Paradoxxx

В первый день после больничного на работу он опоздал, бессовестно проспав. С непривычки, чуть не наступив на нового жильца квартиры, Нацу быстро собрался, почти бегом припустив к метро, но все равно задержался на пятнадцать минут, и, хотя конкретного рабочего графика у них не было, чувствовал себя виноватым. Однако, в репетиционной он обнаружил только Масу, Хиро задерживался еще сильнее. Басист был явно рад появлению Нацу, едва не с порога закидав его вопросами и требуя мнения по поводу всего, что они сделали пока он маялся с ногой. Нацу прослушал и оценил черновики новой песни, и жестоко раскритиковал дизайн для нового мерча. - Можно лого поместить на медицинские маски. Естественно, измененное, нормальное лого, - говорил он, глядя на экран ноутбука. – Куда-нибудь в уголок, чтоб не сильно бросалось в глаза, но было. А вот с шарфами – бред. Кто будет носить шарфы летом? - Никто, - легко согласился Маса. – Про маски сам придумал? - Сам, - подтвердил Нацу. – Посмотрел видео, где у breakin’ holiday такие же, и придумал, - засмеялся он. - Не знал, что они тебе нравятся, - заметил Маса, но Нацу только отмахнулся от этих слов. - Давай я тоже подумаю над дизайном, - предложил он, и, не дожидаясь ответа, начал вносить правки в изображение. Увлеченность делами группы занимала все время и отнимала все силы, Нацу стремился вникнуть во все, что пропустил, и несколько вечеров посвятил работе даже находясь дома. Лео обвыкся, и уже даже пытался бегать, насколько позволяла ему перемотанная лапа, без устали таскал носки хозяина и шуршал всем, даже тем, что, по идее, шуршать и не должно было, и громко мурлыкал, когда Нацу брал его на руки. Любимой позицией Лео было растягиваться на его плече, он умудрялся даже спать в этой неудобной на вид позе, видимо, запомнив ее с их первой встречи. А в оставшийся свободный отрезок времени он либо переписывался с Сойком, либо думал о нем, и чем больше они общались, тем сильнее он ему нравился. Откровение о Леде Нацу посчитал маленьким, но уверенным шагом вперед, и оказался прав – позднее несколько раз Сойк отправлял ему фотографии с репетиций, где в кадре мелькали его нынешние коллеги, а однажды даже пожаловался на большое количество работы – мало того, что группа записывала сингл, назначены были даты лайвов, до которых надо успеть отточить все партии, написанные другим ударником. И хотя кроме таких редких послаблений общение продолжало оставаться довольно поверхностным, Нацу радовался каждой мелочи, которую узнавал о друге. Еще он интуитивно понял, что разговоры о Леде заводить не стоит, и, хотя ему было интересно, что произошло между ними двумя, благоразумно молчал. Встретиться Сойк не предлагал, видимо, загруженный работой, а сам Нацу не предлагал, не то не желая навязываться, не то боясь отказа, и довольствовался перебрасыванием сообщениями. Зато ответил Сора, тоже жалуясь на загруженность графика, но зовя «посидеть где-нибудь за мой счет в качестве извинений за долгий ответ», к удивлению мгновенно согласившегося Нацу. Видеть старого друга было приятно, встреча оставила хорошие воспоминания, и снова он удивился своему предшествующему нежеланию поддерживать с кем-либо связь. Сора никаких провокационных вопросов не задавал, сказав только что-то наподобие «с возвращением», и вел себя так, будто они виделись совсем недавно, а не далекий год назад. Вскользь Сора поинтересовался, появился ли у Нацу кто-нибудь, на что тот отрицательно покачал головой, гоня из мыслей возникший образ Сойка. Одна часть сознания говорила ему, что интеллектуально он распустился и размяк, и пора бы сосредоточиться на текущих задачах внимательнее, но то была лишь малая часть сознания, и нашептывала она не очень-то убедительно, будто даже с сомнением. В конце концов, ничто и никто не мешало ему предаваться туманным мечтаниям и сладостным грезам – пока еще Нацу наслаждался пьянящей влюбленностью. И не было ничего в этом чувстве наигранного или фальшивого, не было лжи и утрирований, казалось, характер Сойка был совершенным сам по себе, и все в нем нравилось. Его хотелось слушать, и, что важнее, хотелось отвечать, по впечатлениям он стал близким, и даже каким-то родным, и Нацу мог уверенно заявить, что ему можно доверять. За всем этим нахлынувшим потоком размышлений, он не вспоминал о Казки, так тревожащем его ранее, но по ощущениям словно получил удар в грудь, когда наткнулся на официальное объявление о его с Ледой концерте. Он долго рассматривал фото Казки, увеличивая его и снова уменьшая, и корил себя за то, что ничего не чувствовал. Не находилось ничего, что вызывало бы отклик в нем при рассматривании изображения, донимал лишь едва различимый стыд за равнодушие. Оно казалось ненормальным и неправильным, будто он предал сам себя, но заставить себя чувствовать он так и не смог. Нацу не заметил, как другие мысли, дела и заботы вытеснили мысли о Казки, и некая растерянность проявилась в нем в тот момент, словно рухнуло нечто важное в глубине души, пошатнуло нервы и казалось, будто нелогичностью происходящего. В таком состоянии он пребывал несколько часов, ведя напряженную борьбу с самим собой, убеждая себя в необходимости думать и вспоминать гитариста, но бой этот был прерван трелью мобильного телефона – звонил Маса, и Нацу облегченно переключился на работу. Но досаждающие думы вернулись. Он будто предал Казки, предал собственной неожиданной радостью и начавшими заполнять жизнь событиями, стало необъяснимо стыдно перед собой, словно он совершил проступок, за которым не последует самопрощения. Хмуро глядя из окна кухни, Нацу пытался разобраться в запутанном клубке переживаний, теснивших черепную коробку, и проявилась в его характере некая черта, усиленно бившая по жеманным страданиям. Он казался себе не настоящим, как пластмассовым, в своих затянутых, однотипных проявлениях, насквозь фальшивым и до отвращения трусливым. Его никчемная, ненужная жертвенность, лелеемая одним лишь им, казалась уже не возвышенной, а глупой. Не нашедшие ответа чувства, угасли, ибо не подпитывались ничем, кроме собственного желания любить. Нацу замер. Поворот мыслей ужаснул его, вмиг похолодевшее тело побледнело, молчаливая истерика свелась к легкой тряске рук. Достав телефон, он снова вглядывался в Казки, понимая, как надоело ему думать о нем, и долгожданная усталость от осознания этого растеклась по организму. Впечатление, что он любил Казки со скуки, из-за банальной нехватки переживаний и сумбурной душевной драмы, укоренилось, осело, впиталось. Не то разочарование, не то сожаление сопутствовало ему. Он думал, лихорадочно соображал, вспоминал хоть что-нибудь важное, то самое, за что любил его – но запросы эти не находили подтверждения. Боготворил ли он его на самом деле? Было ли за все это время большее, чем глупость собственного эго, пожелавшая удовлетворения, и трусость? А если и трусость, то действительно ли она? Всплывший отрывок ухода Казки явился уже совершенно другим. И взгляд его он помнил, и слова, и лица коллег, но вот свою реакцию? Нацу молчал в тот вечер, но вовсе не из-за малодушия, а из-за банального нежелания следовать за ним, бросая то, что было дорого, и, вероятно, дороже чем Казки. Группа стала для Нацу всем, а Казки был всего лишь частью этой группы, ударивший предательством больно, но не смертельно. «Нет ничего страшнее нас самих», - сказал Сойк в их первую встречу. На вечеринке по случаю дня рождения Леды, куда он пошел, потому что настоял Маса, но, говоря откровенно, не слишком сопротивляясь. Где он впервые задумался, что уход Казки из группы был важнее, чем его отсутствие в собственной жизни. И где Казки, вообще-то, был, и вовсе не скрывал этого, и не был замечен человеком, которой, вроде бы, его любил. - Да уж, - пробормотал Нацу, отворачиваясь от окна. – Ты был прав. А следующим вечером, когда он рассеянно гладил подросшего и выздоровевшего Лео, придирчиво листая каталог с готовым мерчем группы, ему написал Сойк, привычно интересуясь делами, а дальше обратился с просьбой помочь. Просьба заключалась в разборе установки и транспортировке ее в другое место, в занятии, известном по собственному опыту, трудоемком и утомительном. Сойк несколько раз поинтересовался не затруднит ли его это, столько же извинился, пока воодушевленный Нацу отправлял ему согласие, размышляя про себя, что даже если бы Сойку понадобилось разобрать и собрать десять установок на скорость, он дал бы положительный ответ. Оказалось, тот собирался открыть свою репетиционную базу, в качестве дополнительного дохода, и чтобы не снимать ничего с нынешней группой, и Нацу восхитился его предприимчивостью – по горло загруженный делами, он успевал еще и делать что-то параллельно основной работе. Но, увидев инструмент Сойка воочию, понял, почему он просил о помощи: барабаны занимали больше половины помещения, в котором находились, не считая тарелок, которые Сойк, к его появлению, успел зачехлить. - Ого, - выдохнул Нацу, разглядывая инструмент. Сойк в ответ пожал плечами, как бы прося прощения, и они приступили к разбору. Заниматься с ним совместными делами оказалось также легко и приятно, как и легко проматывать время: дело, затянувшееся больше, чем на час, пролетело незамеченным. Он не отказывал себе в удовольствии откровенно пялиться на Сойка, пока тот аккуратно складывал стойки, раскручивал шурупы, укладывая каждую деталь в специальный чехол. - Зачем тебе ковбелл? – удивился Нацу, когда они уже почти закончили, и Сойк разбирал стул. – Ты хоть раз им пользовался? - Ну, в записях нет, а так играю, - ответил тот, не отрываясь от дела. - Ты играешь джаз? – уточнил Нацу, вертя в руках педаль и даже постучал пару раз ногтем по металлической призме, издавшей высокий дребезжащий звук. - Я стараюсь играть все, - просто ответил Сойк. - Никогда не приходило в голову играть джаз, - честно признался Нацу. - А зря. Половина того, что мы играем – джазовая школа. - Знаю, - буркнул Нацу, и то, что джаз он терпеть не мог и не понимал, добавлять не стал. Еще в одном Сойк снова оказался прав – установка, при правильном размещении, действительно полностью укладывалась в его минивен, пришлось разве что сложить задние сидения. - Бам, - сопроводил Нацу звук хлопнувшей крышки багажника, и уселся вперед, как школьник, складывая руки на коленях. Сойк же его беззаботности не разделял, и, в целом, выглядел довольно уставшим. Собранные в пучок волосы не закрывали лица, и Нацу обратил внимание, как он прикусил нижнюю губу, о чем-то задумавшись. В салоне повисла тишина, но не была она гнетущей, а только будто давала Нацу возможность понаблюдать за Сойком, пока тот погрузился в мысли. Он привалился к стеклу, подпирая голову правой рукой, левой же управлял автомобилем, одна нога его была поджата под сидение. В противоположность Нацу, который ездил едва не лежа, спинка сидения стояла почти вертикально, без какого-либо наклона. Нос Сойка был с легкой горбинкой, заметить которую можно было только разглядывая его профиль, а на светофорах он постукивал указательным пальцем по обивке руля. Полуподвальное помещение, теперь уже, его личной студии, ничем не отличалось от стандартных баз, разве что было чуть просторнее, да и то казалось таким из-за пустоты. - Сегодня главное барабаны расставить и закрепить, - сказал Сойк. – Тарелки я уже сам потом установлю, их и стойки пока в угол, - распорядился он. - И не жалко тебе свою установку в аренду сдавать? – поинтересовался Нацу, занося в помещение напольный том. - Немного, - Сойк пожал плечами, будто мнение его мало что значило. – Но это ж инструмент, а инструмент должен играть. - Будешь всем нравоучения читать, - весело предложил Нацу. – Когда я играл в колледже арендатором был злой старик, который заставлял обматывать палочки тканью, чтоб не повредить ничего. - Бред какой, - от души посочувствовал ему Сойк. – Однажды Леда, во время тура, уронил мою iron cobra. Повредил эксцентрик. - А ты что? - А что я? – удивился Сойк. – Купил новый и все, разве железо может быть важнее отношений? – риторически спросил он, собирая крепление для навесного тома. «С Ледой-то точно не может», - ревниво подумал Нацу, но вслух произнес: - Наверное, круто с ним играть. - Круто, - согласился Сойк, не отвлекаясь от дела. - Талантливый он, - продолжил Нацу. За вспыхнувшим любопытством забылось, что тема, вроде бы, не самая лучшая. Всплыл образ Хиро, с его едким: «таскался двенадцать лет», распаляя интерес. Он послушно перетаскивал тяжелые тарелки в угол, указанный Сойком, и ждал, что тот разговорится. - Талантливый, - отозвался Сойк. «Вот же партизан», - мысленно прокомментировал он его ответ. - Он меня безвкусным назвал, - пожаловался Нацу, но Сойк в ответ негромко рассмеялся. - Он и меня безвкусным называл. Я тебе больше скажу, он и себя безвкусным и бесталанным называл. - Да ну-у, - недоверчиво протянул Нацу. - Именно, - Сойк для утверждения даже кивнул. – Наверное, это черта всех гениальных людей – преуменьшать свои заслуги и постоянно в себе сомневаться. - Хорошо тебе, с гениями играл, - хмыкнул Нацу. - Бывали и сложности, - улыбнулся Сойк. – Но Леда очень хороший, - тут же добавил он. «Как же» - Понимающий, и, главное, старательный. Ему всегда казалось, что что-то не так, но он всегда добивался идеального звучания, - раздухарившись продолжал Сойк. «Такое себе у него звучание» - Короче, Леда всегда стремился к совершенству. Одного таланта мало, чтоб достичь чего-то. Нужна техника, теория, эксперименты, - закончил он, и как бы Нацу не хотел возразить, но с Ледой нельзя было не согласиться. - Прямо не гитарист, а чудо, - снова хмыкнул он. Сойк усмехнулся. - Просто способный, профессиональный гитарист, - ответил он. Вопрос о том, почему же с таким способным и замечательным не играется дальше вертелся на языке, который Нацу сразу прикусил, не переходя незримую грань дозволенного. - А у нас неспособным нельзя, - вместо этого сказал он. После столь высокой оценки Леды, ему стало еще более интересно, что произошло между ними. Сойк говорил о нем даже немного мечтательно, но совершенно точно правдиво, и, судя по тону, никакого негатива в сторону бывшего согруппника не испытывал. С его высказыванием Сойк согласился, и на некоторое время они замолчали, пока Нацу не начал рассказывать о ритмах, которые когда-то казались ему сложными, а теперь игрались в полусонном состоянии, только чтобы забить тишину и свои мысли о том, что же связывало Леду и Сойка. Закончив, Нацу несколько минут любовался барабанами – вид любого инструмента нравился ему, а установка Сойка была просто завораживающей: отполированная, блестящая, в идеальном состоянии до последнего винтика. Даже без тарелок она смотрелась отлично, а их у Сойка было невероятное количество. - Крутая, - восхищенно прокомментировал Нацу, на что Сойк пожал плечами предложил покурить на улице, выходя и легко поднимаясь по лестнице. Он последовал за ним, обреченно бросая взгляд на собранный инструмент. На улице уже стояла ночь, слабо освещаемая фонарями и низко нависшей желтой луной. Сойк стоял, чуть подняв голову, почти как в их первую встречу, и неторопливо курил. Нацу подошел ближе, становясь совсем рядом так, что можно было почувствовать запах парфюма. К Сойку хотелось прикоснуться, взять за руку, обнять, сделать хоть что-то, что удовлетворило бы тягу к нему, но Нацу не решался, зная, что останется непонятым. Он следил за тем, как губы его обхватывают фильтр сигареты, затем, после вдоха, выпускают дым, и Сойк перехватил его взгляд. - Что? – рассеянно спросил он. - Ничего, - поспешно ответил Нацу. – Все собрали, все сделали, хоть празднуй, - болтал он первое, что приходило в голову. - Тебе лишь бы праздники праздновать, - по-доброму улыбнулся Сойк. - А еще у меня день рождения скоро, - брякнул Нацу, хватаясь за предложенную тему. – Приглашаю. - Скоро – это когда? - Тридцать первого июля. - Так еще полторы недели ведь. Это разве скоро? - Скоро, - упрямо возразил Нацу. – Дня рождения весь год ждешь, а полторы недели гораздо меньше, чем год. - Логично, - снова улыбнулся Сойк. – Что тебе подарить? - Присутствие, - честно ответил Нацу. На самом деле, о собственном грядущем дне рождении он даже не задумывался еще, но перспектива провести его вместе с Сойком воодушевляла. - Да ну-у, - протянул Сойк. – Какой из меня подарок. - Отличный, - сначала сказал, а потом подумал Нацу, и тут же ужаснулся сказанному. Но Сойк лишь рассмеялся, воспринимая слова как шутку, и как-то неожиданно Нацу погрустнел, только сейчас осознавая, что вся его симпатия к Сойку так и останется безответной, ненужной и мешающей ему самому. Исходя из того, что Нацу уже знал о нем, нельзя было сделать однозначных выводов о его предпочтениях, но то, что у Сойка никого не было, Нацу знал совершенно точно. Слишком много времени тот посвящал работе, слишком подолгу они переписывались вечерами, слишком легко Сойк соглашался увидеться. Очевидным также было то, что нечто скрытое тяготило его, и более интуицией, нежели доводами рассудка, Нацу понимал, что это нечто связано с Ледой. Но переживания свои он сносил достойно, не отягощая никого вокруг мрачным настроением или докучающими жалобами, но и не пытался быть наигранно-веселым. Была в нем некая своеобразная честность: он никогда не утверждал ничего наверняка, не спорил и не возражал, но умел показать без слов свое отношение. Думая об этом, Нацу еще более скис, пытаясь не выдать резко сменившегося настроения, и отвел взгляд от Сойка. - Я что-нибудь придумаю, - сказал он. – Спасибо за приглашение. - Спасибо за принятие, - ласково ответил Нацу, но на Сойка старался больше не смотреть. После он подвез его почти до самого дома, так, что оставалось пройти не более квартала, еще раз поблагодарил за помощь и уехал, оставляя Нацу наедине с тревожными, смутными размышлениями. Ему было уже тошно от самого себя, Нацу казалось, что он слишком много времени посвящает досужим мыслям, плавно перетекающим из пустого в порожнее, но сделать с собой ничего не мог: сколько бы он не пытался отвлечься, образ Сойка упорно лез в голову. Раздраженный собственной слабохарактерностью, податливостью неуместным грезам и глупому, ничего не стоящему анализу поведений и событий, он сразу по возвращении отправился спать, даже радуясь тому, что Лео перебрался к нему в постель и, привычно обернув себя хвостом, замурчал на соседней подушке. Однако, тема дня рождения взбудоражила Нацу не только из-за Сойка. Ему не хотелось шумной вечеринки со множеством людей – если разобраться, множества и не вышло бы, но хотелось теплых посиделок. Предыдущий такой праздник он провел в одиночестве, не отвечая на поздравления и игнорируя мигающую подсветку телефона, поставленного на беззвучный режим, и в этот раз твердо решил обязательно отметиться перед коллегами, о чем хотел сообщить, заходя следующим днем в репетиционную, но застыл с открытым ртом, когда увидел кавардак в помещении. - Какого… - начал было он, как из-за нагроможденных друг на друга усилителей появился Хиро с коробкой в руках. - Один переезд хуже двух пожаров, да? – задорно спросил он, подмигивая ему. - Куда переезд? - На три этажа ниже, - ответил тот, проходя мимо. В коробке находилось свернутые как попало шнуры. - Зачем? - Спроси что полегче, и, может быть, я дам ответ, - прокричал Хиро уже из коридора. Мысль о том, что придется разбирать установку, его не обрадовала, но выбирать не приходилось. В студию вошел Маса, поздоровавшись с ним и проходя к контроллерам. - Чем помочь? – поинтересовался Нацу, проходя в кабинет. Было видно, что коллеги едва начали, повсюду валялись выдернутые как попало шнуры, процессор эффектов опасно накренился, грозясь свалиться с MIDI интерфейса. - Помочь? – туповато переспросил Маса. – Ну, все перенести… - Ладно, - кивнул Нацу. – Кухню потом перетащу, не буду полностью ее разбирать. - Угу, - пробормотал Маса. – Так, давай тогда вместе консоль, - предложил он, и Нацу кивнул. Они полностью справились с переездом за пару часов, во время которых беззаботно болтали, казалось, обо всем на свете. Хиро привычно едко шутил, Маса же предприимчиво рассказывал о своих домыслах по поводу будущего группы, казалось, все его мысли заняты исключительно работой и всем, что с ней связано. Он поделился планами о покупке новой педали для гитары, беззлобно сетуя, что у него нет контрактов ни с одной фирмой-производителем, в отличие от Нацу. Им снова выделили целый этаж, но здесь помещений было больше, хоть они и были меньше: Хиро порадовался отдельной кабинке для записи вокала. Еще лейбл предлагал свое оборудование, и Маса восхищенно рассматривал новые панели около десяти минут, наверняка, заранее представляя, какие эффекты можно будет использовать в дальнейшем. У Нацу здесь также был отдельный кабинет, чуть больше предыдущего, и уже оборудованный для записи, а не только для тренировок. Перетащить установку вызвались оба коллеги, и уже к концу первой половины дня Нацу мог созерцать готовый вид инструмента. - Может, последовать твоему примеру, и тоже обзавестись обновкой, - ткнул он Масу в бок. – Куплю какой-нибудь trash crash или stack pair, поэкспериментирую с тарелками. - Почему нет, - отозвался Маса. – На таких мелочах и строится новое звучание. - Знаю, - кивнул Нацу. – Покажешь мне риффы? - Да там риффов, - отмахнулся Маса. – Три ноты, да и те в тонике, - рассмеялся он. – Если тебе это о чем-то скажет, то пишем в фа-диез миноре. - Ни о чем, - правдиво ответил Нацу, смеясь в ответ. Действительно, гитарами и теорией музыки для них он никогда не интересовался, и мог сыграть только несколько распространенных аккордов – неподдельный интерес он испытывал только к ударным, и, в целом, сознавал, что довольно ограничен в своих увлечениях и жанре игры, но полагал, что лучше быть специалистом в чем-то одном, чем любителем, но везде. - Я думаю о каком-нибудь сложном размере, - Маса подошел к установке, проводя рукой по тарелке. – Может, пять восьмых или семь восьмых, чтобы нагнетало. - Будет необычно, - согласился Нацу. – У меня скоро день рождения, - невпопад продолжил он. – Можно будет посидеть, отметить. - Ты не перестаешь удивлять, - обернулся Маса. - Но это не значит, что мы против, - встрял Хиро, заходя в комнату. – В моей подсобке стоит просто обалденный маршрутизатор. Я уже успел записать кое-что, - довольно улыбался он. - Круто, - отозвался Маса. - Насчет праздника – идея отличная. Где соберемся? Кто будет? – поинтересовался Хиро. - Да вы и будете, - Нацу пожал плечами. – А вот где – вопрос другой. - Да может здесь и отметим? – предложил Маса. – Камер нет, этаж наш. - Закажем пиццу. Все любят пиццу, - подхватил Хиро. – Ты сам то чего хочешь? - Этого и хочу, - ответил Нацу. - Ну вот и решили, - поставил точку в разговоре Маса. – Я пойду разберусь с конвертором и свитчером, - махнул рукой он, выходя из комнаты. – Надеюсь, скоро будет гитарист, который будет всем этим заниматься, - недовольно пробурчал он напоследок. А уже в день своего рождения, когда рабочее время подходило к концу, Нацу заказал пиццу и купил в кафетерии несколько бутылок газировки. С пакетами он поднялся на свой этаж, и торжественно вошел в студию, где его коллеги уже освободили стол, убрав с него ноутбук и аппаратуру. - Та-дам, - весело начал он. - С днем рождения, с днем рождения, - запел Хиро. – Самый лучший барабанщик! - Да ну, - рассмеялся Нацу. - Поздравляем, - серьезно начал Маса. – Начнем с приятного, вот наш подарок, - уже мягче добавил он, пихая локтем Хиро. - Умнее ничего не придумали! Но такое должно быть в доме у каждого. - Какое такое? – спросил Нацу, усаживаясь за стол. - Нужное и необходимое! Что поднимет настроение и поддержит в трудную минуту, - Хиро хищно улыбнулся, протягивая ему коробку. – Чтобы было чем скрасить твое вечное одиночество, - торжественно закончил он. Нацу взял подарок, разворачивая и вытаскивая на свет бутылку. - Хиро ужасно невежливый, - сказал Маса. – Он не имел ввиду никакого одиночества. - Это?.. – Нацу уставился на этикетку. - Коньяк коллекционный, пять звезд, - не обратил никакого внимания на замечание басиста Хиро. – И для души и для здоровья. - Большое спасибо, - от души поблагодарил Нацу, убирая бутыль обратно. - Разопьешь его со своей любовью, будешь нас вспоминать, - усмехнулся Маса. - У Нацу появилась любовь? – поинтересовался Хиро. – Да ну-у… Маса вздохнул, а сам Нацу промолчал, открывая коробку с пиццей. - Налетай, - проговорил он, переводя тему. За праздными разговорами настроение старательно ползло вверх, и Нацу уже едва не светился, когда увидел маленький торт. - Даже со свечкой, - довольно произнес Хиро, распаковывая сладость. – Все для вас, лишь бы вы улыбались. - Я улыбаюсь, - ответил Нацу, и действительно лицо его озарялось улыбкой. - Не забудь загадать желание, - напутствовал он дальше. - Ты веришь в исполнения желаний? – удивился Нацу. - Все в жизни решает уровень веры, - философски заметил Хиро, зажигая свечу. – Так что если уж и загадывать, то точно верить. - Ну прямо эффект Розенталя, - хмыкнул Маса. - Понятия не имею кто этот мужик. Не занудствуй и не мешай Нацу загадывать. - Загадай нам гитариста, - попросил Маса. – Если уж точно сбудется. Хоть польза будет. - Тебе лишь бы польза, - шикнул на него Хиро. – Вдруг наш Нацу мечтает о новом клэмпе. - Клэмп он и купить может, что о нем мечтать. - Ну или о раме заказной, - будто не слыша его продолжал Хиро. - Тебе не приходило в голову, что Нацу может хотеть чего-то, не связанного с барабанами? - А… - Хиро как-то стушевался. – Ну, да, наверное, может, - Хиро вопросительно взглянул на Нацу, но тот фыркнул: - Скажу вслух - не сбудется. В такие приметы и обряды Нацу, конечно же, не верил, но и загадывать что попало не хотелось. На самом деле, в голове его было только одно желание, и в этом Маса оказался прав – оно не было связано ни с работой, ни с установкой. Он задувал свечу даже как-то отчаянно, страстно желая верить, что все непременно сбудется, и его жизнь найдет в себе место для чуда. - Ого, как дунул, - хихикнул Хиро. – Видать, что-то слишком уж важное… - Надеюсь, все будет так, как ты пожелал, - добродушно пожелал Маса. - Спасибо, - ответил Нацу. Завибрировал телефон, и он отвлекся, не слушая Хиро, уже начавшего что-то увлеченно рассказывать. «Прости, я задержусь. У Леды форс-мажор», - писал Сойк. Мгновенно сердце ухнуло вниз, куда-то к стопам, все внутри будто перевернулось, он тяжело сглотнул. Не придумав никакого ответа, он отложил мобильник и сделал несколько глотков газировки, перебивая кислый привкус во рту. - … генератор субгармонии низких частот, - заканчивал предложение Маса. – Я хотел, чтобы звук не был расплывчатым, но провалились средние частоты, и получился просто шум в эфире. - И что, исправил? - Ага. Строй изменил, чтобы верхняя соль прямо жирной была, и все. Вот Нацу хорошо, настроил один раз барабаны, и год играй. - Ага, - рассеянно отозвался Нацу. - Ты чего? Вид, будто тебя девушка бросила, - хмыкнул Хиро. - Не девушка, - машинально ответил Нацу. - Тебя бросил парень? – Хиро подался вперед, глаза его удивленно расширились. – Это и есть твоя любовь? - Да нет, - отмахнулся он. – Что за бред ты несешь, боги, Хиро, - Нацу потер пальцем переносицу, пытаясь заглушить в себе нарастающую ревность. «Не зря я этого Леду терпеть не мог», - подумал он, откидываясь на спинку дивана. До конца их импровизированной вечеринки он практически не раскрывал рта, больше слушая коллег. Он заметил интересный на его взгляд момент – те ни разу не заикнулись о прошлом. Не было даже намека на ностальгию и ни одного воспоминания веселых случаев, будто и не существовало ничего до последнего релиза. Ближе к восьми, когда пицца и торт были съедены и все выпито, они начали собираться, и Нацу честно пытался поддерживать видимость радости на лице, но получалось плохо. Все мысли сводились к Леде и догадкам о том, что такого важного могло ему понадобиться, что Сойк перенес все планы и превратился в супергероя, спешащего на помощь. Уже на парковке, когда пришло время расходится, Хиро подмигнул ему, шуточно отдавая честь. - Еще раз поздравляю, драммер. Не кисни, у тебя теперь есть отличный антидепрессант, - сказал он на прощание, и они с Масой свернули в другом направлении. По дороге домой, оставшись наедине с собой, он еще сильнее разнервничался, понимая, что попросту себя накручивает, но легче от этого понимания не становилось. Разбушевавшаяся фантазия рисовала образ Леды, который глуповато хлопал ресницами и призывно смотрел на Сойка – другого «форс-мажора» у Леды, кроме как его соблазнение, в фантазии Нацу не было. На пороге его ждал Лео, и нетерпеливо терся о ноги, пока Нацу разувался, прося внимания. Котенок был подхвачен на руки и традиционно устроен на плече, пока он думал, чем себя можно занять до приезда Сойка. «Ничего страшного, я понимаю», - отправил он, наконец, ему ответ. «Я уже дома, буду рад, если заедешь», - добавил он, спустя несколько минут. Сеть показывала сообщения как непрочитанные, и Нацу включил телевизор, решив отвлечь себя каким-нибудь концертом. Остановив свой выбор на любимой группе Сойка Tool, он уставился в экран, стараясь сосредоточиться на музыке, а не на своих негативных мыслях, но выходило плохо. То и дело Нацу вздыхал, кидая, взгляд на подаренный коньяк, пока не выдержал и не решил откупорить бутылку. В его доме отродясь не бывало специальной посуды, а потому он напиток щедро плеснулся в чайную чашку, и был выпит залпом. Коньяк обжег горло и желудок, Нацу закашлялся, но упорно налил еще, подумав, что хуже уже не будет. Через полчаса, когда вторая порция алкоголя была уже выпита, он снова проверил телефон, но сообщения по-прежнему прочитаны не были. На плече дремал Лео, и Нацу уже не сдерживая себя злился на все вокруг. Спиртное, которое должно было успокоить дало противоположный результат, мрачнее тучи, он нервно мерил шагами пространство квартиры. Было выпито еще две чашки коньяку и выкурено три сигареты, когда, снова проверяя телефон, он не нашел там ответа. «Так ты приедешь?», - набрал он, но телефон упорно продолжал показывать, что Сойк оффлайн. «Ты вроде говорил, что приедешь» Нацу нахмурился. Пьяным он себя не чувствовал, но в голове шумело, а концерт начал казаться невнятной тарабарщиной. Он прошел на кухню, снова занимая себя курением, и налил в чашку последнюю, как он решил, порцию. Напиток нагрелся, став неприятно тепловатым, но Нацу было уже все равно, мелкими глотками он цедил содержимое, и писал: «Хиро и Маса подогнали мне коньяк» «Никогда не любил коньяк. Я вообще, в принципе, спиртное не переношу» «Думал тебе отдать. Ты же любишь? Ты должен любить коньяк, хотя по мне – редкостное пойло» Сигарета тлела в руке, пока Нацу не затушил ее, не скуренную даже до половины и едва не промазав мимо пепельницы. «Заберешь как раз. Если приедешь. Хотя можешь не приезжать, если важные дела» «Не парься. Как захочешь» «Или я» «Я что, ответил сам себе?», - усердно печатал Нацу, хотя клавиатура перед глазами плыла, и умудрился даже отправить несколько смайликов. «Хотя знаешь, отмечать сам на сам тоже неплохо» «Зря я тебя позвал» «А еще я загадал желание на торт. На дебильный торт дебильное желание» «Маса просил гитариста загадать, а я вот нет» «Хотя гитарист нужнее. Самое дурацкое, что я даже поверил на минуту» «Хотя знаешь, забей, просто забей», - злобно закончил Нацу, глядя на время – часы показывали начало десятого, и он подумал, что Сойк, должно быть, и не приедет вовсе. Поставив телефон на беззвучный, он закинул его в кухонный ящик. Коньяк будто бы разом добрался до его сознания, перед глазами все плыло, а попытавшись сделать шаг он качнулся и едва не упал. Мысли путались, спотыкались друг о друга, пока он кое-как добирался до кровати, рухнув на нее и сразу же забываясь сном. По голове будто бы стучали молотком, громкий, настойчивый звук пробивался сквозь черепную коробку, и словно долбил изнутри. Просыпаясь, он ощутил невероятную сухость во рту, вкупе с отвратительным привкусом. Рядом спал Лео, его мех настойчиво лез в нос, и Нацу едва удержался, чтобы не спихнуть безмятежно спящего кота на пол. Стук повторился. Застонав Нацу встал, пытаясь определить источник шума, и с недовольством понял, что стучат в дверь. - Что там… - начал он, и замер, пораженный – подсветка на телевизоре показывала время – начало третьего ночи. Он бросился к двери, игнорируя боль, стиснувшую виски, и так резко открыл ее, что едва не сбил с ног за ней стоящего. На пороге стоял Сойк, который тут же сделал шаг вперед, проходя в квартиру и затаскивая огромную коричневую коробку. - Привет, - поздоровался Сойк, пока Нацу безуспешно пытался сообразить, что происходит, и не снится ли ему происходящее. Сойк уперся в него взглядом и молчал. Странное, нетипичное его поведение Нацу не распознал, и обомлел еще сильнее, когда Сойк схватив его, потянул сначала на себя, а после разворачивая, толкнул к стене. - Ты пьян? – брякнул он первое, что пришло в голову. - Нет, а должен быть? – не растерялся Сойк, придвигаясь ближе. От него пахло ментолом и горьковатым парфюмом, глаза его возбужденно блестели в слабом свете коридорной лампы. - Не должен… - пробормотал он, просыпаясь окончательно, и понимая, что Сойк вполне реален, и стоит сейчас совсем рядом. Как следствие алкоголя мысли все еще путались, Нацу ошарашенно смотрел на Сойка, понимая только, что тот стоит слишком близко, и буквально вжимает его своим телом в стену. - Ты меня не ждал? – поинтересовался Сойк. Его пальцы почти невесомо пробежались по его запястьям, вернувшись к ладоням. Он держал Нацу за руку, переплетая пальцы. - Ждал, - пискнул тот в ответ, закусывая губу. Тело оказалось куда быстрее разума, и начало реагировать на чужую желанную близость. - Мне показалось, Нацу, - горячо прошептал Сойк склонившись к нему, - Мне же не показалось. «Какой проницательный», - съязвил тот про себя, но вслух сказать этого не смог. Рука Сойка, ненавязчиво, но крепко вернулась к захвату его запястья, он шелохнулся, прижимаясь всем телом, и Нацу слышал его дыхание. Сойк медленно обнял его, уверенно скользнув руками по спине, так аккуратно и чувственно, что Нацу резко выдохнул, понимая, что загаданное желание исполняется. Голову все еще туманил выпитый коньяк, но ощущение Сойка так близко с собой отрезвляли и опьяняли одновременно. - Я смотрю, нехило так ты тут напраздновался, - сказал Сойк, видимо, услышав запах спиртного, и провел губами по его щеке. – С днем рождения, - чуть слышно произнес он, замирая, ожидая ответа на свои действия. Но Нацу тупо молчал, совершенно растерявшись и ругаясь на самого себя, что так слабо думается в этот момент. Все смешалось в нем: и удивление, и нарастающее возбуждение, и даже какое-то недоверие к происходящему, образуя в итоге кашу из собственных ощущений. Он пытался понять, рассудить, почему Сойк так нетипично ведет себя, и часто заморгал, стряхивая остатки сна, опуская взгляд чтобы убедиться – действительно ли это руки Сойка сомкнулись на его талии, взаправду ли волосы щекотали его шею? - Если ты не хочешь… - начал было Сойк, неверно воспринимая растянувшуюся паузу, но Нацу дернулся, сопротивляясь: - Хочу, - как можно тверже постарался ответить он. Сойк резко потянул воздух и почти сразу после его твердые губы властно овладели его ртом. Нацу уперся руками ему в грудь, почти сразу поднимаясь выше, обнимая за шею. Их первый поцелуй разразился шквалом эмоций и ощущений, осязаемого Сойка внезапно стало чуть не болезненно мало, захотелось коснуться его всего, прижаться сильнее, почувствовать ярче. Он жадно отвечал ему, притягивая сильнее, чувствуя, как возбуждение охватывает его от одного только поцелуя. - Тише, тише, - отстранившись проговорил Сойк. – Не спеши, - вспышка раздражения от родительского тона мгновенно растворилась, когда он, взяв Нацу за руку, направился в спальню. Сердце гулко отбивало неровный ритм, ухая в ушах и висках, когда Сойк опустил его на диван, нависая, мягко привлек к себе. Нацу рвано и громко дышал, когда Сойк начал стягивать с него футболку, и не застеснялся тихого стона, когда Сойк коснулся губами его шеи, переходя к груди и животу. Лежать просто так казалось категорически неправильным, Нацу извернулся, дергая толстовку Сойка. Тот послушно стащил вещь, и вернулся к ласкам, нежно целуя шею. Он согнулся над ним в невероятно неудобной на вид позе, упираясь одним коленом в диван, вторым куда-то в его основание, и выглядел так естественно и спокойно, будто бы это была далеко не первая их близость. Нацу как-то сдавленно всхлипнул, когда Сойк начал поглаживать его через ткань домашних штанов: любое касание обжигало, тело после долгого воздержания реагировало особенно остро, Нацу заерзал. Казалось очень важным ни на секунду не отпускать Сойка, а еще обязательно следить за выражением его лица. Нацу захлестнула невероятная нежность, гладкая кожа Сойка его сводила с ума, он надавливал кончиками пальцев на выступающие лопатки, растворяясь в ощущении Сойка рядом, будто бы даже не веря до конца, что постоянный жилец его грез на самом деле рядом и вполне себе реально лишает его последних элементов одежды. - Сойк, - все же не выдержал Нацу тишины. - М? – Сойк поднял голову, проводя раскрытой ладонью по его бедру, а затем снова сжимая уже оголенный член, начиная медленно водить по нему рукой. – Ты что-то хотел сказать? – он смотрел даже чуть насмешливо, откровенно наслаждаясь видом захлебнувшегося вскриком Нацу. «Люблю», - подумал Нацу, и тут же волшебная истома исчезла, уступая горькому осознанию, что Сойк явно ничего подобного не чувствовал. - Что такое, Нацу? - У меня нет смазки, - выкрутился он под вопросительным взглядом. - Презерватив и аккуратность заменят что угодно, - улыбнулся Сойк, отстраняясь и раздеваясь сам. И Нацу приказал себе выбросить все лишнее из головы, сосредоточившись только на таком неожиданном подарке судьбы, и совсем откровенно развел ноги в стороны, снова обнимая Сойка и притягивая его к себе. Тот действительно был аккуратен, даже слишком, заставляя Нацу нетерпеливо ерзать и выгибаться, поражая сам себя неожиданной страстностью. Ему было почти не больно, захлестнуло лишь безраздельное счастье, от того, что именно Сойк брал его, пусть даже на этой ужасно узкой и неудобной софе, вроде бы Нацу цеплялся за него и старался поцеловать – он уже не мог сказать наверняка, действительность свелась к жару чужого тела и ритмичным движениям. Но впервые, наверное, за всю жизнь, не собственное удовольствие было приоритетом, он смотрел на Сойка, периферией сознания стараясь запомнить его эмоции, понять, как ему нравится больше и стать для него самым лучшим. Правой рукой Сойк упирался в подлокотник дивана, и Нацу умудрялся прихватывать губами его запястье, пока не вцепился в него пальцами, сжимая, наверное, до синяков, срываясь в оглушительный оргазм – ему не надо было даже доводить себя, хватило того, как Сойк грубо сжал его член в своей ладони. Он тяжело дышал и смотрел на Нацу с победой в глазах, и казался безумно, бесконечно красивым и совершенно невероятным. - Надо в душ, - наконец сказал он, почти сразу же скрываясь за дверью ванной, и на Нацу опустились все неприятные ощущения, следовавшие не то за сексом, не то за выпитым. Поморщившись, он встал с дивана, нашел в шкафу полотенце, чтобы завернуться в него, и ждать, пока Сойк освободит душевую. В голове было совершенно пусто, усталость опустилась на него, но спать не хотелось. Сойк вышел минут через десять, развязно улыбнулся ему и, Нацу, понадеялся, что собственный взгляд не выдает разочарования и абсолютно детской обиды от того, что его чувства так и останутся неразделенными. Сойк вытащил из кармана валявшихся джинс сигареты и отправился на кухню, так ничего и не сказав, а Нацу, закрывшись в ванной, долго стоял перед зеркалом, зачем-то вглядываясь в свое отражение. Он едва не задыхался от накатившего осознания необходимости Сойка, и совершенно не знал, как выразить это, да и сомневался в том, правильным ли решением будет открыться. Тягучий, липкий страх быть отвергнутым и стать его разовым впечатлением, начисто смел блаженное послевкусие оргазма. Нацу чувствовал себя опустошенным, словно все силы разом покинули его. Он уперся ладонями с холодный фаянс раковины, понимая, что надо избавиться от состояния, захватившего его, перестать глупо прятаться в ванной, боясь неотвратимой реакции Сойка. До конца он не понимал еще мотив Сойка и его действий, сумасшедший, скоропалительный секс как шикарным, так и абсолютно неожиданным. Заранее Нацу настраивал себя на негативный результат: вот он выйдет, а Сойк уже собирается ехать домой, оставляя его один на один с собственной ненужной привязанностью и неуместными чувствами. Практичный Сойк, может, даже некрепко поцелует на прощание, и это будет окончанием связи, неожиданно ставшей для Нацу слишком значимой. Внезапно Нацу разозлился – то ли на себя, за то что допустил, то ли на Сойка, который испортил такое непринужденное, но важное общение эпизодическим сексом, до основания разрушая всю иллюзорность их дружбы, которой теперь уже явно не быть. Хотелось отбросить неуместные сейчас эмоции, выйти и сказать что-нибудь правильное, но Нацу совершенно не представлял себе, какие слова станут подходящими. Постояв так еще с минуту, он, наконец, глубоко вздохнул, и обреченно толкнул дверь ванной, выходя в коридор. Паркет холодил влажные еще ноги сильнее, чем кафель, в квартире было прохладно – явственно ощущался запах летней улицы. Запоздало Нацу подумал, что следовало бы накинуть на себя что-нибудь, небрежно повязанное на бедрах полотенце после близости казалось ему пошлым. Сойк уже полулежал на кровати, в одних только джинсах, с телефоном в руках, и вид этот показался Нацу настолько гармоничным и естественным, что защемило в груди. - Привет, - сказал Сойк, замечая его, и Нацу захотелось проклясть его вместе с совершенно идиотской привычкой постоянно здороваться и добавлять почти после каждого предложения свое «вот». - Привет, - ответил он вместо этого, и застыл в проходе, как бы боясь пройти внутрь собственной спальни. Словно разгадав его мысли, Сойк нейтрально поинтересовался: - Мне уйти? - Нет… Ну, как хочешь, вообще, - Сойк склонил голову набок, его длинные волосы рассыпались по плечам и груди, ловя на себе лунные блики приоткрытого окна. - А как хочешь ты? – его вопрос загнал Нацу в тупик собственных переживаний. Помолчав с несколько мгновений, он решил, что, все-таки, правда – лучше всего. - Я бы хотел, чтобы остался. - Тогда чего стоишь на пороге? – улыбнулся Сойк, откладывая телефон в сторону. Он внимательно следил за шагами Нацу, но нельзя было прочесть ни одной эмоции на его лице: не было ясно, рад ли он возможности остаться или же идет на поводу у случайного партнера. Сойк застыл, напоминая Нацу большую кошку, готовящуюся к прыжку. Опустившись на постель, он вдруг понял, что нестерпимо хочется курить. - Курить хочу, - поделился он. - Пойдем, - кивнул Сойк, хотя, вроде бы, курил только что. Неловкость сгущалась, Нацу было некомфортно, но он точно знал, что если Сойк уйдет, станет только хуже. Сойка же, наоборот, будто не смущало ничего, он легко пересек разделяющее спальню и кухню расстояние, уверенными движениями шире открыл окно, переставляя пепельницу со стола на подоконник. Нацу топтался рядом, придерживая норовившее свалиться полотенце, закурив, затягиваясь глубоко и часто, не замечая даже как быстро кончилась сигарета. В молчании он попятился назад, засматриваясь на обнаженную спину Сойка. Поджарая, жилистая фигура с ярко очерченными мышцами невероятно привлекала его, и он снова банально думал о том, какой же Сойк красивый. Захотелось снова прикоснуться к нему, снова почувствовать его, и Нацу, устав сопротивляться себе, обхватил Сойка за талию, качнувшись вперед и прижимаясь. Он замер на мгновение, ожидая, как тот напряжется, с молчаливой просьбой прекратить, но в нем словно жила потребность удивлять: откинувшись назад он положил свою руку поверх его. За окном приглушенно продолжал жизнь город, удушливый запах сигарет щекотал ноздри, а Нацу лишь крепче сжимал Сойка в своих объятиях, растворяясь в ощущениях, размягчаясь в накатившем потоке тепла, склоняясь к его уху, невесомо целуя. Сойк освободился от захвата, разворачиваясь к Нацу лицом и касаясь его губ. Нацу опомнился в момент, когда обнаженная спина уперлась в шероховатую поверхность стены, вновь жадно отвечая, стремясь то ли прижаться ближе, то ли обнять и крепче притянуть к себе. Досадные мысли покинули опустевшую голову, мгновенно воспламенившаяся страсть накрыла его. «Как бы то ни было, это Сойк. Это действительно он», - думал Нацу. - Какой страстный, а, - усмехнулся Сойк. Нацу в ответ на это попытался улыбнуться как можно более пошло – казалось, нарочитая похоть выигрышнее нежности, ловя ладонь Сойка, прижимая ее к своим губам. - Хочу, - прошептал он, с удовольствием замечая, как изменился взгляд Сойка, как его заставило его вздрогнуть сказанное. - Будет. В ту ночь, вписанную в мысли Нацу прочными нитями искушенных воспоминаний, они занимались любовью почти до самого утра, словно бы это была далеко не первая близость, становясь увереннее и смелее с каждой минутой, разделенной на двоих. Сойк не переставал поражать Нацу умелостью и опытностью своих действий, на фоне которых он сам казался смущенным подростком, он будто предугадывал его реакцию и заранее знал его предпочтения. С ним было так хорошо, упоительно, что Нацу не смог бы подобрать точных слов для описания того, что происходило с ним тогда. В преддверии не маячил будний день, все блоки и сомнения разбивались о нежные, ласковые слова, чувственные стоны, и резкие выдохи. Словом, Сойк оказался идеальным и в постели тоже, окончательно утягивая Нацу в мир, заполненный им самим.