***
до допроса Хван Хёнджина.
Минхо отпивает пережженный кофе и быстро проходится глазами по распечатке переписки между Яном и его бывшим учителем. Конечно, это официальное (и более приемлемое) название для статуса Хвана, но нужно быть полным идиотом, чтобы проигнорировать тот факт, что пропавший не просто ходил к нему на дополнительные занятия по старой памяти. Ли практически плевать с высокой колокольни на то, с кем несовершеннолетний подросток спал, говорил, встречался, если это не помогает делу продвинуться. Счёт идёт на часы, но с мёртвой точки они так и не сдвинулись. Бывший напарник, с которым отношения более чем приятельские, даёт наспех откусить свежий пончик и вполне ожидаемо спрашивает: — Что там? — Пока ничего стоящего. Я только получил эти «письма счастья», — Минхо ловко огибает кулер с водой и стоящего рядом с ним Джуном, продолжая жевать. — Если найду зацепку, то скрутим этого «профессионала» сразу же. Любителям малолеток самое место в тюрьме, — подмигивает Ли, прежде чем скрыться за дверью собственного кабинета. Протолкнув в себя уже порядком поднадоевший напиток, Минхо устало плюхается в кресло и раскладывает распечатки по датам. Так, чтобы иметь хотя бы сухое, но представление о том, с чего всё начиналось. «Извините, что заставляю вас переживать. Я веду себя глупо и из моего рта вылетает много глупостей тоже, но мне правда жаль.» «Ничего страшного. Это нормально для твоего возраста, мы можем поговорить обо всём наедине. Если хочешь, то приходи ко мне домой после занятий. Не бойся, я не буду читать тебе нотации». «Мне придётся снова извиняться, вы же знаете. Я несу ересь полную.» «Если ты не будешь так волноваться в общении со мной, то не придётся)» Минхо усмехается. С таким пониманием с его стороны ничуть не удивительно, что подросток доверился Хвану. Минхо бы не увидел в этом ничего зазорного в обычное время (потому что Минхо плевать на подобное дерьмо), но не теперь. Ли даже брезгливо передергивает плечами, на секунду представив, чем пасынок Бана и Хван Хёнджин могли заниматься у последнего дома. Ли Минхо, конечно, все ещё глубоко похуй, но это реально мерзко. У одного, кажется, гормоны бушуют, а второй просто конченный извращенец. Вплоть до двадцать третьего января нет ничего интересного. Минхо начинает уже откровенно скучать, жалея, что вообще влез в это — отдал бы Чону и не занимался лишней волокитой. Но дальше сообщения Чонина становятся абсолютно другими. Сложно предугадать реакцию бедной матери Яна и тех самых соседей, которые в голос утверждают, что парень едва ли не святой. «Я скучаю. Могу сегодня прийти к тебе с ночёвкой? Мама разрешила остаться.» «Прям-таки разрешила.» «🙄 Прям-таки я ей сказал, что ночевать буду у тебя, а не у Джисона. Я же серьёзно, хён. Наполни, пожалуйста, ванну. На улице жуткий холод.» «Ок.»***
— У меня есть чай с имбирём. Будешь пить? Чонин робко кивает, улыбаясь. Конечно, у имбирных напитков специфический вкус, который Яну не по душе, но это совершенно не важно. Ну, можно же потерпеть ради Хёнджина. Это не смертельно. Внутри дом отделан деревом. Чонин старается не рассматривать, чтобы не было так очевидно, но выходит откровенно плохо. Совсем не похоже на его дом — тут больше именно «домового», а не квартирного уюта, и как-то теплее от этого становится. Жаль всё-таки, что Чан с мамой решили сделать ремонт сразу после свадьбы. Ян стягивает шапку, ботинки и проходит вглубь следом за хозяином. Хёнджин-учитель и Хёнджин-кажется-мой-слушатель одновременно похожи, но в то же время и нет. Хван чётко разграничивает, и теперь Чонин понимает те слова, сказанные им. Учитель не может позвать ученика к себе домой после занятий, но вот приятель (Чонин даже не знает, как правильно будет назвать) — да. Но вряд ли этого статуса будет когда-нибудь достаточно, не теперь. Чонин спросил, можно ли встретиться где-нибудь за пределами школы, и не стал добавлять, как для него это важно — Хёнджин понял без слов. Чонин думал, но не стал предлагать в качестве места чей-нибудь дом (хотя к себе почему-то упорно не хотел приводить — отчего-то неловко) — Хёнджин назвал адрес. И Ян сотню раз ходил по этой улице, когда, возвращаясь от тёти и специально делая крюк, хотел прогуляться подольше. Как после этого не думать, что всё не просто так? Чонин не гей, вообще ни на йоту. Ему не нравится девчачья одежда, очень узкие джинсы и что-то яркое и вычурное в одежде (именно это приходит сразу на ум) — нет-нет-нет. Ему просто хочется знать как можно больше о человеке, о котором знать всё попросту неприлично, хочется просто… держать себя рядом с ним; такое в новинку. — Начнёшь? — просто спрашивает Хёнджин — младший залипает. Интонация, эта непосредственность и расслабленность в каждом движении; черт возьми, Чонина бы зацепило это в любом случае — он не знает почему, но уверен на все сто. Младший садится за небольшую стойку на кухне прямо напротив Хвана, после его ободряющего кивка. — Как именно? — Твои мысли заняты чем-то, чего ты боишься, я прав? Для тебя это необычно? Честно говоря, — начинает Хёнджин уже другим тоном. Его переходы впитываются Чонином, как вода губкой. — Я всё пытался понять твои мотивы, твои мысли. Я надеялся подменить… не знаю, девушку, которая могла бы вскружить тебе голову, но… — «Но»? Чонин невольно сжимает колени, чуть подаваясь вперёд. Хёнджин заметил; Хёнджину не всё равно. Это долбит не по голове, а ребрам и дерёт нёбо. Младший всего на секунду прикрывает глаза, представляя то, как Хёнджин думает о нём по, например, ночам. Лежит в кровати и размышляет, что на уме у непримечательного Ян Чонина, который ведёт себя глупо. У того самого Чонина, которому он даже снится с недавнего времени. Во время занятий младший слушает Хёнджина, но не слышит ни черта. Кто-то может совершить террористический акт, случится взрыв газа в столовой на первом этаже, а Ян Чонину будет абсолютно похуй, пока Хёнджин находится перед глазами и его губы шевелятся. — Ты не в ладах с мамой из-за отчима? — меняет тему. — Он тебя обижает? Чонин еле слышно выдыхает с глубоким разочарованием. Несуразная, совсем уж нелепая надежда гаснет; он одновременно хотел и не хотел, чтобы старший догадался и произнёс это вслух. Потому что если Хёнджин знает, то, наверное, он бы сразу обрезал всё на корню, а не приглашал к себе домой. Всё ещё наверное. Взгляд опускается на руки старшего. Он всего лишь заваривает чай, ловко выбрасывая пакетик и сразу же перемешивая ранее насыпанный сахар, а уже хочется хотя бы дотронуться. Чонину порой приходила в голову идея о том, как можно сделать это незаметно, будто бы нечаянно. Несмотря на очевидную занятость гребаным напитком, Хёнджин выглядит немного обеспокоенным. — Нет, просто… — пауза, чтобы собраться с мыслями. — Есть вещи, с которыми, как вы и говорили, я не могу поделиться. Даже с ней. Старший тянет уже веселее, в какой-то степени даже радуясь: — Значит, всё-таки первая серьёзная влюбленность… Это мило. — Они все говорят… — Чонин осекается, отрицательно мотая головой. — Я читал, что любовь означает желание быть с человеком много времени. Но как быть, если, например, я хочу быть рядом с семьёй, друзьями и вами?.. Значит ли это, что я никогда не сумею полюбить кого-то в правильном понимании? Хёнджин беззлобно усмехается, опуская голову. Чонин действительно забавный (едва ли) ребёнок, который думает гораздо глубже, чем следует. Не стоит так. — Я не любил детей никогда. В том самом плане, что у меня и мыслей не было даже о том, чтобы их завести. Для меня они были абсолютно странным явлением, которое меня никогда не коснётся. А затем всё перевернулось с ног на голову. Знаешь, — Хёнджин держит кружку рядом с губами, словно хочет пить, но сказать это важнее. — Никогда не говори о том, что никогда не хочешь себе ребенка. Говори «пока что не хочу» — это важно. «Никогда» — слово губительное, а всё что, мы когда-либо сказали, имеет силу. Я говорю это к тому, чтобы ты не боялся кардинальных перемен в чувствах. — У вас есть ребенок? Вы женаты? Старший криво улыбается. — Был, но не женат и даже не разведён. Это долгая история, — собравшись, отмахивается старший. — Как-нибудь потом расскажу… Но то, что ты чувствуешь сейчас, и есть правильное понимание. Единственное отличие от сказанного тобой: ты захочешь быть на первом месте у этого человека, а он будет на первом месте у тебя. Просто не переживай, Чонин, — Хёнджин по-взрослому протягивает руку и поправляет прядь волос, откровенно лезущую младшему в глаза. И только спустя время, когда Ян, робко улыбнувшись ему, уйдёт, Хёнджин поймёт, что это было неправильно. Чонину потребовалось гораздо меньше времени, чтобы пожалеть о том, чего не решился сделать.