Психей

Психей стоял на палубе корабля и наблюдал, как мерные взмахи весел гребцов приближают его к конечной цели пути — Пафосу. Позади остались скитания, позади остался отчий дом. Он попрощался с ним во второй раз, уверенный, что на сей раз навсегда, наглухо закрыв дверь в своем сердце. Около двух месяцев минуло с той ужасной ночи, когда Эрот покинул его, оставив горевать в страшной тоске. Тогда, переговорив с Паном и наскоро собравшись, Психей тронулся в путь и всё время двигался в сторону побережья, на запад, ориентируясь по солнцу и звездам. Чаще всего дорога его пролегала по безлюдной дикой местности, но иногда ему встречались то крестьяне небольшого селенья, насчитывавшего какую-то пару лачуг, то пастух с отарой овец, то такие же, как и он, странники, но никто из них не желал иметь с ним дело — на все его расспросы они лишь молча отворачивались в сторону. Жители деревенек не соглашались пустить его на ночлег даже в хлев, захлопывали дверь перед носом и оставляли стоять с раскрытым ртом от такой неприкрытой враждебности. После нескольких неудач Психей перестал и пытаться и подыскивал себе ночлег только в лесу. Заметив косой недобрый взгляд на свои золотые застежки и пояс, он сложил их до поры до времени в заплечный мешок, приспобив вместо фибул острые заточенные ветки, а вместо пояса длинный лоскут плаща, отхваченного ножом по всей длине. Это не помогло ему завоевать расположение простого люда, но так было, в любом случае, безопасней. Первая неделя путешествия, покуда хватило запасов провизии из дома (хотя, какой это был ему дом?), прошла относительно сносно, а потом пришлось добывать пропитание самому. Он благодарил тот миг, когда решил захватить с собой не только кинжал и короткий меч, но и лук со стрелами — скорее, чтобы чувствовать себя ближе к Эроту, чем из практичных соображений, — и так, хотя бы время от времени, ему удавалось подстрелить зайца или белку, что вносило приятное разнообразие в его скудный паёк из ягод и плодов. Один раз Психей наткнулся на заброшенный храм Деметры — он так и не понял, почему его оставили. Перед входом были свалены в кучу заржавевшие серпы, мотыги и лопаты; валялись плетёные корзины и перевернутые короба с рассыпавшимся зерном; вперемешку лежали снопы с колосьями пшеницы и ячменя. Яблони, что росли подле храма, гнулись к земле под тяжестью румяных плодов, облепивших ветви. Психей навел порядок, как смог: разложил все по местам, снял плоды и, сложив их в корзины, поставил перед входом в запертое святилище-целлу. А так как время было позднее, расположился на ночлег между колонн портика, имея в первый раз за всё время странствий, относительное убежище и крышу над головой. По мере приближения к побережью местность стала казаться знакомой, и Психей понял, что находится недалеко от родного города. Он сделал небольшой крюк и уже на следующий день, пройдя городские ворота, направляся ко дворцу отца. В глубине души он знал, что Теломена обманула его во всем, и когда стража не пропустила его во дворец, не сильно удивился. Стражники вдобавок высмеяли его, сказав, что их царевич мало того, что умер несколько месяцев назад, так еще был прекрасен, как бог; его же видом можно только ворон в саду пугать. Да, в этом отощавшем от голода и невзгод оборванце в дырявом плаще сложно было признать царевича Психея. Он не стал настаивать и побрел прочь, решив проникнуть во дворец ночью. Пока же нужно было утолить голод и освежиться. Психей направился на базар и, оставив у менялы пару звеньев своего золотого пояса, разжился мешочком монет, посетил городские бани, а затем пошел в ближайшую харчевню и в первый раз за долгое время досыта наелся. Там он осторожно расспросил хозяина о царской семье. Как он уже знал, все продолжали считать его мертвым, а наследником Митрадила был объявлен муж дочери, Элоил. Это объясняло многое, но не все, и Психей с еще большим нетерпением стал ждать встречи с сестрой. Ночью он прокрался к высокому частоколу, окружавшему сад царского дворца. Когда-то давно они с сестрой случайно обнаружили в ограде лаз небольшого животного, замаскировали его кустами и не раз пользовались им, скрываясь от докучливых наставников. С тех пор лаз, казалось, очень сузился и Психей едва не застрял в нем плечами. Он молился всем богам, чтобы для охраны дворца не взяли новых собак и они не выдали его лаем. Его молитвы были услышаны или же просто собак в эту ночь не отвязали, и ночь прошла спокойно. Утром, спрятавшись за высокими кустами, он высматривал Теломену, зная, что она любит прогуливаться здесь после завтрака. И это утро, к счастью, не стало исключением. Психей окликнул ее. На лице у Теломены был написан такой ужас, словно земля разверзлась у нее под ногами. Психей же вышел из своего убежища и спокойно рассматривал ее, узнавая в драгоценностях, которыми была увешана сестра, и свои подарки матери. Но Теломена уже совладала с собой и сложила губы в притворную улыбку: — Что ты здесь... Как... как ты здесь оказался? Ну и вид у тебя. Тсс, молчи! — И, быстро оглянувшись по сторонам, потянула его прочь, на скамейку вглубь сада. — Ты ужасно выглядишь! — продолжила Теломена, оглядывая его. — Последний нищий на городской площади выглядит лучше, чем ты... И что с твоим лицом? Ты как-то... изменился. Странно, раньше ты казался мне таким красивым, а сейчас... — она запнулась в поисках подходящих слов. — Зато ты очень хорошо выглядишь. И ожерелье на тебе красивое надето. Теломена взметнула ладонь к украшению, словно желая спрятать его, а затем одернула руку. Губы Психея скривились в горькой усмешке: — Ты ведь на самом деле никому не сказала, что я жив? Ни отцу, ни матери... Я хочу только знать, за что ты так со мной? — Что «за что»? — Она сделала вид, что не поняла, но глаза забегали, выдавая ее. — Ожерелье за что? Так это мы с матушкой поменялись: она мои украшения носит, я ее... Психей смотрел на нее и молчал. Она поежилась под этим взглядом, облизнула разом пересохшие губы и начала оправдываться, глядя куда-то в сторону: — Я просто боялась, что родители не выдержат удара счастья. Думаешь, все так просто? Знал бы ты, как долго они убивались и плакали! Я решила, что лучше не бередить старые раны. Ты же все равно возвращаться не собирался! Как ты, кстати, проник в сад? — Через лаз. — Ах, да, наш лаз! Как я могла забыть! — На лице у нее появилось задумчивое выражение, но затем она дернула головой, словно отгоняя непрошенные воспоминания, и подняла голову на брата, широко распахивая в притворной наивности глаза: — Ну, а как тогда все прошло? Был там... э-э... дракон? — Нет, дракона не было, — медленно, и все также неотрывно глядя ей в лицо, ответил Психей. Он смотрел на сестру и не чувствовал ничего — ни боли, ни обиды, ни негодования — и лишь удивлялся, как мог быть таким слепцом и глупцом и не видел ее насквозь лживую натуру. Он продолжил отстраненно: — На его месте я увидел златокудрого сына Афродиты, Эрота. Помнишь фреску с юношей дивной красоты, которую я тебе показывал? Его истинный облик в сотни раз пленительней. Я был счастлив, как никогда в жизни, и влюблен, но счастье мое было недолгим. Мой возлюбленный отверг меня, разозлившись на непослушание и предательство, когда увидел в ту ночь с лампой в руке. Он оттолкнул меня и сказал, что больше я ему не угоден. А угодна Теломена — моя нежная прекрасная сестра. Лишь ее он желает отныне, лишь ее хочет видеть рядом с собой. Более того, он готов сделать ее своей божественной супругой, чтобы проводить с ней дни и ночи на Олимпе. Он уже дал указания своему слуге Зефиру, и тот только и ждет, когда же ты окажешься на скале, чтобы подхватить тебя и перенести во дворец к Эроту... Не успел он договорить, как Теломена вскочила и, забыв о всех приличиях, нырнула в лаз под оградой и пустилась бежать в сторону Оринейской скалы — только пятки засверкали в пыли. Психей, последовавший за ней, долго смотрел на удаляющуюся фигуру сестры, странно ничего не чувствуя, словно онемев, а потом развернулся и отправился в порт. Там он договорился с толстым финикийцем, хозяином небольшого судна, который, как ему рассказали, должен был следующим утром выйти с грузом диковинных тканей и благовоний на Кипр. С ним пришлось поторговаться — хитрый финикиец вытянул из Психея всё его золото, но в конце концов они ударили по рукам, и капитан пообещал не только доставить его в Пафос, но и взять на себя заботу о нехитром пропитании. Погода была благоприятной, парус все время надувался под ветром, и уже через пару недель Психей спустился по сходням на сушу и направился по тропе, идущей вдоль берега, в сторону храма. Сам храм Афродиты, вернее, как потом выяснилось, лишь одно из его строений, Психей заметил еще с моря: хрупкое, будто игрушечное, белоснежное здание стояло на холме в окружении колонн из стройных вечнозеленых кипарисов и подсвечивалось золотистыми лучами восходящего солнца. Вокруг храма, спускаясь к самому берегу, раскинулись пышные сады, которые наступившая осень раскрасила в яркие пестрые цвета. Эти сады считались священными и были доступны для простого люда лишь на время весенних празднеств, Афродизий. Тогда в течении нескольких дней народ чествовал богиню разнузданным весельем и наслаждением её сладостными дарами, для чего по всем садам были предусмотрительно разбросаны скамьи. Благодаря расспросам капитана-финикийца Психей знал, что настоящий дом богини находится в глубине сада, за непроходимыми зарослями, надежно защищающими его от любопытных глаз. Знающие люди говорили, что присутствие Афродиты ощущалось там настолько сильно, что смертные, испытывая безотчетный страх и благоговение, не смели заступать за границы ее владений. Психей, рассудив, что пробираться в священное место можно только глубокой ночью, пока же решил осмотреть сам храм. Наконец, тропа вывела его к мощеной дороге, идущей вдоль высокой стены, перемежавшейся глухими хозяйственными постройками. Здесь все находилось в движении: катились тяжело груженные повозки, сновали рабы, носильщики несли в паланкинах господ, служки спешили по поручениям хозяев; были здесь и женщины из простого люда. Ворота, ведущие в дворик перед храмом, были широко открыты и взгляд Психея выхватил несколько круглых мраморных жертвенников. На одном из них курились благовония и несколько девушек, возглавляемые женоподобным жрецом, возносили молитвы Афродите. В отдалении, прямо перед храмом, в небо устремился огромный конусовидный камень черного цвета — напоминание о происхождении богини, символ полного семенем естества Урана. Возле входа сидела пара сильно накрашенных храмовых проституток. Одна из них привычно окликнула чужеземца, обнажая грудь и предлагая себя, но, глянув в глаза Психею, тут же отвернулась. Психей, не заметив для себя ничего интересного, спустился назад к берегу, перекусил остатками лепешки и сыра и устроился ждать. Глубокой ночью он пробрался вглубь сада, который, действительно, никто не охранял. В свете полной луны ему удалось разглядеть деревья с метками в виде камня из дворика храма, за ними начинались густые непроходимые заросли. Странно, но никакого страха или благоговения он не почувствовал, решив, что это все пустые россказни, чтобы держать ротозеев подальше. Психей начал прокладывать себе дорогу, помогая мечом. Плащ, и так уже порядком дырявый, постоянно цеплялся и рвался, ветви так и норовили хлестнуть по лицу и оцарапать его своими колючками, но он упрямо шел вперед. Наконец его упорство было вознаграждено, кусты поредели и расступились, открывая вид на беломраморный дворец, как две капли воды похожий на дом Эрота. Пока делать больше было нечего, и Психей растянулся за кустами и, завернувшись в плащ, задремал, рассудив, что раньше утра богиня все равно не появится. Утром он снова сел караулить и уже через некоторое время увидел прекрасную юную деву, парящую в золотистой дымке над землей. Афродита! Полупрозрачный хитон переливался всеми оттенками лазури и льнул к ее телу, подобно любовнику, больше подчеркивая, чем скрывая восхитительные изгибы ее тела. Под ногами богини, несмотря на наступившую осень, расцветали розы, дикие звери выбегали из чащи и ластились к ней, а птицы распевали на все голоса гимны ее красоте. А она только мягко улыбалась, наслаждаясь силой своей победной сиятельной красоты. За ней, на почтительном расстоянии, следовала стайка девушек-прислужниц. Они тоже были прекрасны, эти девушки, но рядом с Афродитой неумолимо меркли. Когда она подошла ближе, Психей смог лучше ее разглядеть. Она до боли напоминала его возлюбленного: у нее были те же огромные синие глаза с поволокой, прямой нос, капризно вырезанные розовые губы, нежный румянец. На плечи падали локоны того же золотистого цвета, только дуги бровей у нее были подняты выше, да скулы и подбородок мягче очерчены. Ободренный кротостью и светом, лучащимися от богини, окрыленный ее сходством с Эротом, Психей бросился ей в ноги: — О великая Афродита! Милости прошу! Умоляю, выслушай меня! — Он поднял голову и протянул к ней руки в мольбе, чувствуя себя маленьким и ничтожным рядом с сиятельной богиней. Афродита остановилась, неприятно удивленная, что простой смертный осмелился приблизиться к ней. А когда поняла, кто перед ней, лицо ее исказилось и покраснело от гнева. Она накинулась на него, сжимая кулаки в злобе: — Как смеешь являться ко мне ты, негодяй?! Подлый... мелкий пакостник! Гнусная дрянь, негодяй! Так моему бедному мальчику голову своей хитростью и невинным видом вскружил, что он обо всем на свете позабыл: обо мне! О своих обязанностях!.. А о себе что возомнить посмел? Подумать только — пожелал стать спутником самого Эрота! На Олимп захотел! .. И теперь еще и меня о чем-то просить смеешь?! Радуйся, что дала сыну слово, иначе бы несдобровать тебе!.. Ну, зачем пожаловал? Или ты о Эроте беспокоишься? — перебила она открывшего было рот Психея. — Он, бедный, так мучился, так клял тебя на все лады! Афродита прищурилась и стала обходить его по кругу. — А жаль, что он тебя сейчас увидеть не может! Ты так жалок, что на тебя даже злости нет! Нет, вы только посмотрите на это чучело! — обратилась она к сгрудившимся в сторонке нимфам и орам, и те с готовностью рассмеялись. — Как же он некрасив: волосы тусклые, цветом будто ржавчина, лицо черное, как у раба, что в поле работает, сам худой — одни кости торчат, — продолжала издеваться она. — И это пугало огородное возомнило себя равным богам! Ха-ха-ха!.. Ну говори уже, зачем пожаловал! — прикрикнула она, отсмеявшись. — Все, что хочешь, говори и как хочешь оскорбляй, только дай увидеться в последний раз с Эротом! Возьми меня на пару мгновений к себе на Олимп!.. Все, что угодно, для тебя сделаю. — Хм... Говоришь, все, что угодно, сделаешь? — Афродита помолчала, подумала, снова на него посмотрела. Психей почувствовал себя мышью в коготках у кошки. Богиня промолвила, улыбаясь ему во весь рот, словно предлагая что-то забавное: — В таком случае, послужи мне сначала. Рабом. И если выполнишь все поручения, то так и быть, дам тебе свидеться с сыном! Психею очень не понравилась эта улыбка, но он кивнул. — Вот и отлично! Следуй за мной!.. Но, помни, — развернулась она к нему, — ты сам согласился!