***
— Удачи, сынок. — Спасибо, мам. Иккинг стоит перед школой, и мимо него проходят толпы учеников в виде цветастых маленьких пятнышек. Зелёные, красные, розовые, синие, самые-самые разные кружочки мелькают в черноте и быстро испаряются, потом вновь появляются. Ангел несколько теряется в этой пестроте, ступает неуверенно: не хочет врезаться в кого-нибудь. Потом видит знакомое оранжевое сияние где-то на входе, а рядом с ним ещё три пятнышка: два тёмно-зелёных и кофейное. Оранжевое заметно приближается, Иккинг понимает, что его встречает Сморкала. — Привет, брат!.. Вау, классная шляпа, — явно с улыбкой говорит Сморкала, дёргает пару страз на полях. — Спасибо, — тихо говорит Иккинг, и чуть отпихивает ладонь Сморкалы от себя; далее он поднимается по ступенькам и его встречают те три пятна, интересуется, — Это вы, ребят? — Кто же ещё! — подаёт голос Задирака, и следом спешит обнять ангела; стразы приятно звенят, будто приветствуют демона; потом Иккинга обнимает Забияка. Рыбьеног от объятья воздержался, но пожал руку. Они рассказывают Иккингу обо всём, что произошло за всё это время, пока его не было, но не особо слушает. Линии рисуют ему плитку под ногами, стены, раздевалку, лестницы на второй этаж, ещё больше пятен… — У нас сейчас физкультура… Что-то не так, Икк? — Не, всё нормально, — говорит Иккинг Сморкале, — Просто… Непривычно. — Понятное дело, ты же не видишь, — кидает фразу Задирака, — Но мы поможем!.. — Да, ты же наш друг, — вторит брату Забияка. Друзья ведут Иккинга в спортивный зал почти что за руки, но он то и дело отдёргивает ладони, бурча: «Я вижу», но Задирака то и дело повторяет: «Нет, чел, ты ни хера не видишь». Ещё немного, и ангел закатит тираду на эмоциях о том, как именно он видит мир, но старательно сдерживает себя. Им не понять, зрячим, каково это: потерять зрение и ориентироваться лишь шестым чувством. Раздевалка. Иккинг по едкому запаху пота сразу вспомнил, как она выглядит. Вечно сломанная душевая кабина, такой же сортир, закрытые фрамуги, которые запрещено открывать. Заходит и садится на скамеечку, опускает голову. Вокруг витают точки. — Иккинг, ты что ли? — подаёт кто-то голос, ангел кивает, — Не узнал в шляпе. Как здоровье, брат? — Пойдёт, — лениво отвечает Иккинг. — Тебе если помощь нужна, ты обращайся, — аккуратно говорит ещё одноклассник. — Угу, спасибо. Все переодеваются, собираются выходить, но тут заходят новые точки: тёмно-красные, тёмно-синие, тёмно-жёлтые… — Омикрон?.. — тихо интересуется парень из класса Иккинга. — У нас совместка, — бурчит ему кто-то в ответ. Иккинг почти ни разу не видел Омикрон. Эти ребята объявляются также редко, как ангельские вестники, когда те приходят на землю проповедовать слово Господне. Короче, очень редко. «Омикрон» — лучший класс нынешней параллели, и это факт. Он выиграл конкурс на самый лучший класс, и айкью совместный у омикронян крайне высокий. Да и в спорте они очень неплохие. А ещё они очень пугающие, молчаливые; их редко увидишь шутящими друг с дружкой, даже просто разговаривающими между собой. Каждый сам в себе. Но когда Омикрон вместе — его не сломить, и эти ребята не только топят за себя, но и за всех. Поэтому в раздевалке царит лишь шуршание пакетов, пихание складываемой одежды на полки и скрип дверок кабинок. По ту сторону двери слышится голос тренера: «Омикрон, быстрее, только вас ждём!» Иккинг встаёт с места и выходит наружу. Его встречает коралловое пятно. — Вот и ты, Иккинг… Как глаза? — интересуется тренер. — Всё по-прежнему, — со слабой улыбкой отвечает ангел, — Но чуточку лучше. — Отменная шляпа, — делает комплимент преподаватель, — У моего дяди такая же была… Тебя проводить? — Я сам, — отмахивается Иккинг, и тут же, будто в качестве доказательства, стремительно спускается по ступенечкам прямиком ко входу в спортзал. Опять куча пятен, но выстроенная в линию. Все цвета радуги в строгой последовательности: тренер Катулл явно знает, причём на уровне интуиции, как именно стоит ставить учеников по ауре. Иккинг довольно улыбается, но его улыбку никто не видит, ибо шляпа чуть закрывает его лицо. И вдруг в спортзал входит зарево, которое тут же окрашивает темноту в глазах Иккинга в золото, и он пугается от этого. Ему это что-то напомнило. Пока Катулл говорит планы на занятие, Иккинг пытается понять, что это за пятно: парень или девушка, демон или ангел. «Редкий цвет для ангела… Да и для демона тоже», — смутно размышляет Икк, смотря, как перед глазами по кругу скачут пятна, в том числе это странное зарево, будто ослепляющее его. Потом пятна становятся в линии, явно делают зарядку. Иккинг заметно скучает, но ничего поделать с этим не может. После разминки тренер Катулл говорит что-то вроде: «Я не знаю, что с вами делать, берите мячи и играйте в баскетбол». Ангел пытается каким-то невообразимым способом следить за мечом по звуку стука о пол, который то и дело петляет из-за вибраций, и эти скачки напрягают Иккинга; хочет, чтобы это прекратилось. И ему прилетает мяч, причём аккурат на макушку, и стразы брякнули звуком, похожим чем-то на «Ой». Иккинг тут же кладёт руки на голову и шипит от боли: вот и попался. Круги исчезли, линии тоже… — Следить надо! — восклицает кто-то. — Ты придурок, Ларк, он слепой! — вопит какая-то девушка, и она бежит к ангелу, а заодно и за мячом. Когда боль чуть проходит, Иккинг понимает, что к нему кто-то подошёл. — Прости, пожалуйста… Отвести тебя к медсестре? — слышит он милый голос девушки. Чувство восстанавливается и ангел осознает, что перед ним — то самое зарево, и сейчас оно его точно испепелит: так сильно оно сияет; хочет сощуриться. — Нет, спасибо, — чуть заикается Иккинг, когда чувствует на голове ладонь девушки; она слабо стряхивает с белоснежной шляпы пятно от пыльного баскетбольного мяча. Потом зарево уходит направо и потом идёт налево, возвращается на поле, где стоят другие пятна. Прикосновение было таким нежным и приятным, ангел до сих пор ощущает это тепло на своём затылке, смущается, даже чуточку краснеет. Ангелы вообще очень чувствительны к прикосновениям. Особенно к тем, которые исходят от противоположного пола. Иккинг делает быстрое сравнение: когда его обнимает или касается Забияка, он такое не чувствует. А с этой незнакомкой… Это что-то новое, его уму пока что непонятное. Остаток физкультуры проходит в раздумьях. Иккинга возвращает с небес на землю Сморкала, который напоминает ему, что урок уже закончился… Размышления в раздевалке среди тёмных пятен, потом думы на скучном зачёте, мыслеблудие на алхимии… — Сморкала, та девушка… Как её зовут? — Астрид. Астрид Хофферсон, — достаточно чётко отвечает Сморкала: он был занят перемешиванием цветного варева в котелочке. — Астрид, — повторяет Иккинг мягко, будто смакует на губах; улыбается как дитя, но этого никто не видит. Он не знает, как она выглядит, не видел её ни разу в жизни, но уже уверен на сто процентов, что она красивая. Не зря ведь она сияет так ярко в его темноте. Это не случайность, не совпадение. Это знак. Иккинг хочет узнать, как она выглядит, кто она, и хочет спросить, но язык как-то не поворачивается спросить именно сейчас… Вокруг пятна, идёт алхимия, и он такой молодец: думает, как выглядит девушка, которая сейчас заполонила его головешку… И которая погладила его головешку ладошкой (на деле же просто стряхнула пыль, но да ладно). Иккинг улыбается весь вечер, лежит в кровати и слушает музыку и представляет её образ… «Если золото, может блондинка?.. А блондинкам идут голубые глаза… Или зелёные… Поскорее бы зрение вернулось!»***
Иккинг ходит по школе и ищет то заветное золотое пятно среди всех кружочков цвета радуги вокруг себя. Он пока стесняется спросить у друзей, как выглядит его Астрид (да, он успел окрестить её своей за пару дней), поэтому просто выдумывает её облик каждый раз. Проходит по лестнице и, — о, чудо! — она, в окружении тёмных пятен. — Астрид, ну пожалуйста, помоги с проектом! — Нет, я сказала, съебитесь в туман! Иккинг, услышав бранную речь, тут же крестится и бормочет: «Господи, сбереги мой слух от греха», но всё равно рад слышать голос Астрид. Его Астрид… Потом вдруг до него доходит. «Ангелы ведь не ругаются… Неужто она — демонесса?..» И мир как-то тихонько начинает рушится, мрачнеет и давит на него. «Золото» и «Демонесса» как-то не связываются в одну логическую цепочку у Иккинга в голове. Вариант, что Астрид — демонесса, он старательно обходил стороной, почти и не думал. Ангел, фея, ну максимум какая-нибудь вампирша. А тут на тебе… Но может это неправда, и он просто всё спешно себе надумал? — Но нам Таёка сказал к тебе обращаться! — Ничего не знаю!.. Д дайте мне пройти, блять! Разойдитесь! Зарево уплывает куда-то, а пятна бегут за ним следом. Иккинг идёт в другую сторону; теперь его голова полна отнюдь не радостными мыслями. Он встревожен, раздосадован, во рту ужасно пересохло, руки чуть дрожат… Неужто нервничает? Сидит поникший, опустив голову. Стразы тихонько бренчат от дуновений ветерочка, долетающего с открытого окна до его парты; они шепчут ему: «Не спеши, не спеши»…