Шелест кукурузного моря

Всегда было интересно, как видят меня другие люди. Тихий я там или, наоборот, для кого-то слишком буйный, а может, незаметный малый, что и не запоминался вообще. И как сильно менялось мнение обо мне в зависимости от моих поступков? Стоило сделать шаг влево, шаг вправо — и всё, расстрел без права на обжалование приговора. Сколько добрых вещей ни совершай, в памяти откладывается чаще всего негатив, пусть даже и кратковременный, из-за чего всё нажитое непосильным трудом положительное мнение может рухнуть в одну секунду. Я не знал, что нужно сделать Андрею такого, чтобы он воспринимался мною как-то дурно. Он светился для меня самым ярким светом, и я летел к нему, будто мотылёк, потому что рядом с ним во мне всё видоизменялось, проявлялись лучшие качества, появлялась сила, желания и те чувства, которые окрыляли меня — того самого мотылька, который на самом деле без крыльев. Даже если бы Андрей погас, то я всё равно нашёл бы его в темноте — он ведь ещё и тепло излучал, да. А каким являлся для него я? Мне вот до жути было страшно его чем-то задеть, сказать лишнее, но тот пока ни разу на меня не обижался, по крайней мере, открыто. А ещё я боялся сделать что-то не так или лишний раз коснуться его, слишком нежно посмотреть на него — именно на людях, наедине мы с Андреем не особо церемонились, но всё равно мой дьяволёнок, сидящий на плече, периодически бормотал на ухо: «Сейчас кто-то увидит, кто-то зайдёт…» Казалось бы, и что тут такого? Но я же отчётливо понимал, что наши отношения с Андреем не примет, наверное, большинство моих знакомых, а незнакомых и подавно. Чудо, что Сашка меня поддержала, если бы не она, то мне бы ещё долго крутиться как белка в колесе в собственных мыслях и переживаниях по поводу того, а правильно ли вот это вот всё. Теперь-то точно было понятно, что правильно. Всё, что мы с Андреем чувствовали, — оно существовало, оно билось лишним ударом в сердце, оно гоняло усиленно кровь по венам, и порой казалось, что ещё немного, и можно задохнуться от счастья, которым хотелось делиться с близкими, хотелось петь и кричать о том, как мне с Андреем хорошо, как прекрасно. Однако приходилось с самого начала нашего общения одёргивать себя, делать вид, что мы просто не особо заинтересованные друг в друге приятели, и Андрей тоже это понимал. Он понимал даже лучше меня, потому вмиг мог перевоплотиться из ласкового Солнца в недоступную далёкую холодную звезду… Ещё недавно мы целовались, а сейчас шли чуть ли не в метре друг от друга, и этот метр — словно не каких-то там сто сантиметров, а целых сто чёртовых световых лет. А направлялись мы навстречу моим друзьям. Как только телефон немного зарядился, я позвонил Сашке прямо из студии. Она сообщила, что с рюкзаком всё окей, спросила как мы и всё такое, в итоге договорились увидеться у нас на районе, на перекрёстке. Конечно же, Сашка притащила с собой всех: и Стаса, и Толика, и Лесю… Они уже виднелись вдалеке, и Сашка, подпрыгивая, вовсю махала нам рукой. Весёлая такая, радостная. Под руку держала Стаса, который, видимо, никак не мог свыкнуться с тем, что они теперь могут свободно показывать при всех своё отношение друг к другу, поэтому лишь глядел на неё и глупо улыбался. Счастливые. Я был рад за них, но всё тот же самый дьяволёнок бормотал мне какие-то неприличные слова. Меня он окончательно достал, поэтому пришлось сбросить его с плеча прямо в рядом стоящую урну. Толик с Лесей шли чуть менее счастливые, да, но, когда мы приблизились, даже на их лицах натянулись улыбки. — Кешик! — воскликнула Леся и, подбежав ко мне, как обычно, обняла. — Я так рада, что с тобой всё в порядке. — Затем отпрянула и, заправив за ухо светлую прядь, глянула на Андрея: — То есть с вами, конечно же. Я отлепил Лесю от себя и заметил, что Андрей внимательно следит за моими руками, за тем, как они дотрагиваются до её практически оголённых плеч, на которых висели лишь тонкие бретельки топика и бюстгальтера. — Да-да, — поспешил я и отпустил её, — с нами всё нормас. Как вы? — пожал руки Стасу и Толику. Андрей повторил за мной, а те как-то подозрительно посмотрели на него, что даже Сашка в итоге их обоих за бока ущипнула. — Вы что, языки проглотили? — спросила она в ту же секунду и легонько приобняла: и меня, и Андрея. — Ох, ребят, мы так за вас переживали. — Бро, хорошо, что вы свалили, — очнулся Толик, и, зачесав пальцами падающие на лицо волосы назад, вручил мой рюкзак. — Это было… — Эпично! — с восхищением в голосе продолжил Стас, а я накинул рюкзак на плечо и мимолётно улыбнулся Андрею. Тот мне. — Правда! Мне попкорна только не хватило, а то как будто в кино на боевик сходил с вами в главной роли. — Почему вы вообще вместе сбежали? Как вам только пришло в голову через балкон улизнуть? — негодовал Толик, а мы переглянулись с Сашкой, затем с Андреем, потом Андрей с Сашкой, и он, видимо, понял, что Сашка всё знает, поэтому снова посмотрел на меня — вопросительно. Какой же он догадливый. А я совершенно забыл ему рассказать, что она в курсе, и стоял в итоге как вкопанный, не зная, куда себя деть и что ответить Толику. Казалось, что передо мной пропасть и нужно прыгать, а парашют ещё даже не уложили. И вот впереди меня ждало свободное падение — несколько секунд точно, — а дальше смерть, если повезёт. А если нет, то мог остаться калекой. — Понимаете, ребят, — начал Андрей, — я выпил лишнего, мне стало плохо, а Кеша, — по-дружески положил руку на мою лопатку и тихонько погладил, незаметно для других, — добрая душа, помогал мне, ну… эм… — Что? Неужели волосы держал? — посмеялся Стас, а Сашка закатила глаза. Да, он тоже, как и я, был не оригинальным. — У тебя они коротковаты, — посмотрев внимательно на Андрея, сощурилась Леся, и её ярко-красные губы неприятно скривились, что вмиг меня отрезвило, и в голову стали приходить мысли, как выкрутиться. — Нет, — Андрей продолжил, — он меня вывел на свежий воздух, там, на балконе, а когда те… — Когда те придурки заорали, — подхватил я, — типа «где тот, у кого там руки чешутся», или что, то я сказал, что ищут меня, и Андрей предложил сигануть, но мне было страхово прыгать, и он меня подтолкнул, сам же грохнувшись в итоге. Внизу уже я сообщил, что ни хрена не вижу в темноте, и Андрей меня потащил до остановки. Вот, — Андрей снова легонько меня погладил и убрал руку. — Да, именно так всё и было. Пока мы с ним не научились прыжкам с парашютами, я решил, что рановато просто так сломя голову шагать в обрыв, ещё пока хотелось пожить, поэтому самое время скооперироваться и действовать почти сообща. Хотя бы ментально. Вдруг всё же между нами и правда была какая-то связь? Ну, не чип, конечно, с ним-то всё понятно, а просто — улавливали мысли друг друга. И даже Сашка. — Вы такие молодцы, — сказала она. — Что ж теперь только с теми идиотами делать? Они так просто от тебя, Кеш, не отстанут. — Надо будет всем вместе встретиться, — задумался Толик. — Нет, — пресёк я. — Мне надо поговорить с Валей. Лицом к лицу. Наедине решить всё. — Что? — удивились все. — Я тебя не пущу, — пихнул локтем Андрей, затем, облизнув губы и посмотрев на ребят, добавил: — Мы не пустим, да? — Да, бро. А вдруг он придёт не один? — А что вы предлагаете? — я пожал плечами. — Не хочу, чтобы… — Постой, — встряла Леся, — это вообще из-за меня произошло. А ты заступился, хотя там были и Толик, и Стас. — Поэтому давай ты договоришься о встрече, — предложил последний, — а мы с Толиком будем неподалёку? — Я с вами, — кивнул Андрей. — Капец, — только и вырвалось у меня. — Окей, — вздохнул, представляя, какое же это будет представление. — Но не высовывайте нос лишний раз, — пригрозил всем пальцем. — А вы дома сидите вообще, — сказал девчонкам, на что они подошли друг к дружке, скрестили руки на грудях своих и выдали: — Нет уж, мы, если что, полицию будем вызывать, — заявила Сашка. — Или «скорую», — тихо добавила Леся, и все дружно давай их поддерживать и им поддакивать, у меня аж голова закружилась. — Ладно… Ладно! Тогда я вам напишу в «золушкином» чатике, чё каво, а пока забудьте. Всё, ребят, — протянул руку пацанам, — домой пора, вымотался жуть как, — и те пожали мою ладонь, затем с ними попрощался рукопожатиями и Андрей. — А ты что, с ним? — удивлённо спросила Леся у него, обнимая меня на прощанье. — Да, мы живём в одном доме, — тот довольно улыбнулся, или мне только показалось, что довольно, но стало даже чуточку приятно. — Какое совпадение, — тихо сказала на ухо Сашка, прощаясь. — Счастливо! — чмокнула в щёку. После она потормошила по голове немного очумевшего в итоге Андрея, отвернулась и, схватив под руку Толика и Стаса, пошла от нас прочь, а Леся — за ними. Мы с Андреем синхронно развернулись и медленно двинулись в сторону дома. Без понятия, что сейчас творилось у него в голове, но в моей водоворотом кружились все последние произошедшие события: лица и голоса смешались, эмоции — тоже. — Прости, эм, — я почесал затылок, — забыл сказать, что Сашка в курсе… На что Андрей наигранно сделал серьёзное лицо и слегка толкнул меня. Я чуть не улетел в кусты под весом рюкзака, в котором всё ещё бултыхалась вода в бутылках. В ответ тоже толкнул Андрея, но он, как вросшее в землю миндальное дерево, лишь немного покачнулся. Мы посмотрели друг на друга с прищуром — с вызовом! — и оба усмехнулись. И тут, кивнув вперёд, Андрей подмигнул мне и как понёсся со всех ног. Решил проверить, догоню ли? Не на того напал! Поправив рюкзак и надев лямки на оба плеча, я помчался за ним: по тротуару к частному сектору, затем мы наравне бежали до самого кукурузного поля, петляя между детьми, играющими в мячик, между болтающих старушек и серьёзных мужиков, решающих свои «очень важные рабочие вопросы» по телефону. Мы огибали всех попадающихся нам на пути прохожих, маневрировали, как два самолёта в небе. Когда стали пробегать мимо поля, то я притормозил у сломанного забора. — Постой! — крикнул и дёрнул Андрея за рукав, разворачивая его к себе. Тот споткнулся и врезался в меня, но мы с трудом устояли. — Пойдём, — сквозь отдышку шепнул ему и потянул к забору. Когда пролезли на территорию, нас встретило вечернее заходящее солнце своими тёплыми оранжевыми лучами — но мне этого было мало. Хотелось большего — больше солнца, — поэтому я повернулся к запыхавшемуся Андрею и, прижав его к забору, без промедления поцеловал. Мечтал сделать это ещё с момента, как вышли из студии, и пока ехали в набитом людьми автобусе, пока шли на встречу с друзьями — всё это время. Теперь можно было не бояться касаться его, сжимать лохматые волосы, кусать губы, ласкать, обнимать, ощущая его желание, чувствуя руками каждую мышцу и косточку, пересчитывать позвонки и рёбра, заставляя его смеяться. Хотелось, чтобы он как можно чаще смеялся, да. Не только из-за того, что ему щекотно. — Я сейчас задохнусь, — прохрипел мне в рот Андрей. — Да, — сказал я, на секунду оторвавшись от него, — я тоже. — Да нет, — выдохнул Андрей, слегка отталкивая меня, — из-за бега. — Балда, — я покачал головой и крепче обнял его, ещё сильнее зарываясь пальцами в волосы и целуя мочку его уха. — Просто я соскучился. Опять. — Мы же не расставались всё это время. — Знаю, но… — Но? — Но ты был так далеко, — я поластился о его висок щекой, ощущая грудью, как Андрей тяжело дышит. — Понимаю, — шепнул он и тоже в ответ крепко меня обнял. — Знаешь, — я отпрянул от него и посмотрел в слегка расфокусированные прикрытые глаза, — у меня, вообще-то, для тебя есть подарок. — Что? Подарок? — Ага, — я закусил губу, — даже два. Один получишь сейчас, второй — чуть позже, — и, отпустив Андрея, начал шариться по своим карманам, чтобы достать новый: — Телефон! — показал ему что-то среднее между кирпичом и будильником. — Но… откуда? — Андрей подозрительно глянул на меня. — Купил. Точнее, Пашу попросил купить, пока ты мылся-намывался полчаса в туалете там, — вспомнил, как Андрей вышел с чистой головой, как оказалось, помытой жидким мылом для рук и высушенной под сушилкой. Тоже для рук. — Там лучше, чем дома, — скривился Андрей. — Думаю, везде лучше, чем у тебя дома, — согласился я. — Поэтому, чтобы второй подарок удался и ты его не пропустил и не проспал, вот, держи, — сунул телефон ему в руки и немного замялся: — Он совсем дешманский, кнопочный… Пораскинув мозгами, я понял там ещё, на студии, что мне не хватит оставшихся свободных денег на нормальный телефон, тем не менее, главное было — чтобы Андрей мог оставаться на связи, поэтому и отправил Пашу купить — пока что в долг — в соседнем салоне связи телефон и очередную симкарту. Ведь во мне ещё теплилась надежда на то, что друзья вернут мне в целости и сохранности мой рюкзак, где про запас валялись некие копейки. Хорошо, что остальное дома оставил, но, потратив их, не вышло бы со вторым подарком. — Ты сдурел, — прошептал Андрей, разглядывая «кирпичик». — Ну, совсем чуть-чуть, разве что, — я повёл плечом. — Спасибо большое, — сказал Андрей. — Но как я могу это принять? Ты столько работал, чтобы потом у меня батя отжал его и продал? Нет, это… — Брось, это пустяк, — заверил его. — Он совсем недорогой, батя твой с него даже ничего не поимеет, а если снова отберёт, купим новый. — Это ужасно, — вздохнул Андрей. — Так, перестань. Просто возьми, ладно? — Тот лениво кивнул. — В конце концов, потом отработаешь. Обнимашки и поцелуи, забыл? — промурлыкал, подходя к нему ближе. — Нет, — усмехнулся Андрей, кладя телефон в карман. — А что за второй подарок? Мне уже страшно. — Правильно, что страшно. Ведь через несколько дней мы будем с тобой преодолевать один из твоих страхов, — я покивал, а тот, наоборот, помотал головой: — Не понял. — А я объясню. — Над нами как раз вовремя снова пролетал самолёт, и я, сощурившись глянул наверх — на него. — Как думаешь, с какой высоты прыгают с парашютом? — вернулся обратно к Андрею, а у него глаза по пять копеек. — Только не убегай, — пригрозил пальцем. — Ты меня уже как минут пятнадцать держишь в заложниках, окружив забором, кукурузой и собой, — хмыкнул тот. — Дёрнусь, вцепишься же мёртвой хваткой. — Вот-вот, так что даже не думай. — Но-о-о, — протянул он, — ты же не хочешь сказать, что… — Именно это и хочу сказать. Мы прыгнем с тобой с парашютами, так что готовься, — притянул его к себе, — морально, — дёрнул бровью, — а физически нас подготовят инструктора, — засунув руки ему в карманы, нашарил телефон. — Завтра, кстати, первое занятие, — вытащил его и, разблокировав, поставил будильник. — В десять утра, — вручил обратно. — С Пашей я уже поговорил, он дал добро и разрешил тебе приходить всю неделю во вторую смену, — подмигнул. Взволнованное лицо Андрея явно выдавало его с потрохами — да, это вам не с балкона прыгать, хотя я тогда удивился и тому, что он всё же решился, но… возможно, он сделал это из-за меня? — Хорошо, — сказал тот спустя минуту раздумий, — с тобой — куда угодно, — подтвердил мои мысли. — Спасибо тебе, — приблизился ко мне, опустив взгляд на мои губы. — Ты невероятный, знаешь? — Да? — я потёрся своим носом о его нос. — Ага, даже не представляешь насколько, — улыбнулся Андрей. И правда не представлял, ведь всё, что я делал, давалось мне слишком легко, чтобы считалось чем-то значительным и важным, но слова Андрея что-то пошатнули во мне — что-то, что вцепилось давно и всё никак не хотело меня отпускать, — мою неуверенность. На улицу потихоньку начали опускаться сумерки, и мы с Андреем двинулись в сторону дома — неспешно, растягивая момент до очередного расставания, и внутри меня велась ожесточённая война с самим собой: не хотелось отпускать его в ад, где находился отец-наркоман, от которого можно было ожидать чего угодно. Андрей же, видимо, заметив моё хмурое лицо, смекнул что к чему. — Не переживай, — сказал, когда мы уже подошли к его подъезду, — свет не горит, значит он уже спит, — заверил меня. — Я просто аккуратно открою дверь, прокрадусь в комнату и запрусь там до утра. Ну или на кухню, если отец в моей комнате… — Если что — сразу звони мне, — предупредил Андрея. — Да, мамочка, — он подмигнул мне и протянул руку. — Ну что ж, до связи. Жди смс. — Давай, напишу насчёт завтра, — я обхватил его ладонь пальцами, крепко сжал и нехотя отпустил. Мы продолжали стоять друг напротив друга, а вокруг нас то заходили, то выходили из подъезда люди, будто тени, и хотелось отмахнуться от них, как от надоедливых мух, или стереть их ластиком, чтобы не мешали нам. — Ну, я пошёл, — Андрей сделал шаг назад. — Пока, — развернулся и, открыв железную дверь, исчез. Мой протяжный вздох слышали, наверное, все жители района. Ну и денёк. Простояв ещё минут пять, получил сообщение. Солнце: Со мной всё ок, отец спит, иди уже, сталкер Ухмыльнувшись, я посмотрел на третий этаж — на кухне зажёгся свет, — и ухмылка спала с моего лица. Каково это — возвращаться туда, где тебя совершенно никто не ждёт? Или ждёт, чтобы обобрать и после забить на твоё существование? Квартира Андрея вселяла даже с улицы какой-то неуёмный страх, отталкивала от себя, словно тихо нашёптывала угрозы, чтобы даже близко к ней не подходили. Как выглядел отец Андрея, я не знал, точнее, не мог вспомнить. Возможно, тот не часто выходил при свете дня на улицу, если вообще выходил. На что они жили — тоже вопрос: вряд ли тот после стольких лет употребления работал. Может, имелась пенсия какая по инвалидности, или бабуля высылала, что скорее всего. Андрей только относительно недавно вернулся сюда, значит, его папаша откуда-то до этого брал деньги. Неудобно было спрашивать Андрея обо всём и сразу, и насчёт маминой квартиры тоже, но даже если она должна передаться ему по наследству, то он пока ещё несовершеннолетний… Неудивительно, что его отец не отказался от него: сидеть на шее родственника очень удобно. И только сейчас мне пришла в голову мысль, которую я, витая в облаках совершенно не учёл, поэтому быстро побрёл до своего подъезда, забежал домой и под мамино «скоро ужин» попёрся мимо зала, где батя громко смотрел телевизор, в комнату. Сбросив рюкзак, врубил комп и, пока тот включался, ответил Андрею. Я: необычно канеш смс-ками переписываться, я тоже на месте Открыл браузер, вбил в поисковик «с какого возраста можно прыгать с парашютом?» и нажал «ок». Я пробежался глазами по нескольким первым открытым вкладкам, и везде твердили одно и то же: что обычно каждый клуб устанавливает свои рамки, но в основном с четырнадцати лет и исключительно с согласия родителей. Я чертыхнулся и ударил кулаком по столу. Все мои старания насмарку. Даже если мои родители дали бы мне согласие, то просить его у папаши Андрея — это верх глупости. — И что это? — спросил внезапно батя, зашедший в комнату, и я чуть не грохнулся со стула от неожиданности. Надо научиться запирать за собой двери. — Да так, вот… — глянул на экран, затем снова на батю. — Подумывал насчёт прыжка с парашютом. — Ага, я вижу, — он скрестил руки на груди и посмотрел на меня, как на умалишённого. — Ты совсем, что ли? Какие ещё прыжки? Жить надоело? — А что в них такого? — я пожал плечами, чувствуя напряжение во всём теле, что даже руки вспотели. — Никаких прыжков, — сказал как отрезал. — Но почему? У меня есть деньги, мои собственные, — негодовал я. — На что хочу, на то и трачу. — Тебе всего семнадцать, — сказал, проговаривая последнее слово чётко по буквам. — Не тебе принимать решения, — помотал головой, а я встал. — А когда мне, пап? — развёл руками. — Я что, — прошёлся туда обратно, глядя себе под ноги, — резко поумнею через год? Стану гением? — остановившись, снова посмотрел на него. — Пока живёшь с нами, — батя указал на себя, — будешь слушаться нас. — Да слышал я уже. И так будто на привязи! — не сдержавшись, громко произнёс я, на что батя скептически смерил меня взглядом: — Не неси чушь, — выдал. И всё, меня понесло: — Это не чушь! — подошёл к нему ближе, тот даже не шелохнулся. — Ты мне сказал, не заниматься боксом, я не стал; сказал идти на плавание, я ходил; требовал от меня знаний в физике и в прочей «мужской» лабуде, — поморщился, — я учил. Хотя странно, что на бокс не пустил — из вредности? А ещё ты заставил пойти меня на работу, я пошёл; также говорил валить в армию — я согласился. Когда уже дашь дышать свободнее и самому решать, что мне делать? — Выговорился? — шагнув в мою сторону, ткнул в воздухе пальцем, рядом с моим носом, но я тоже назло не шелохнулся. — Так вот, слушай меня внимательно, — начал говорить сквозь зубы, будто угрожая — мне, своему родному сыну. — Вы тут чего на весь дом расшумелись? — ма появилась вся взволнованная в дверях и глянула сначала на меня, затем на батю. — Подожди, дорогая, — обратился он нежно к ней, а ко мне снова развернулся с недовольным лицом. — Значит так. Хочешь прыгнуть? Хорошо, вот иди в ВДВ* — и прыгай, сколько душе угодно. Там тебя научат и решения принимать, и ответственности, — начал загибать пальцы на руках. — А почему ты меня этому не учишь? — перебил я. — Ты мой отец, а не армия, не учителя, не тренера и не работодатели! — махнул рукой назад, будто они все там стояли. — Мы с матерью, — а он махнул на офигевшую ма, — и так даём всё, что тебе нужно. За окном послышался стук колёс, который вторил ударам моего сердца: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук… — А мне мало. Мне вас мало! — Хотелось кричать об этом так громко, чтобы заглушить шум поезда, чтобы услышал даже Андрей, настолько всё это достало. — Живём в одной квартире, словно чужие. Когда мы в последний раз что-то делали вместе? Ты помнишь? — спросил у отца. — И мы виноваты? — ответил он вопросом на вопрос. — Ты сам вечно пропадаешь на гулянках своих. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. — Я в основном работал всё это время! Из-за тебя же! — я даже усмехнулся, насколько всё это глупо. — А вы, — по очереди посмотрел на родителей, — а вы приходите вечером вечно злые и всем недовольные, особенно ты, — теперь я ткнул в воздухе рядом с носом бати. — Ты вообще когда-нибудь мной гордился? — Было бы чем, — отмахнулся от моей руки. — Плавание бросил, делаешь всё только из-под палки… — аж покраснел. — Так, я всё сказал. Больше не хочу ничего слышать от такого неблагодарного, как ты, — чуть ли не плюнул мне в лицо. После посмотрел на экран компа, хмыкнул типа «прыгать он решил», развернулся и ушёл, подгоняя мать и хлопая в конце дверью. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук… Вздохнув, я сел на стул и упал лбом на клавиатуру. Потом снова резко выпрямился, потому что на телефон пришло сообщение. Солнце: Как ты? Будто всё же услышал меня. Я: прости, со вторым подарком ничего не получится Я: ещё я с батей поругался Солнце: Ничего страшного, тогда пойду с утра на работу Солнце: Сочувствую, встретимся завтра вечером? Поговорим? Я: да, жду с нетерпением Солнце: Отлично, я тоже. Сладких снов, рейнджер Солнце: Всё будет хорошо, ты же знаешь? Я: будет, да. Спокойной ночи, солнце! Собравшись с духом и с мыслями, решил, что ужинать сегодня точно не буду — не осталось ни капельки желания видеть своих родителей. Ма не заступилась, просто стояла и хлопала своими глазками, не зная, на чью сторону встать. Бате на меня всё равно, всё равно на то, что я чувствую. Сидеть и есть в напряжении бесполезно — кусок в горло точно не полезет. Я написал ребятам в чатике, и мы договорились поиграть в сети, но сначала мне требовалось принять душ, успокоиться, немного расслабиться. Никогда так сильно не ругался с отцом, и вообще, впервые попытался перед ним постоять за себя, за свои интересы, пусть они ещё только-только зарождались. И тут же мне показалось, что я сделал всё неправильно. Снова захотелось вернуться назад и сказать что-то иначе, иными словами, отреагировать по-другому, но… машины времени пока ещё не изобрели, а если бы изобрели, то у меня бы всё равно не хватило на неё денег. После душа я играл с друзьями почти до трёх ночи. Нужно было выбросить накопившийся негатив. Мой внутренний ящик стал похож на что-то развалившееся, на руины древнего города, от которого осталось только воспоминание. Всю игру Толик и Стас звали меня погулять на следующий день, обсудить встречу с Валей и с его сборищем придурков, но пришлось отказаться, ссылаясь на работу, ведь я уже договорился с Андреем, поэтому перенёс тусовку с друзьями на попозже. Думал играть до самого утра и сразу двинуть на пробежку, но всё же в итоге отключился. На этот раз мне снились какие-то пугающие абстракции, из-за которых меня постоянно выкидывало в реальность, и я просыпался, судорожно глотая воздух. Казалось, что на меня нападала то ли паника, то ли что, причём прямо во сне. Будто я даже видел, как она на самом деле выглядит: как огромный жуткий чёрный монстр, приобретающий различные формы и лица в зависимости от надвигающегося волной страха. В итоге я встал разбитый, но всё равно рванул на стадион. Всё утро прошло в тишине: батя со мной не разговаривал, я — с ним, ма же, глядя на нас, пару раз повздыхала и на этом успокоилась, после ведя себя как обычно — немного отстранённо, уплывая в свои мысли вплоть до момента, когда они оба ушли на работу. Меня тоже ждал впереди рабочий день в шашлычке. Я явился пораньше, чтобы время пролетело быстрее, хотя заранее предупреждал Серёгу, что буду всю неделю приходить ближе к вечеру. Ну то я думал, что буду занят на обучении прыжкам, пока всё не накрылось медным тазом. Однако Серёга так обрадовался моему появлению, будто даже соскучился по мне. Заобнимал, заблагодарил всего за то, что так помог ему в период болезни, за то, что выручил. Сказал, что клиенты остались довольные, спрашивали все выходные, где я и что со мной, отчего в груди стало немного полегче. Да и вообще, чего хандрить? Сегодня я должен снова увидеть своё Солнце. А ещё нужно было придумать, какой бы подарок ему сделать взамен тому, который не удался. — Ты чего такой унылый весь день? — спросил меня Серёга, пока я сидел и попивал чай, зажёвывая свою меланхолию плиткой шоколада. — А, да так, навалилось всякое, — махнул рукой, наблюдая, как тот считает кассу. Неужели у меня на лице всё написано? — Дома проблемы, что ль? — он сосредоточенно делал записи в отчётную тетрадь.  — Угу, — я осушил стакан до конца, смял его и выкинул с расстояния в мусорку. Надо было не на плавание ходить, а на баскетбол. — Хм, ты не кажешься проблемным ребёнком, — прервался Серёга и продолжил записывать дальше. — Да и не ребёнок уже. — Вот бы батя так же считал. — Вон как вымахал, еле в шашлычку помещаешься, как еще тут синяков не набил. — Да набил уже, — усмехнулся я. Тот отложил тетрадь и взял из кассы деньги. — Чего-то с родителями не поделили? — посмотрел на меня. — Ага, — я доел весь шоколад и налил себе обычной воды в новый стаканчик. — Серёг, можно вопрос? — отпил. — Конечно, ща только посчитаю нал, погодь, — и начал перебирать в руках купюры — быстро-быстро. Потом положил их в сейф, закрыл его и сел напротив меня. — Ну, чего там? — Почему… точнее, как ты добился, чтобы в семье были такие тёплые отношения? — прокрутил в руке стаканчик с остатками воды. — Ох, ну и вопросы у тебя, однако. — Я лишь повёл плечом. — Ну, как тебе сказать. Не всегда всё гладко, на самом деле. Главное — разговаривать и слушать. Причём, — Серёга задумался на секунду, — важно и то и другое. Ну вот не нравится тебе чего, скажи. А если тебе говорят, выслушай. Прислушайся, что именно хочет человек до тебя донести. Не торопись перебивать, ведь то пустой трёп тогда выходит. Я покивал сам себе, задумавшись, как часто я пытался именно слушать, но так и не смог ответить на этот вопрос. — А как заставить слушать себя? — спросил. — Не знаю… — вздохнув, Серёга нахмурил седые брови. — Попробуй показать им пример. Ведь если только и делать, что кричать друг на друга, никуда дальше крика не сдвинетесь. — Он поднялся и, снова достав из сейфа деньги, отсчитал некое количество. — Ну всё, дуй домой, поздно уже. И вот, — протянул мне несколько тысячных купюр, — эт премия. Выше нос, салага, — похлопал меня по плечу, и я улыбнулся: — Спасибо, Серёга, — засунул деньги в карман. Переодев футболку и накинув кофту, схватил рюкзак. — Завтра как обычно, — пожал Серёге руку. — Да, до скорого. Я вышел на улицу и пошёл на автобус. Мы договорились встретиться с Андреем на нашей остановке в десять вечера, и как раз было уже без пяти, когда я подъехал. Андрей сидел там один и увлечённо что-то тыкал в телефоне, не замечая моего прихода. — Бу! — наклонился над его ухом. — Блин, — тот дёрнулся, — ты чего так пугаешь? — Не вышел из роли маньяка. Ты что там делаешь? — вгляделся в экран. — Да в змейку играю, всё никак не могу пройти уровень… Чего ржёшь? У каждого свои развлечения, — он поднялся и положил телефон в карман. — Да ты их везде найдёшь, я погляжу, — поздоровались рукопожатиями. — Ну что, пойдём? — я кивнул в сторону перекрёстка, и мы двинулись в путь. — У меня есть одно место, куда мы с ребятами иногда ходим втроём. Точнее, мест два, но в заброшку ночью тащиться не охота как-то, ведь там помимо нас могут быть ещё маньяки, а это делёжка территории, сам понимаешь… — Ага, и куда ты меня ведёшь? — поинтересовался Андрей. — Да так… Ничего необычного, так что не обольщайся. Мы обошли о чём-то воркующую семейную парочку. — Ну вот, я уж подумал, в ресторан пойдём. — Могу туда, — я остановился. — Ты голоден? Хочешь? — Нет, — усмехнулся Андрей. — Меня в моём шмотье прогонят на фиг. Ну старая кофта Андрея выглядела ещё ничего так, по крайней мере, она скрывала его исхудалое тело и висевшую мешком футболку. — Да ладно, — сказал я, и мы снова пошли, — сейчас мода такая, что не поймёшь, то ли перед тобой стиляга, то ли бомжара. — Спасибо за бомжару. Мы перебежали через дорогу. — Прости, я утрирую, — я поджал губы от неловкости. — Да я понял, расслабься, рейнджер, — Андрей мягко дотронулся рукой до моего плеча. Я на секунду прикрыл глаза. Присутствие Андрея успокаивало меня, все негативные мысли улетучивались, а его касания распределяли тепло по всему организму, даже заставляли немного поёжиться, настолько было приятно. Но вот рука соскользнула, и в месте, где она только что находилась, стало вдруг очень холодно. — Нам сюда, — вздохнув, я кивнул в один из дворов, где жила Сашка, и мы завернули в него. Там слышались весёлые голоса каких-то девчонок и ребят, видимо, сидевших в беседке, и музыка — репчик, — что немного сбивало с мыслей. Если бы не фонари, встречающиеся нам с Андреем по пути, то из-за меня плелись бы мы медленно, потому как держаться за руки при встречающихся по пути прохожих — слишком опасно, а идти по всё более загустевающим сумеркам быстро у меня бы не выходило. — Так чего вы с отцом-то поругались? — вдруг спросил Андрей. — Из-за непонимания друг друга, — подумав, ответил я. — Ты говорил только, остерегаться твою маму, а про отца как-то не упоминал. Только то, что он не любит мужиков. — Хах, да. Наверное, он хотел девочку, а не мальчика, но получился в итоге я, — указал на себя. — А что, мне нравится, что у них получилось, — Андрей на секунду слегка прижался ко мне своим плечом, и мне захотелось его притянуть к себе, обнять, но я только пробормотал. — Я бы передал им твои слова, но не думаю, что они обрадуются и этому, — мы проходили под аркой в одном из домов, и наши шаги звучали раз в пять громче обычного, особенно шарканье Андрея. — Насчёт нас я вообще не знаю, как им говорить, если честно. — Смотри сам, можешь ничего не говорить. Я всё понимаю, — Андрей пнул лежащий камушек — тот улетел далеко. Мы вошли в следующий двор — тихий. — Нет, я хочу. Хочу, чтобы они знали, только сейчас не время. Пока что они не считают меня даже за взрослого человека. Конечно, мне только семнадцать, но ведь дело не в возрасте, — я глянул на Андрея: тот не смеялся надо мной, а внимательно слушал. — Кто-то, как ты, например, уже столько всего пережил в шестнадцать, — затем я посмотрел на небо, где выглядывала из-за облаков луна, — а кто-то висит на шее у родителей лет в сорок. — Да, как мой отец, хах, — Андрей погонял ногами новый камушек, словно футбольный мячик, и снова пнул. — Наша семья прям пример того, как не надо жить, — заключил. — Прости. — Перестань извиняться, — сказал мне. — Что есть, то есть. Так и в чём проблема твоего отца? Поделись, расскажи, а я тебя выслушаю. Было странно вот так говорить про отношения с собственным батей, когда у Андрея всё ещё хуже. По сравнению с его ситуацией мои проблемы и не проблемы вовсе, но… — Серёга тоже мне советовал больше говорить и слушать. — Затем уточнил: — Серёга — мой работодатель. — Хороший совет, — Андрей кивнул на какую-то детскую металлическую лазилку в виде сплетённой паутиной полусферы, и мы зачем-то подошли к ней. — Давай так и поступим? — он забрался на неё, развернулся, сел и, облокотившись на коленки, посмотрел на меня сверху вниз. — Да. Я попробую, да, — я замялся, сунув руки в карманы, и, не глядя на Андрея, начал носком копать землю. — Ну, батя постоянно пытается мной управлять. И если раньше я вёлся на его угрозы, думая, что, возможно, он прав, а я нет, то сейчас понимаю, что ни черта он не прав. — А в чём он не прав? — В своём поведении, — я поднял голову, — в том, что он не хочет меня услышать, не хочет осознать, что у меня тоже есть желания. — А ты ему про них рассказывал? — Андрей упёрся подбородком в руку. — Я? Не особо, — покачал головой. — Вот видишь, — усмехнулся, — я молчу, он не слушает, так что… Да, тут мы не правы оба, — покивал сам себе. — Наверное, я впервые сегодня ему высказал хоть что-то. До этого просто глотал слова и соглашался, а потом по-тихому пытался делать по-своему. Но проблема в том, что я даже сам с собой не мог разобраться, — стал расхаживать туда сюда перед Андреем, а тот внимательно за мной следил. — А надо ли мне идти туда-то, заниматься тем-то. Казалось, что все вокруг знают больше и лучше, чем я. — Боялся совершить ошибку, — то ли спросил, то ли утвердил Андрей. — Да, — я подошёл к лазилке и начал соскребать с её холодной металлической поверхности отходящую краску, — поэтому вёлся на всё, что предлагалось, а потом, если не нравилось, бросал. Как, например плавание, хотя через силу посещал секцию лет шесть, наверное. — Ого, да ты терпеливый, — удивился Андрей. — Ты хотел сказать «терпила»? — Нет, терпеливый, — поправил меня. — Ты не мог разобраться в себе, и это нормально. А твои мама и папа… — он немного задумался. Я глянул на время и демонстративно протянул Андрею ладонь, приглашая спуститься. Тот ухватился за неё, спрыгнул, и мы пошли вперёд по дорожке на детской площадке, засунув руки по карманам. Казалось, если их не спрятать, то они снова сплетутся пальцами, не спрашивая нашего разрешения. — Знаешь, — тот вновь подал голос, — думаю, они просто переживают за тебя, а как подступиться не знают. Никого не учат быть родителями. Дай им шанс. — Да, наверное… — я остановился под фонарём, оглянулся, всмотрелся и указал на шестнадцатиэтажку, единственную на районе высотку — или, как говорится, «свечку», стоящую неподалёку и сверкающую загорающимися окнами. Мы направились к ней. — И хорошо, что ты наконец начал разбираться в себе, — продолжил Андрей. — Не бойся пробовать новое. Вот смотри: мы идём между фонарями, и тень — она есть как впереди нас, так и за нами. — Я мельком глянул назад — и правда. — Так и в жизни: пока ты двигаешься от одной светлой цели к другой, ты меняешься. Прежний ты всегда будешь преследовать себя настоящего, а новый — ждать впереди, но сколько не иди — ты остаёшься собой. — Да вы, батюшка, мудрец. — Нет, я волшебник, и то — пока только учусь, не забывай, — улыбнулся Андрей. — Хах, не забуду. Спасибо тебе, — тихо произнёс я. — Не знаю толком, понял ли я для себя что-то или нет, надо будет поразмышлять. А сейчас нам сюда, — я подошёл к подъезду «свечки». Набрал заученный код домофона, тот запиликал, и мы прошли внутрь дома. — Нам на лифт, — поманил Андрея и нажал кнопку. Пока лифт спускался, мы всё сильнее прижимались друг к дружке локтями, наши пальцы соприкоснулись и начали поглаживать друг друга — тихонько, ведь кто-то мог наблюдать за нами в дверной глазок. Будто мы жили в антиутопии, где за жителями следил Большой Брат — и никуда не спрятаться. Но вот лифт открыл двери, сначала зашёл я, нажимая следом за Андреем на кнопку последнего этажа. Как только мы тронулись вверх, то, наверное, немножечко тронулись умом, набросившись друг на друга — теперь вокруг нас не было никаких чужих глаз, только одиноко висевшее зеркало, в котором отражалось, как целуются два парня, как тот, что поменьше, расстёгивает молнию на кофте второго и прикусывает кожу на его шее. Как у второго от наслаждения закатываются глаза и, как всегда, подкашиваются ноги, отчего ему пришлось ухватиться за поручень. Как их языки сплетались, будто пытались завязаться в узел, будто оба парня никак не могли распробовать друг друга на вкус, проникая всё глубже. Пальцы цеплялись за складки на одежде, за волосы, скользили по влажной от пота коже. Моя голова кружилась, я задыхался от Андрея, от жара, который окутал меня с ног до головы и сосредотачивался то там, то тут. Нельзя столько чувствовать одному человеку, только делить на двоих, передавать от себя другому и обратно. Хоть бы лифт ехал вечность, вот что промелькнуло в голове где-то на задворках сознания, но почти сразу же тот остановился, и Андрей отлип от меня, глядя исподлобья. — Идти сможешь? — он облизнул губы и, прикусив нижнюю, медленно застегнул мою кофту обратно. — Не уверен, — хмыкнул я, потому что и правда сейчас двигаться было довольно неудобно, ведь… чёрт, я всё ещё чувствовал андреевские поцелуи везде, до куда тот смог дотянуться, и моё желание продолжить никуда не могло просто взять и испариться. Как он вообще это делал? Так быстро приходил в себя. Мне же казалось, что я погружался на глубину и никак не мог вынырнуть наружу. — Но постараюсь, — добавил, вываливаясь из лифта вслед за Андреем. — И что мы тут делаем? — тихо спросил Андрей, и его голос отразился эхом от стен. — Сейчас покажу, — я открыл дверь, ведущую на лестничную площадку, а оттуда повёл Андрея прямо на широкий открытый балкон, где стоял обшарпанный диван, на который я сразу же сбросил рюкзак, замызганный стол с пепельницей, а на полу зачем-то валялся ковёр, переживший столько, что лучше и не знать. — Не пентхаус, конечно, но тоже какой-никакой вид. Да, скорее, никакой, — я перегнулся через бетонные перила и глянул вниз, — но обычно отсюда видать все городские салюты. — Вау, как тут круто, — Андрей подошёл ко мне, но не близко, а так, чтобы одним глазком глянуть с балкона. — Ты решил не парашютом, так просто меня высотой добить. — Ну мы с тобой так и не пошли побеждать страх, так что… Будем делать это другим способом. — Стоять у края? — насторожился тот. — С тобой я всегда будто у края, Андрей, — я повернулся к нему лицом и упёрся спиной в перила. — В каком смысле? — Не знаю, говорю, что думаю. А ты слушай. Сколько раз за жизнь я хотел что-то сказать, но не говорил, хотел сделать, но не делал, потому что постоянно чего-то боялся. Теперь же мне стало ясно, что если вечно во всём себе отказывать, то можно просто топтаться на месте и ничего в итоге не получить. — Хорошо. Я весь внимание, — Андрей сел на диван, а я немного замялся, всё же сомневаясь, говорить или нет. — Я… Не знаю, наверное, во всём виноват пинок от Серёги. И ты, возможно, сам того не понимая или понимая, но давал мне своего волшебного пендаля, так что… Я хотел бы сказать, что очень рад нашей с тобой встрече. Вот. Я без понятия, что нас ждёт впереди, без понятия, как вообще всё так вышло, но оно выходит именно так и никак иначе, понимаешь? — В ответ тишина. — Андрей? — Я кивнул. — Ах, хорошо, я просто ни черта снова не вижу. Короче, — протяжно выдохнул. — Поздравляю тебя с днём рождения ещё раз, и пусть сейчас у нас не получилось прыгнуть с парашютами, но мы вместе, и я надеюсь, что и через год, ну или через два, да я бы хотел и через десять, если честно, в общем… Я бы хотел в итоге прыгнуть с тобой и чтобы нам ничего не мешало это сделать. Андрей поднялся со скрипучего дивана, подошёл ко мне, и только тогда я почувствовал, как меня всего трясёт от волнения. Я хотел хоть как-то признаться в чувствах Андрею, но совершенно не представлял, как это сделать, не знал, надо ли или нет, но почему-то решил, что уже можно, пусть и прошло совсем немного времени с момента, как мы вообще начали встречаться — второй день, да, Кеш, ты совсем-совсем не торопишь события. Но было ощущение, что мы с Андреем уже давным-давно связаны друг с другом, ведь не поцелуи показатель близости, нет. Моей щеки коснулись холодные пальцы, и я потёрся о них, закрывая глаза. — Я согласен, — просипел Андрей, утыкаясь носом мне в плечо, а я уткнулся в его взъерошенные волосы и обнял. — Слушай, если так стоять, то вообще не страшно, — сказал он, чуть приподняв голову и, видимо, глянув вниз из-за моего плеча. — Ну, тогда потом придётся в тандеме прыгать. Ты и я. — Да. Знаешь, — чуть отпрянул и посмотрел на меня, — мне с тобой так спокойно. Будто ты отгоняешь все тревоги, как тогда, в детстве, собаку от меня отгонял. Только она потом на тебя переметнулась… — Ничего, я ж терпеливый, — усмехнулся я, и тот, цокнув, покачал головой. — М-м-м, знаешь что у меня осталось? — заинтересовал меня. — Понятия не имею. — Карамель, — сказал он немного ехидно, а в городском свете, с трудом долетающем до нас, я даже разглядел, как тот дёрнул бровью. Затем Андрей достал конфету, развернул и поднёс к моему рту. — Хватай. — И я схватил её, сладкую, и потянулся к Андрею… — И что вы тут делаете? — прозвучал вопрос так внезапно, что карамель вылетела из наших целующихся ртов и шмякнулась на ковёр. — Не понял… Да, надо научиться запирать за собой двери. Я не хотел отпускать Андрея, пусть тот и дёрнулся, пытаясь вырваться, и удержал его, несмотря на то, что узнал голос. Это был голос Толика. — Вы что, целовались? — спросил Стас, явно опешив от увиденного. Наверное, ребята тоже решили посетить сегодня наше с ними место, хоть мы и договаривались ходить только втроём, но и я нарушил правило. Так не вовремя, или вовремя, даже не мог уже определиться, потому что уже отчётливо стал понимать, что не хочу скрывать наши с Андреем отношения от своих друзей, а рассказать им было почти так же сложно, как и родителям. Но случай сделал это за меня. Спустя пару секунд Толик и Стас скрылись, один из них сматерился — наверное, всё же Толик, — а мы так и остались стоять с Андреем практически на краю. Насколько изменилось теперь мнение обо мне у друзей, я даже не представлял, но чувствовал, как сделал шаг в пропасть — без парашюта, — и теперь летел камнем вниз. Вот оно — моё свободное падение.