Шелест кукурузного моря

Бежать можно по разным причинам. Я вот занимался бегом, потому что это помогало мне выплеснуть накопившийся во внутреннем ящике негатив, помогало обдумать какие-либо события, помогало разобраться и собраться заново и с новыми силами начать очередной день. Кто-то убегал от собаки или хулиганов, кто-то — от бабки-ворчуньи из соседнего подъезда, а кто-то, в конце концов, планировал побег из тюрьмы. Почему бежал Андрей, я не знал. Он постоянно это делал. Наворошит делов, всего меня взбудоражит, а потом вдруг исчезнет. Хорошо, что я отдал ему свой телефон, иначе это чудо так бы и пропадало без вести, периодически внезапно выныривая и снова, с треском разбивая моё стекло зоны комфорта, вваливаясь в мою жизнь. Теперь же Андрей находился на поводке. На длинню-ю-ющем таком, но всё же. Где бы Андрей ни был, я всегда мог написать или когда-нибудь даже набраться смелости и позвонить — в общем, хоть как-то узнать, что тот жив, здоров и более менее невредим. И если раньше меня слегка пугали его вторжения, то сейчас я их ждал как ненормальный. К чёрту мою эту комфортную зону, ведь с Андреем жизнь обрела яркие краски, будто раньше я и вовсе их не видел, только чёрно-белые цвета, а теперь и зелёные, и синие, и жёлтые, в общем, как бы иронично не звучало, дни заискрились радугой, плюс добавились какие-то перламутровые цвета, пастельные оттенки, фоны в крапинку, в горошек, в клеточку, а иногда всё звёздочками сверкало, и ведь начало пошло с его красных кед, а на данный момент пока мы остановились на цвете морских волн кукурузного моря. После нашего поцелуя я припёрся домой и, приняв душ и плюхнувшись на кровать, написал ему «спокойной ночи, солнце». И имя его контакта сменил, да. Боясь окончательно спугнуть, не стал даже вскользь упоминать о том, что между нами произошло, и вопросами о его сверкавших пятках не закидывал. Уставше погружаясь в сон, где-то на периферии сознания я услышал пиликание телефона, но работа, да и сам вечер настолько вымотали меня, что в голове лишь пронеслась мысль: «Всё потом». Во снах мы с Андреем то сливались в одну каплю, то разбрасывались миллионами частиц, а затем снова собирались в нечто целое, едва осязаемое, так и хотелось слепить из нас какого-нибудь крепкого жуткого монстра и пугать всех вокруг, отгонять, рычать на них, плюясь слюной и скалясь словно та псина на эскизе. Мы были как Луна и Земля, как енот и ёж, как Солнце и рейнджер, который предпочитал гореть, приближаясь к нему, чем замерзать на краю вселенной, постепенно отдаляясь в холодный мёртвый космос — такой не дружелюбный, а там, ближе к моему Солнцу… Там… А там чувства, расцветающие внутри бутонами роз: кусты иногда царапали, да, но вот сами цветки — благоухали, что я аж задыхался от их аромата. Наутро голова оказалась тяжёлой, будто я бухал всю ночь и творил разные непотребства, о которых теперь и не вспомнить, но я всё очень даже помнил. Впереди меня ждал последний одиночный рабочий день и в любом случае пришлось встать пораньше, чтобы успеть пробежаться. Разлепив глаза, я быстрее схватил орущий будильником телефон, отключил звук и, прочитав сообщение от Андрея, удивился — приятно, — ведь он ответил мне «сладких снов, рейнджер». Моя улыбка ослепляла, наверное, каждого, кого я встречал по пути на школьный стадион в шесть утра: неспроста же все щурились и кривились, глядя на меня, а кто-то тоже в ответ улыбался, отчего сомнения по поводу того, что я как-то странно выгляжу, отмелись в сторону, и пришлось просто удостовериться, что Россия — для грустных. Тут не любят, когда ты просто радостный весь такой: значит, или ты обкуренный, или дурачок, или обкуренный дурачок, ну или не русский. Нужное подчеркнуть. На этот раз на стадионе помимо меня наворачивала круги ещё парочка человек, и у каждого на лицах отображались положительные эмоции, будто мы все тут находились в какой-то эйфории и передавали настрой друг другу как сообщающиеся сосуды, только вообще не касаясь. Душевный подъем переливался туда-сюда, щекоча под ложечкой, и слегка отдавал слабостью в коленках. Ветер целовал мои щёки и губы, и я, почувствовав до боли желанные фантомные касания, даже споткнулся несколько раз, чуть кубарем не улетев вперёд на скоростях, но удержался. Однако, решив, что воспоминания о вчерашнем вечере сделают из меня калеку, а мне ещё целый день надо постараться не угробить себя в шашлычной, понял, что пора возвращаться обратно от греха подальше, и свернул со стадиона. Пока направлялся в сторону дома, размышлял над непредсказуемостью Андрея, которая всё никак не переставала меня поражать. Вот, вроде, тот такой весь открытый и смелый, но одновременно находился под толстым слоем пыли из неизвестности. Мне хотелось смести её, чтобы прям до гладкой глянцевой поверхности очистить. Хотелось узнать Андрея поближе. Хотелось разгадать его душевные ребусы, в которых, казалось, тот сам же и запутался. Может, Андрей бежал от себя? Пытался, но каждый раз натыкался снова на свою тень. Его второе «я» такое же, как и моё, — тёмное, но если рассматривать нас как Земля и Луна, то я точно первое, лишь с небольшими неизвестными пятнами где-то в недрах океана, а он — второе, потому что у него целая сторона была совершенно не изучена, находилась за полем зрения — моё слепое пятно. Пусть я его не видел, однако оно существовало, манило. Космическому рейнджеру теперь просто жизненно необходимо было покинуть Землю — зону комфорта, — долететь и посмотреть, что же там творится, ведь иначе он не имел права себя так называть. Он — то есть я. По пути на работу я задумался, что же написать Андрею? И в итоге начал с простого. Иннокентий Сам: доброго утра, солнце Иннокентий Сам: ты мне сегодня снился Сашка оказалась неправа, ведь я — ещё как банален. Влюблён и банален… Ужасное сочетание. Дроу Пагудин: Стоило с тобой поцелов аться, как я тебе стал уже в эротич ных снах являться? Дроу Пагудин: Как скоро Вот, блин. Ну как так можно? Вчера внезапно смылся, а сегодня снова мачо! Мне стало жутко неловко, но ещё более неловко стало от того, что сбоку от меня сидел какой-то мужик и поглядывал через моё плечо в нашу с Андреем переписку. Я недовольно зыркнул на него, немного отвернулся к окошку и давай по-тихому строчить ответ. Иннокентий Сам: я быстро привыкаю к переменам Иннокентий Сам: как ты? Дроу Пагудин: Очень хо чу спать И вот это волновало меня чуть ли не больше всего остального. Ну ладно, где-то наравне с остальным. Андрей постоянно не высыпался: то дождь мешает, то поезда, то вообще отсутствие ночлега, а сейчас что? Перенервничал из-за поцелуя? Иннокентий Сам: не спал всю ночь? Иннокентий Сам: неуж то думал обо мне Дроу Пагудин: Если бы это была прич ина, то я бы вообще ни когда не спал Я чуть не пропустил свою остановку от таких слов. Вылетев в закрывающиеся двери, чертыхнулся, поскользнулся, устоял, снова чертыхнулся и попёрся вдоль гаражей. Андрей думал обо мне настолько часто, насколько и я о нём, и внутри от понимания этого вдруг кто-то зашевелился, замурчал, и даже гаражи теперь казались не такими уж и стрёмными, а надписи наверняка делал какой-нибудь будущий известный художник: столько сил вложено, стараний, эмоций, что мне даже самому захотелось взять баллончик и написать что-нибудь эдакое — красивое, например, стих. Если бы я умел сочинять стихи, то наверняка бы уже исчеркал несколько тетрадей, посвящая их Андрею, по которому успел соскучиться до невозможности… Иннокентий Сам: когда встретимся? Я завалился в шашлычку, поднял жалюзи, включил кассу, открыл смену, проверил в холодильнике сроки годности, ответил на пару звонков по рабочему телефону… Наконец, присел, а оказалось, что прошло всего минут пятнадцать. Дроу Пагудин: Ты же будешь завтра на вечеринке у Дарьи? Ура! Воскликнул я про себя, хотя, может, и не про себя. Да какая разница? В шашлычке всё равно кроме меня и тихо поскуливающего чайника никого не было. Даже ни одного клиента за порцией утреннего кофе «три в одном» не стучало судорожно в окошко, ломясь, словно тут бесплатно свежие булочки раздают и можно не успеть. Если так дело дальше пойдёт, то время наверняка будет тянуться бесконечными секундами. Иннокентий Сам: да, буду ждать тебя там Дроу Пагудин: Я приду. Хоро шего дня, рейнджер Дроу Пагудин: А я постар аюсь немного поспать Иннокентий Сам: крепких снов, солнце Наверное, пока мы переписывались, я и вовсе не дышал, потому что после лёгкие вобрали в себя столько воздуха, что казалось, будто сейчас лопнут, разорвутся, и по шашлычке разлетятся их ошмётки, но всё обошлось. Я выпил стакан холодной воды, вытер лоб и стал заваривать себе чай с лимоном. День длился мега долго, Андрей спал мега крепко, моему терпению мог бы позавидовать сам Хатико, но лишний раз написывать я не стал. Завтра так завтра, обойдёмся пока «доброутрами» и «доброночами», а что будет на вечеринке — посмотрим. Мне не терпелось встретиться с Андреем наедине, и как вести себя с ним при друзьях, вообще не понимал. Ладно, Сашка, а Толик со Стасом? А эти все Леси, Вали, остальные ребята и, может быть, хмыри с ножами? Голова раскалывалась от возможных путей отступления в случае чего, но дело в том, что мне не доводилось никогда тусоваться у Дашки на даче, и я не знал, как там что было устроено. Вдруг домик похож на маленький сарай и спрятаться от посторонних глаз просто никак не получится? Или, наоборот, огромный коттедж, тогда слишком много укромных мест, где меня могут застать врасплох те отбитые пацаны. Не хотелось, ой как не хотелось втягивать в эти разборки кого-то ещё, но если они и произойдут, то как минимум Толик со Стасом в первых рядах ринутся в бой… Я мог бы и не пойти, но, во-первых, трусить не входило в мои планы, во-вторых, родители собрались ехать к бабушке на дачу, предоставляя — о, да — мне возможность выбора, и он был очевиден, а в-третьих, самое главное, что на тусовке будет Андрей. В принципе, я мог бы позвать его погулять вдвоём, но… Но слишком давить на него не хотелось. Ещё выкинет телефон специально и поминай как звали. Между редкими посещениями клиентов, я рыскал в интернете инфу про парашюты. Самым доступным вариантом оказалось пойти в ДОСААФ*, где периодически проходил набор для прыжков за городом. По стоимости на двоих я укладывался, даже ещё немного оставалось на просто так, но это «просто так» тоже захотелось потратить на пользу, поэтому мысленно я распрощался и с ним, но не сказал бы, что прощание было для меня печальным. Не думал раньше, что мне так нравится дарить подарки. Я периодически их делал, ну так, по мелочёвке родителям и Сашке на дни рождения да на новый год, со Стасом и Толиком мы обходились поздравлениями на словах, но для Андрея мне казалось, что всего этого — недостаточно. Хотелось сделать нечто особенное, однако изнутри меня всего потрясывало каждый раз, когда я думал о предстоящем событии. Я почитал поподробнее про обучение прыжкам, про сдачу проверочного экзамена, про то, про сё, поглядел фоточки, и понял — оно. Всего каких-то четыре дня походить на уроки, на пятый показать, что ты не совсем тупой и почти не боишься, а на шестой — придётся снова прогуливать бабушкину дачу, потому что, если повезёт с погодой, мы поедем на какой-то там аэродром рядом с посёлком Светлым, чтобы наконец победить кое-чей страх. Начнём с высоты, а потом, когда-нибудь — желательно, уже к моему восемнадцатилетию — я накоплю на татуировку и будем побеждать ещё и страх перед собаками. Вообще, на днях вспомнилось, что та шавка в детстве выглядела не такой уж и огромной, просто Андрей был мелким совсем, вот и испугался её. Когда я бежал за мячиком мимо его подъезда, то увидел, как собака тащит валяющегося на асфальте Андрея за штанину, ну и взял камень, чтобы кинуть в дворнягу и спугнуть. Но та переметнулась в итоге на меня, начала кусать, Андрей ревел, я орал, наши мамы бежали к нам с разных сторон, но с одними и теми же воплями «отпусти, скотина!», а дальше — всё как в тумане. В итоге я очнулся в больнице с перевязанной ногой и с кучкой уколов, наверное, от всякого там столбняка и бешенства, или от чего там ещё обычно ставят. До этого дня мы с Андреем часто зависали вместе, рисуя мелками на асфальте или играя в песочнице, потом он стал выходить реже, а после случая с собакой моя мама строго-настрого запретила мне с ним общаться, только вот я до сих пор не понимал, в чём конкретно была причина: не он же напал, а на него. И вскоре тот вообще пропал. Воспоминания приходили ко мне невесомыми образами, порой прямо во снах, а иногда вот так, пока я чистил килограммы лука и плакал над ведром кожуры. Тот его подъезд до сих пор вызывал какие-то трепетные чувства: и ностальгию, и страх, что вот-вот что-то произойдёт. В гостях я никогда у Андрея не был: наши матери как-то не сдружились — не сошлись характерами, может быть, — но, конечно, у меня сложилось представление о том, в какой квартире тот живёт. И если Андрей снова исчезнет, то останется только один способ отыскать его, но внутренняя чуйка подсказывала, что меня там не ждало ничего хорошего. Я считал свои отношения с родителями сложными, но, по крайней мере, они обо мне беспокоились, если я надолго пропадал, а об Андрее словно некому переживать. Вместе с его матерью умерла и забота, а его отец — огромный знак вопроса. Возможно, Андрей бы и не явился на вечеринку, если бы не имел привычки сбегать, а откуда он чаще всего уносил ноги, так это, скорее всего, из дома. Будто не было у него спокойной жизни в собственных домашних стенах. Может, я и не ошибался на этот счёт: его отец наверняка не самый счастливый человек, ставший вдовцом и взваливший на свои плечи воспитание уже взрослого сына, с которым не жил много лет и который сам себе на уме, но… Но Андрей ведь даже работал. Пазл в моей голове не складывался. Ну как можно настолько ненавидеть его? Он же не виноват, что так у них в семье получилось, он тоже жертва обстоятельств… — Ай-ай, — обжегся о горячий чайник, а ещё спалил к чёрту шашлык. Придётся переделывать и извиняться за ожидание. Пока уминал обугленные куски мяса и запивал их очередным крепким сладким чаем, решил просмотреть ленту новостей твиттера. Ничего особенного не увидел: кто-то снова боролся за права животных, другие — за права геев, лесбиянок и би, третьи — за права трансов, некоторые пытались получить права автомобильные, а одни вообще до сих пор мечтали сдать долг в универе по праву и философствовали на тему «идти в армию или не идти» в случае неудачи. А за что боролся, собственно, я? За какие права? Обычно пускал всё на самотёк, боясь брать на себя ответственность, но сейчас казалось, что что-то постепенно во мне стало меняться. Потихоньку, шаг за шагом, я стал изучать свои собственные неизвестные пятна на Земле, ведь если с ними не желать разбираться, то как можно хотеть изучить целую тёмную сторону Луны? Нужно открываться себе, близким людям, Андрею, да. Бороться за право быть понятым, услышанным. Только тогда у меня будет получаться успешно решать проблемы. И написал в твиттер со своего обычного, известного друзьям, аккаунта: «Не беспокоить! Ведутся работы по самопознанию». На что сразу же прилетело несколько лайков, один ретвит и вопросы по типу «тебя подменили?», «верните Кешу» и «мы его теряем». Довольный самим собой, решил узнать у Сашки насчёт завтра. Иннокентий Сам: привет Иннокентий Сам: че, завтра во сколько и где? Через минут пять она мне ответила. Санчес Ди: Привет, лапа. Завтра в час встречаемся на остановке. Санчес Ди: Оттуда поедем до центра, встретимся с ребятами и на автобусе до конечной. Иннокентий Сам: ок, а чё по деньгам скидываемся? Санчес Ди: На месте разберёмся, но думаю, Дашке наши копейки не сдались. Санчес Ди: А принц с тобой будет? Я вздохнул. Иннокентий Сам: а твой? ахаха Иннокентий Сам: должен быть Иннокентий Сам: надеюсь Санчес Ди: Мой-то будет. Санчес Ди: Зови своего, я вас не сдам. Иннокентий Сам: спасибо, детка))) ты супер Подумал я, подумал и, глянув на время, написал сообщение Андрею. Мой палец повис над кнопкой «отправить» и не решался коснуться поверхности экрана, но всё же сделал это. Иннокентий Сам: приходи завтра на остановку в час Иннокентий Сам: поедем вместе Но сообщения снова остались непрочитанными вплоть до следующего дня… Я не мог найти себе места весь оставшийся вечер, всю ночь и всё утро, с нетерпением ждал весточки от Андрея, но тот совсем не выходил на связь. Даже мой не очень решительный звонок остался без ответа — «абонент не абонент» и всё в таком духе. Родители с утра пораньше засобирались на дачу, ещё пару раз спросив меня, не передумал ли я, на что пришлось лишь скептически посмотреть на них, выглядывая из-под одеяла, что оказалось очень убедительно. Мама поцеловала в щёку, сказала быть умницей и обязательно позвонить ей раз двадцать, а то типа я взял привычку вообще не сообщать о том, где я и с кем нахожусь, а она волнуется. Я с трудом поднялся и поплёся их провожать, и батя, пожав мне руку, пригрозил мне на пороге пальцем, чтобы я даже не думал прикасаться ко всякой дряни и имел свою голову на плечах. Закатив глаза, я закрыл за ними дверь, развернулся и сполз по ней вниз. Достав телефон, ещё раз посмотрел на непрочитанные сообщения и, пару раз стукнувшись макушкой, пошёл собирать вещи. Погода с утра стояла солнечная, что обещало днём довольно знойную жару, поэтому я снова прихватил с собой парочку заледеневших бутылей. Переоделся в шорты и футболку, нацепил солнечные очки, завязал волосы в хвостик и натянул перед зеркалом подобие улыбки, чтобы Сашка ничего не заподозрила. Но скрывать от неё что-то бесполезно, и, когда мы встретились, она сразу же начала меня расспрашивать, что случилось и почему похож на того, по кому пробежалось стадо слонов. Чувствовал я себя примерно так же. Сашка снова выглядела от иголочки: красивый чёрный сарафан, босоножки нацепила и даже ногти на ногах накрасила — красным. И брови даже подвела! Боже, ещё немного, и она станет похожа на Лесю, если в тон лака нанесёт помаду и сделает модную стрижку. — Ты как будто на свиданку собралась, — усмехнулся я прежде, чем отвечать на расспросы. Окинув её взглядом, оттопырил большой палец вверх. — А ты как будто нет, — она посмотрела на меня, словно на протухший помидор. — Не понял, — я возмущённо скрестил руки на груди. — Мне что, смокинг нужно было на себя нацепить? — изогнул бровь. — Ты безнадёжен, — вздохнула Сашка и покачала головой. Подъехал автобус до центра, и мы сели с ней спереди, сразу за водителем. — Куда подевал Андрея-то? — спросила она, и волна жара прошлась по всему моему организму, устремившись куда-то в район ушей — они прям горели. — Так и знал, что ты поняла кто он, — пробубнил я, опомнившись. — Не знаю, куда-то пропал… — Да ты ж с него глаз не сводил всю ту поездку, — сказала Сашка, сосредоточенно копаясь в своей сумке, — а затем вместе с ним же и уехал, а потом внезапно тебе парни начали нравиться. Мы тронулись с места, а я, кажется, умом. — Парень, не парни, — смущённо поправил Сашку, и достал из переднего кармана рюкзака наушники. — А что, остальные вообще никак? — она прервала свои копания и удивлённо посмотрела на меня. — До настоящего момента пока нет, — я повёл плечом, глянул на телефон — сообщений нет — и, заметив всё ещё выжидающий взгляд Сашки, добавил: — Не знаю, не грузи меня, и так уже голова пухнет. — Ну ты же там на весь твиттер крикнул о том, что собрался самопознанием заниматься, — Сашка отложила сумку на колени и уставилась на меня. — Вот именно, и буду делать это сам, — аж язык хотелось показать. — Зануда, — та махнула на меня рукой. — Да приедет твой принц, не переживай, — стала меня успокаивать. — Ой, на, — протянул ей наушник, второй вставил в своё ухо и врубил последние треки, которые заслушал уже до дыр в барабанных перепонках. До центра ехали примерно час и ехали молча, затем ещё ждали наших ребят где-то минут тридцать, и я стал уже потихонечку помирать от жары: вода и тень от тополя не спасали. Сашка прихорашивалась, глядя на себя в маленькое зеркальце — его так упорно и искала в сумке, — когда Стас, Толик и Леся наконец явились. Мы побежали на другую остановку и еле успели сесть на автобус до дачи — следующий подъехал бы только через час. Всю дорогу ребята активно что-то обсуждали, оставив меня в покое. Я чувствовал себя растаявшей на солнцепёке мороженкой и, наверное, выглядел примерно так же, если приплюсовать ещё то самое стадо слонов, то по сути от меня осталось лишь мокрое место — и то не факт. Леся периодически обращалась ко мне, уткнувшемуся лбом в окно, и спрашивала, как я, не надо ли мне чего и вообще, не поехать ли мне домой. Готов был поспорить, она бы меня под ручку до самой квартиры проводила, если бы я вдруг реально собрался обратно, но та в ответ на вопросы получила только «неа, всё ок». Андрей так и не выходил на связь, и все мои мысли сосредоточились только на нём. Я чувствовал себя виноватым. Не знал, правда, в чём именно, но виноватым. Будто что-то упустил из виду, будто о чём-то не доспросил его. Ведь даже Леся, видя, как мне дурно, постоянно интересовалась моим состоянием. А что я? Так толком и не выяснил ничего у Андрея, но ведь было столько возможностей это сделать, а всё чего-то боялся. Нельзя было его отпускать тогда, когда он сбежал. Нужно было догнать. Сказать, что всё будет хорошо и что бы ни произошло, я постараюсь ему помочь. Наверное, людям иногда просто нужна помощь, поддержка. Хотя бы на словах, но лучше — в действиях. И что я сделал? Ничего. Только сам с собой воюю, воображаю будущее, вспоминаю прошлое, продумываю настоящее, но надо уже осознать, что нет в моём мозгу никакого чипа. Андрей ничего туда, естественно, не вживлял и читать мои мысли не умел, а для него наше общение — это лишь несколько встреч, ночлег и поцелуй в поле — всё. Ещё сообщения с довольно размытым смыслом. Оставалась надежда на то, что он и правда явится на вечеринку, иначе придётся собраться с духом и явиться в его квартиру — узнавать, в чём дело. — Вставай, соня, — за плечо потормошила Сашка, и я, глянув в окно, увидел облупившуюся остановку, чуть поросшую кустами. — Приехали! Добирались до дачи недолго: по указателям аллей дошли до девятой, затем вдоль и наконец услышали музыку с голосами. Когда дошли до источника шума, перед нами появился трёхэтажный дом, сад с цветами и с небольшой пристройкой, похожей на баню. Мы прошли за калитку, и нас с распростёртыми объятиями встретила Дашка с возгласом «как хорошо, что вы пришли!», но наверняка она всех так встречала. В стороне от дома кто-то ставил мангал, кто-то мариновал шашлыки, на которые я уже не мог смотреть, кто-то бренчал на скамейке на гитаре, мой взгляд же всё искал Андрея, но не находил. Пройдя в дом, я обошёл все комнаты, со всеми перездоровался, кто там тусовался, но и тут его нигде не было. Единственное, что обрадовало, так это то, что я также не обнаружил ни Вали, ни вообще каких-либо неприятных с виду личностей, что могло немного, но скрасить вечер. Связь ловила ужасно, поэтому у меня с трудом вышло отправить маме сообщение, что всё в порядке, а позвонить вообще не выходило. В итоге, сбросив с себя рюкзак куда-то в угол прихожей в общую кучу чужих вещей, я поднялся на верхний этаж и вышел на балкон, откуда смог дозвониться до Андрея, точнее, до его гудков. В расстроенных чувствах чуть не швырнул телефон, но в итоге просто положил его в карман, вздохнул и облокотился на перила. Где-то пела кукушка, свиристели ласточки, жужжали насекомые, внизу играла музыка и доносилась чужая болтовня, а внутри меня поселилась тревожная тишина. Я посмотрел на ребят на улице — весёлые, как и обычно. Шутили, открывали пиво, разговаривали о чём-то, а мне ни пить, ни есть, ни говорить с кем-либо не хотелось. Точнее, с Андреем — да, но… Кто-то сменил музыку на более приличную, девчонки начали пританцовывать, а некоторые парни отошли в сторонку — полюбоваться ими и покурить. Я спустился на первый этаж и плюхнулся на диван посередине гостиной. Ко мне присоединилась Леся. — Кешик, — тронула меня за ногу, и я отодвинулся, — может, поиграем? — Во что? — недоверчиво глянул в подведённые глаза. На этот раз её волосы слегка были покрашены в розовый, и ей очень шла эта нежность. — Тут есть настолки, — та кивнула на низкую тумбочку перед самым носом, поверх которой лежало несколько цветастых коробочек с замысловатыми названиями. — Давай, — я пожал плечами. Никогда в них не играл, поэтому наверняка буду тупить, но хуже уже не могло быть, так хоть, может, немного отвлечься получится. — О, ребят, я с вами, — сказал зашедший Стас. — Но сначала, — привёл за собой Сашку, держа её за руку, — нам есть что сказать. Он весь покраснел, застеснялся, замялся на месте, а Сашка выдала: — Короче, — пригладила прядь волос, — мы встречаемся, нравится вам это или нет. С разных сторон послышались одобряющие возгласы, кто-то похлопал в ладоши, а Толик, обойдя их, даже присвистнул. Я же слегка улыбнулся ребятам и даже немного порадовался за них. Наверное, порадовался бы сильнее, если бы не мысли об Андрее. В итоге Сашка со Стасом присоединились к нам вместе с ещё человеками так пятью-шестью, взявшимися, казалось, из ниоткуда. Дашка сделала музыку потише и разнесла желающим бутылочки пива. Я отказался, и она просто поставила одну передо мной на тумбочку — типа на всякий случай. Во что только мы не играли, но из-за того, что я не мог толком сконцентрироваться, наша команда вечно проигрывала, и меня уже никто не хотел брать к себе. Только Леся, конечно же. Толик, присев рядом на подлокотник дивана, всё с кем-то трещал над ухом о компьютерах, ещё сильнее сбивая меня с понимания правил. Когда дело дошло до игры, где нужно было показывать какие-то слова жестами, я понял, что пора сваливать, как тут же с улицы услышал знакомую мелодию на гитаре. Воздух потяжелел, даже дышать стало труднее, и захотелось как можно быстрее выбежать наружу. Так же быстро, как и забилось сердце, но я, медленно поднявшись, неспешно стал прокрадываться к выходу, прислушиваясь. Доносилась та самая мелодия с фестиваля, и я про себя молился увидеть вот сейчас, за этой дверью, на скамейке во дворе, своё Солнце. Мне оно было просто необходимо, ведь я замерзал в космосе и ничто не помогало согреться. Остальные планеты, кометы, метеориты только лишь пролетали мимо или случайно со мной сталкивались и двигались далее, оставляя еле заметный холодный след. Я вышел на крыльцо и в наступающих сумерках заметил знакомые очертания: Андрей тихо перебирал пальцами струны, а мне хотелось подойти, толкнуть его и крикнуть «какого чёрта?» и «где ты был?» и одновременно просто обнять — крепко-крепко. Но я не мог сделать ни того, ни другого. Что вообще допустимо, когда скрываешь своё отношение к человеку от других? Наверное, только смотреть и разговаривать, чем я и решил заняться, правда в горле сильно пересохло, так что хотя бы первое. Рядом с Андреем толпилось несколько ребят, упрашивая сыграть ту или иную песню, и он, отнекиваясь, сказал, что тренировал специально новую песню на сегодня, а когда я оказался неподалёку, то музыка стихла, как и он сам. Глаза уставились на меня, губы улыбнулись, а мои не могли. Я облизнул их, вздохнул и, присоединившись к небольшой толпе, просто встал напротив Андрея, засунув руки в карманы шорт. Он потарабанил пальцами по барабану гитары, ещё раз глянул на меня исподлобья, а я, внутренне дав себе пощёчину, подмигнул ему в ответ. Андрей усмехнулся и слегка покачал головой. Закатав поудобнее длинные рукава футболки, он прокашлялся и снова продолжил играть. Что-то новое, воздушное и лёгкое, будто взятое откуда-то из души. Андрей, закрыв глаза, начал петь, сначала с хрипотцой, затем плавно и эмоционально: — Вдруг стало так холодно, стало так тихо, И чувствую я себя чёртовым психом. Слышишь, как я кричу? Слышишь, как я зову? Надеюсь, увидимся во сне или наяву. Звезда загорелась и снова погасла. Попытки согреться оказались напрасны. Слышишь, как я кричу? Слышишь, как я зову? Надеюсь, увидимся во сне или наяву. Давай сбежим, туда где не придётся лгать, Давай сбежим, туда где сможем мы летать, Давай скорей, я так устал один бежать, Возьми меня за руку и давай со мной мечтать. Вдруг стало так холодно, стало так тихо. И чувствую я себя чёртовым психом. Слышишь, как я кричу? Слышишь, как я зову? Надеюсь, увидимся во сне или наяву. Надеюсь, увидимся во сне или наяву. Надеюсь, увидимся во сне или наяву… Меня чуть-чуть лихорадило, и даже ветер немного поднялся, шурша деревьями, будто чувствовал то же самое, что и я. С каждой новой строчкой становилось понятнее, для кого именно звучали слова песни, а когда Андрей закончил петь и все зааплодировали, прося повторить, тот мельком глянул на меня и ответил ребятам, что он устал и что передаёт гитару следующему желающему. Таких оказалось немало, они начали спорить, кому же достанется инструмент, а Андрей, пробравшись сквозь небольшую толпу, подошёл ко мне. — Привет, — сказал и опять улыбнулся. — Прости, я снова потерял телефон, — расставил руки в стороны и вздохнул. — Ты невероятный растяпа, — ответил я. — Хорошо, что ты пришёл, — сказал чуть тише. — Я не мог не прийти, — он закусил губу, и вдруг громко заиграла музыка из дома. Ребята на улице завопили, чтобы сделали тише, но их никто уже не слышал. — Кешик! — крикнула с крыльца Леся, и я обернулся. — Нам тебя не хватает. — Я занят. — Бро, — наружу вывалился Толик, — нам нужен ещё один человек, срочно! — Пойдём, — Андрей кивнул в сторону дома, — я посижу рядом. — Ладно, — вздохнул я. — Ладно, иду, минуту! — крикнул этим двоим и, вновь повернувшись к Андрею, прошептал: — Только не убегай без меня. Тот усмехнулся, но согласился, а меня не покидало напряжение. Оно сковывало всё тело, пока мы шли в дом и по гостиной, пока я садился на диван, а Андрей — рядом, пока мне пытались объяснить идиотские правила очередной игры, пока Леся упрашивала меня пойти в их команду, пока все громко базарили, пока Андрей подшучивал над ребятами по ходу игры, пока остальные потихоньку напивались и затем разбредались кто куда… Я всё сидел и сидел, не зная, что вообще делать-то теперь. Казалось, что я стал радиоприёмником и ловил только одну волну под названием «Андрей». Все его движения, слова, касания — случайные и не очень, — взгляды, смех — всё моё внимание было приковано только к нему. Я боялся, что он внезапно снова улизнёт куда-нибудь, боялся, что другие увидят моё состояние, прочитают меня словно книжку и тут же поймут всё — абсолютно всё, но никто ничего не говорил и даже не намекал, только любопытный и немножечко злорадный взгляд Сашки выдавал её знания с потрохами. Андрей же умело делал вид, что мы с ним почти не знакомы, а так — виделись пару раз, не более. Он непринуждённо вёл беседы с Толиком и Стасом, согласился с ними выпить по бутылочке пива, в общем, знакомился поближе, а я будто находился где-то в стороне. Мне хотелось встать, взять Андрея за руку и сказать всем, что я с ним встречаюсь, хотят они этого или нет. Однако мы не могли сделать так же, как и Сашка со Стасом. Во-первых, для остальных такие отношения — странные, во-вторых, мы ещё и не встречались. Я тоже схватил стоящую передо мной бутылочку пива, открыл и, отпив пару глотков, поморщился. Когда пьёшь редко, то уже и не понимаешь особо, а надо ли? Курить я не курил — ни сигареты, ни кальян, ни травку, — пить почти не пил, но желания, которые расцветали внутри меня, не давали продолжать сидеть спокойно на месте. Нужно было расслабиться. Конечно, я понимал, почему Андрей себя так вёл на людях — для меня же, скорее всего, и старался, дабы отвести любые подозрения, но… Но чёрт подери, как же это бесило! Настолько бесило, что пришлось согласиться станцевать с Лесей медляк, чтобы пронаблюдать со стороны, как Андрей реагирует на движения моих рук по её спине и талии, на мои касания чужого виска щекой, на мои прикрытые будто от удовольствия глаза — хотя на самом деле меня разрывало на части. Но мне хотелось, чтобы и внимание Андрея тоже было приковано только ко мне и ни к кому больше. Может, сыграл роль ещё и алкоголь, от которого мне обычно сносило голову, но выпил я немного, поэтому голову снесло совсем малость. У меня получалось себя контролировать, осознавать, что танцую с Лесей и что нельзя переступать с ней через черту «до» и «после», ведь это не хорошо и меня потом убьёт Толик. Я всё это понимал… но вот и они — огонь в прищуренных глазах Андрея, отсутствие улыбки, вторая бутылка пива в его руках — попался! Как только подумал об этом, на очередном медленном повороте в танце заметил, что тот пропал. — Прости, мне нужно отойти, — бросил Лесе и пошёл искать горе-беглеца. Сначала я выбрался на улицу, но там его не оказалось, затем вернулся в дом и поднялся на второй этаж, на третий, вышел на балкон — от Андрея и след простыл. Я чертыхнулся и снова побежал вниз, как открылась дверь туалета — да, он не как у обычных смертных на даче во дворе, а прямо в доме, — и меня затащили внутрь знакомые руки. Дверь закрылась, а я оказался вместе с Андреем в помещении где-то два метра на два рядом с раковиной, толчком и, блин, биде. — Развлекаешься? — улыбнулся я, касаясь стенки спиной и макушкой, пытаясь отдышаться. — Ага, одному скучно, — Андрей сквозь ухмылку прикусил губу. — Натанцевался? — повёл бровью. — Наболтался? — я оторвался от стенки, немного наклонившись к нему. — Напился? — спросил тише, глядя то в один глаз то в другой, затем на родинку, на губы и уже в них выдохнул: — Я соскучился… Он перехватил моё дыхание, подавшись вперёд, уверенно вторгаясь в мой рот языком. Я закрыл глаза и покорно поддался, желая, чтобы время остановилось, и оно послушалось, замедлилось, охватывая нас со всех сторон своими объятиями. Ноги подкосились, и пришлось ухватиться за плечи Андрея руками — крепко, — снова и снова в ответ лаская его язык своим. Гладил, прикусывал губы, пытался не задохнуться от нежности, которую испытывал к Солнцу, которое согревало меня изнутри, возбуждало и не давало покоя ни одной чёртовой секунды. Бесконечность — она во сне, значит ли, что сейчас мы спали? Если это так, то я не хотел просыпаться. Хотел продолжать изучать подушечками пальцев скулы, шею, ключицы, кисти рук, шершавые ладони… Прижиматься всем телом к Андрею, чувствовать его, его желание, его тихое постанывание… Дверь начала открываться, послышалось громкое звучание музыки и чей-то голос: — Ща, только отолью… Я оторвался от Андрея и, резко дёрнув дверь на себя, закрыл её на щеколду. — Занято! — крикнул, а самому смешно. Повернулся к Андрею — тот тоже ржал, прикрывая рот рукой. — Тут человеку плохо! — сообщил я, глядя на него. — Его… эм. Его тошнит! — Буэ-э-э, — Андрей подыграл и нажал на смыв. — А чё вас там двое-то? — А я волосы ему держу, — ничего другого придумать не вышло. — Да бля, придётся прям в саду ссать… — донёсся расстроенный удаляющийся голос, и я, отлепившись от двери, посмотрел на Андрея. Тот уже сидел на закрытом унитазе, глядел на меня исподлобья и начал шёпотом напевать: — Давай сбежим, туда где не придётся лгать… — Я приземлился перед ним на корточки и стал поглаживать его коленки. — Давай сбежим, туда где сможем мы летать, давай скорей, я так устал один бежать… — Тот наклонился ко мне, мягко поцеловал и тихо продолжил: — Возьми меня за руку и давай со мной мечтать… — Теперь, — сказал я, дотягиваясь пальцами до его пальцев и сплетая их, — если бежать, то вместе. Наши лбы соприкоснулись, я закрыл глаза, наконец почувствовав спокойствие, ведь тот, кто мне был нужен, кто постоянно заставлял переживать и накручивать себя, теперь находился рядом — и неважно, что мы с ним такие разные, неважно, что сидели в каком-то сраном туалете. Всё это совершенно неважно. Внезапно музыка за дверью совсем стихла, послышались какие-то громкие голоса, среди которых я распознал голос этого высокого хмыря Вали, а потом и прозвучал его вопрос, отсюда еле слышный, однако догадаться, про кого он, не составило труда: — Где тот, у кого руки лишний раз чешутся? Я глянул на Андрея, он — на меня, и мы оба засуетились, прильнули к двери, и до нас донесся голос Дашки: — Валь, давай ты дружков своих уведёшь, а? Они только народ пугают. — Скажи, где Кеша, и мы свалим отсюда, — произнёс Валя. — Так, ладно, я выйду, — вздохнул я, понимая, что просто так они не уйдут, и потянулся к щеколде, но Андрей перехватил мою руку. — Ага, я взял и отпустил тебя, — повернул меня и толкнул спиной в стену. — Нужно бежать, — ткнул мне в нос пальцем, и я клацнул зубами. — Я не трус, — сощурился. — Зачем бежать? — Кеш, иногда бежать — разумный выход, — тот недовольно сложил руки на груди. — Ключевое слово «иногда», — я пожал плечами. — Так, стоп, — он выставил передо мной ладонь. — Другим они ничего не сделают, — кивнул в сторону двери, — а если ты выберешься, то начнётся сам знаешь что: твои друзья тебя в обиду не дадут, — стал загибать по очереди пальцы, — и я тоже, а ещё там девчонки, — сжал кулак, — а парней я этих знаю. — Ох… И что делать? — я потёр руками лицо. — Не по канализационной же трубе выбираться отсюда, как в фильме «Побег из Шоушенка». — Сколько времени? — спросил Андрей. Пришлось достать телефон: — Без десяти десять. — Тогда открываем дверь, затем наверх, через балкон — и на улицу. Успеем на автобус… — он снова прислушался. — Постой, ты что, со мной? — до меня дошло. — Бежать, так вместе, — Андрей улыбнулся. — Сам сказал. Мои слова оказались дурацким пророчеством, которое решило слишком скоро сбыться. — Чёрт… — Мне было не отвертеться от него. — А с балкона что, прыгать? — На месте разберёмся, — тот махнул рукой, будто делал это каждый день — Ты ж высоты боишься! — изумился я. — Тише, — Андрей прижал палец ко рту. — Ещё больше я боюсь, что с тобой что-то произойдёт. — Послышались поднимающиеся шаги. — Бежим! — шикнул он, затем открыл щеколду, толкнул дверь и выпихнул меня наружу. Мы понеслись по лестнице на третий этаж, за нами послышался ускоряющийся топот и крики «это сто пудов он!», я споткнулся, Андрей помог мне подняться, затем мы ворвались в комнату, снесли мешающуюся по пути то ли вазу, то ли горшок какой-то, выбежали на балкон. Быстро осмотрелись, я перелез через перила, подал руку Андрею, тот, перекрестившись, ухватился за неё, и мы медленно полезли вниз, на навес над крыльцом. Пока скатывались по нему к самому краю, сверху показались эти пацаны. Уже было темно, разглядеть их не получалось. — Их ещё и двое. Надо брать с улицы! — крикнул один. — Пошлите вниз, — появился Валя, а у меня в голове мой граммар наци успел уже исправить на правильное «пойдёмте». — Ща, подождите… — сказал второй неизвестный и пульнул ножом, который попал аккурат в то место, где недавно находилась моя нога. Я даже в темноте увидел, как лезвие блеснуло и воткнулось в черепицу! — Ты, придурок, — завопил Валя, — Дашка убьёт тебя. Пошлите вниз, я сказал! — И они удалились. — Ты как? — спросил Андрей. — Жив, здоров и полон сил, — протараторил я. — Прыгаем! — Что? — успел спросить Андрей перед тем, как я прыгнул на землю и кувыркнулся несколько раз, отбив перед этим ногу. Через пару секунд рядом со мной приземлился и он, снова помог мне встать и, схватившись за руки, мы помчались мимо зевак в сторону остановки. Дыхалка работала на отлично, в отличие от ноги, но, наверное, подскочивший адреналин не давал мне в полной мере почувствовать боль, поэтому бежать выходило довольно быстро, а Андрей настолько привык убегать, что делал это просто профессионально, не уступая мне, а даже наоборот — ведя меня вперёд, ведь я уже ни хрена не видел в темноте. Вдалеке виднелись светящиеся окошки, видимо, стоящего на остановке автобуса, а вслед нам заорали голоса типа «у-у-у, суки!» и всё в каком духе, но вот мы успели запрыгнуть в транспорт, сообщить водиле, что нас преследуют хулиганы, и тот, закрыв дверь прямо перед их носами, погнал на автобусе так, что наверняка оставил тех пылиться и заходиться в кашле от поднявшегося песка. Мы расплатились мелочью, которую нарыли в карманах — рюкзаки-то на даче оставили, — и водила нам даже простил пару десятков рублей, типа «хорошо, что вы, ребята, живы» и «вообще, я всегда мечтал вот так сделать, а вы скрасили мой скучный день»… Ну что-то в этом роде, короче — теперь же он был счастлив и доволен. Плюхнувшись на задние сиденья, мы судорожно попытались восстановить дыхание. Помимо нас среди пассажиров ещё сидела бабка с ведром, наполненном яблоками, и больше никого. — Вот это марафон, — протяжно выдохнув, я оглянулся назад, в окно: еле виднелись отдаляющиеся мелкие огоньки от сигарет. — Мне кажется, так быстро я ещё не убегал никогда, — прыснул Андрей. — Надеюсь, больше не придётся, — посмотрел на него серьёзно. — Только если с тобой, — он улыбнулся и вытер лоб рукавом. — Слушай, они могут быть на машине, так что, боюсь, нам нужно вот прям щас выйти и попробовать поймать попутку. — Думаешь, они погонятся за нами? — Они могут, — Андрей прикусил губу. — Тогда выходим, — вздохнул я и сразу добавил: — А как мы поймём, что попутка — не они? — Тут недалеко, по тропинке через лес, параллельная дорога. Там поймаем. — Ага, окей, — кивнул сам себе я. — Через лес так через лес, да. Звучит как начало какого-то ужастика. — Тогда выберем роли маньяков, — Андрей подмигнул мне и, поднявшись, направился к выходу, я — за ним. Поблагодарив водителя, мы вышли наружу. Вокруг царила тишина, и только сердце всё ещё билось в конвульсиях, стуча в висок. Как только автобус поехал дальше, Андрей схватился за мой локоть, потянул на себя и нежно поцеловал, отчего показалось, что теперь идти будет намного сложнее, ведь время снова замедлилось, а внутри меня будто судорожно начало разгораться пламя, обдавая волной. Прижавшись к Андрею, я обнял его, погладил по спине, пересчитывая позвонки сквозь влажную от пота футболку, и зарылся пальцами в лохматых волосах. Лениво отпрянув, я сделал пару глубоких вздохов и, облизнув губы, тихо произнёс: — Кстати, с днём рождения, солнце.