнью здесь и сейчас, не думая об условностях. Какое дело, кто что подумает, если ты здесь и сейчас счастлива со мной? — И всегда, Сэм. Я всегда с тобой была счастлива, как только встретила тебя в Патели Бридж. Когда ещё ты был полицейским. А я была твоей подозреваемой.       Дождь усиливается, превращаясь в настоящий ливень, уже потоки воды с неба льются на реку, на мостовую и на нас с Агатой. Моя рубашка уже совсем промокла и липнет к телу, струи стекают с волос по лицу, а я крепче прижимаю к себе жену, глажу её по мокрым волосам, спускаясь пальцами к её скулам и поднимаю её лицо, всматриваясь в него с бесконечной любовью. И вот я уже тянусь к губам жены, к таким мягким, горячим и сладким губам, Агата отвечает на мой поцелуй, а я зарываюсь одной ладонью в её волосах, другой — крепко обнимаю за талию. Мы целуемся сначала медленно, смакуя каждое движение, затем всё напористее, и никто никому не хочет уступать, и Агата уже страстно целует меня, прикусывая мои губы, задерживая своё горячее дыхание под летним ливнем.       После такого долгого и жаркого поцелуя мы пытаемся отдышаться, смотрим друг на друга с безграничной нежностью и просто улыбаемся, мы просто стоим, мокнем под тёплым дождём и не можем насмотреться друг на друга. Я кутаю жену в своих объятиях, я прижимаю её крепче и целую её в макушку. — Я вновь и вновь хочу спросить Меня ты любишь ли? А дождь, Что знает всё, Лишь льёт сильнее… — Люблю, Сэм… Сразу и навсегда.