Психей

В стародавние времена, когда мир еще был юн и свеж, как роса, выпавшая на рассвете, на берегу ласкового синего моря жил царь Митрaдил. И было у него двое детей: старший сын Психей и дочь Теломена. Дружно жили брат с сестрой, нежная привязанность связывала их. И все шло хорошо, пока Психей вдруг не расцвел и не превратился в прелестного юношу, красотой которому не было равных на всем белом свете. Строен, как кипарис, гибок и изящен, словно виноградная лоза, стал Психей. Медью блестели на солнце локоны длинные, черными звездами мерцали глаза под стрелами ресниц. Но был он прекрасен не только лицом и телом, прекрасной была и его душа. На всем белом свете не нашлось бы другого такого доброго, отзывчивого и великодушного мальчика. По всей земле пошла слава о красе царского сына, многие стремились попасть ко двору Митрадила лишь для того, чтобы взглянуть на прекрасного юношу. Не нравилось Психею такое внимание к себе и восхваление, но ничего поделать не мог, так как не хотел никому грубить или обижать кого-то — просто старался избегать толпы и держался всегда в тени. Хороша была и сестра его, Теломена, но проигрывала она, находясь рядом с Психеем — так свет Луны блекнет, побежденный сиянием Солнца. Однако же до описываемой поры не было вражды или зависти между ними. Достигла Теломена брачного возраста — начали свататься один за другим женихи многочисленные к царю Митрадилу. Долго выбирал царь, пока не остановил свой выбор на Элоиле из славного рода Кадмеонов — не мальчике безбородом, но муже, покрывшем себя боевой славой. Люб он был и сердцу Теломены: красив и статен ее жених, могуч и крепок, словно дуб зеленый. И вот устраивает Митрадил пир, чтобы отметить помолвку. Ярко горят светильники в царском дворце; без устали снуют слуги, поднося все новые угощения и напитки пирующим. Дозволено и Психею первый раз принять участие в праздновании, уже как равному среди мужчин. В честь торжества убраны его волосы в узел на затылке и обсыпаны золотым порошком. Но несколько медных локонов оставили свободно виться на пурпурный плащ, сколотый на плече золотой фибулой с изображением бабочки — подарком отца на шестнадцатилетие. На запястьях Психея сверкают в первый раз надетые драгоценные браслеты, и сам он идет важно, размеренно – ведь мужчина уже, а не мальчик, — но внутри еле сдерживается, чтобы не подскакивать от нетерпения. Однако радостное возбуждение всё равно вырываются наружу, зажигая ярким светом глаза и отражаясь в улыбке, и все присутствующие в зале поневоле не могут удержаться и не улыбнуться, глядя на такое красивое и милое юношеское лицо. Элоил в первый раз встретился с прекрасным братом своей нареченной. И прежде доходили до него слухи о великой красоте отрока, но считал он все это выдумкой и преувеличением. И, увидев воочию, оказался не готов к такой совершенной, невообразимой прелести. С восхищением смотрит он на стройного красавца-юношу, подолгу не может отвести взгляда. И не он один — многие, очень многие в зале забывают глаза на лице прекрасного царевича — как магнитом притягивает он к себе взгляды гостей. Опускает взор Психей, стыдно и неловко ему от такого неприкрытого внимания, но где-то глубоко внутри, так глубоко, что и не признаться себе самому, волнуют его эти жаркие взоры, и сладко обмирает и дрожит в нём какая-то струна. По мере пира все более хмелеет Элоил, и кажется не вино тому причиной, а красота царевича: чем больше смотрит на Психея, тем сильней пьянеет. Выставил на него глаза свои черные, бесстыжие, и взглядом так и раздевает. Помутился совсем его разум от желания: поднимает он чашу заздравную и объявляет во всеуслышание: — Ах, если бы видеть могла тебя, о прекрасный Психей, на светлом Олимпе сама Афродита златая, то побелела бы богиня от зависти, зная, что не видать ей вовек Парисово яблоко! Посмотрите, как сияют его волосы в свете факелов — будто лучи пламени от них исходят. И пусть все считают золото более ценным металлом, отныне для меня медь прекраснее всех! — Сел, и взглядом донельзя смущенного царевича так и пожирает: жадным, страстным, хмельным. Все повернулись к Психею: гости глядят и не верят, как жених на своей помолвке брата невесты открыто желает и признает его прекрасней невесты — ведь не ускользнуло ни от кого, что волосы Теломены по цвету ближе к золотому были. Покраснел бедный юноша, весь в смущении, опустил взгляд и не знает, как себя вести — смог в ответ лишь склонить голову. Не нравится царю такое внимание к сыну: хмурится Митрадил, машет распорядителю рукой и велит начать раньше времени выступление циркачей и танцоров. Перестали флейтисты выводить свою нежную, рвущую душу мелодию; вместо них задорно ударили в тимпаны и кимвалы плясуны и понеслись меж гостей ярким пламенем. Отвлеклись пирующие и забыли про досадное проишествие — смеются, бьют в ладони, награждают артистов улыбками, а некоторых и поцелуями. Лица танцоров — и девушек, и юношей — ярко накрашены, хитоны на них настолько тонки, что почти прозрачны. Сквозь ткань ярко проступают подкрашенные соски. Многие танцоры уже явно возбуждены и не прочь перейти к более близкому общению... Возбуждены и пирующие. Лишь один из гостей не обращает внимания на искусство танцоров: сидит вместо этого набычившись и не отрываясь глядит на Психея. Один красивый плясун уж как извивался перед Элоилом, предлагая себя, уж как бесстыдно выпячивал свое желание, но отмахнулся Элоил от него, как от мухи назойливой, стоило тому вид на царевича загородить... Митрадил, видя такое, отослал Психея в его покои, от всего сердца надеясь, что помутнение разума пройдет у Элоила к утру вместе с похмельем. Психей тоже вздохнул с облегчением, избавившись от гнетущего внимания жениха сестры. Прознала о признаниях на пиру и Теломена. Не хочет верить она поначалу, что жених ее братом увлекся. Пока по прошествии нескольких дней случайно не видит, как Элоил, настигнув Психея в укромном уголке сада, начинает того с жаром о чем-то просить и все пытается что-то ему в руки сунуть. Порывается ее брат встать и уйти: вырывается, отталкивает, головой машет, но Элоил настойчив и не пускает его. Захотелось Теломене поближе подойти и послушать, о чем же так жарко упрашивает любимый жених Психея, но треснула ветка, и сразу же, встрепенувшись, отпрянули они друг от друга. Пришлось Теломене выйти из укрытия и им навстречу пойти. Психей, только оказавшись на свободе от рук Элоила, вскочил и умчался в другую сторону, а Элоил, едва растянув губы в приветственной улыбке, сразу же сделался мрачен и вскоре ушел к себе. Психей убежал в свои покои, сидит, сжал голову руками — не знает, что дальше делать и где ему от Элоила прятаться, – стережет тот его по всем углам, как кошка мышь выслеживает. Неприятно и невыносимо ему от такого назойливого внимания. Отцу жаловаться он не привык, да и стыдится. Стыдно ему и в глаза сестре любимой смотреть, страшится, что прознает та об этих встречах и посчитает во всем Психея виноватым, хотя никакой вины за собой он не знает. И оказался прав. Через некоторое время поднялась к нему Теломена и говорит, еле сдерживая злые слезы: — Что же ты, брат мой любимый, счастье мое разбиваешь? Как ты смеешь?! Не стыдно тебе Элоила в сети свои грязные заманивать, заигрывая с ним, словно блудная девка? — Что ты говоришь такое, Теломена? — испугался Психей. — Клянусь всеми богами златого Олимпа, не было у меня и близко такого намерения! — Думаешь, я так глупа, братец мой разлюбезный, или глаз у меня нет?! Что же ходит он за тобой, как привязанный? Подарки дарит, стихи любовные читает? — Клянусь тебе, не знаю я, что на твоего жениха нашло! Может, он на солнце перегрелся или вин наших крепких перепил — ведь непривычен он к тому, что вина свои не разбавляем мы! Только, думаю, это у него как внезапно наступило, так же быстро и пройдет! Вот подожди, поженитесь вы, и сразу же забудет он эти глупости! Как разделите с ним брачное ложе, всё разом и пройдет. Не удержалась Теломена, расплакалась. Психей крепко обнял сестру, гладит по голове, шепчет на ушко нежные слова, как в детстве, успокаивает. И кажется, что опять между ними теплые отношения и дружба. А потом подкупил Элоил раба и прознал про все любимые места Психея: караулит повсюду и нет тому нигде от него спасения. Отказы царевича только распаляют его — с каждым разом всё увереннее и наглее себя ведет. Не принимает его ухаживаний Психей: вырывается, убегает, но Теломена слепа, и ей проще взвалить вину на брата, чем усомниться в женихе. Страшно оскорбленная бежит она поутру в храм Киприды, чтобы просить у той милости.

***

Сдержала свое слово милостивая богиня, и уже на следующий день стала Теломена свидетельницей, как жених ее, попытавшись приобнять Психея в укромном уголке сада, вдруг запнулся на полуслове и отпрянул. Глаза его остекленели на мгновение, а лицо приняло то выражение, какое бывает у только что пробудившегося ото сна человека, не вполне понимающего, где он находится. Застыл и Психей на резной скамье — ждет, что дальше будет. Элоил же резко развернулся и, не прощаясь, пошёл прочь, чтобы никогда больше не приставать к царевичу. Да что там, он его с тех пор на дух переносить не мог – ему и в одном с ним помещении находиться стало трудно. Теломена и Элоил справили вскорости свадьбу и поселились во дворце. Теломена снова стала прежней — улыбалась и веселилась вовсю. Она даже разоткровенничалась с братом, пристально глядя тому в лицо, чтобы не пропустить ни малейшую тень разочарования или ревности: — Ах, знал бы ты, милый Психей, как неистов в любви Элоил! Как берет меня ночью раз за разом и всё никак не может насытиться! Но равнодушен остался к этим признаниям Психей. Порадовался лишь искренне за сестру, да и вздохнул с облегчением, что всё хорошо у них с мужем. И не понял даже в своей наивности, что сестра так проверяла его. Но с того странного случая в саду так и повелось. Лишь только к Психею кто из воздыхателей подходил, как в тот же миг глаза его стекленели и он стремглав бежал прочь, чтобы никогда больше не приблизиться. Пару раз поклонники казались приятны царевичу, и он был уже готов разделить с ними сладость поцелуев и объятий, но только вот беда, — все бегут от него сломя голову, стоит ему ответить на ухаживания. Уже начал раздумывать Психей, не проклятье ли какое наслали на него боги, как разразилось несчастье.