за сорок минут до начала допроса Хван Хёнджина.
— Мне нужны факты, мотив, — Минхо ходит-туда сюда, размышляя, резко кидает лакричную конфету в Чона, призывая его тоже думать. По-хорошему, пора валить домой; ночью Ян Чонина вряд ли кто найдёт. Чонин ушёл после школы к другу в четверг, предупредив мать. Всё очень мутно (и попахивает родительской безответственностью), но на следующий день Ян не пришёл домой, на звонки не отвечал — телефон выключен, а на учёбе, оказывается, вовсе не был. Отчим и мать обратились в полицию за пару часов до полуночи в пятницу, и поиски (которые, в общем-то, до сих пор ни к чему не привели) организовали сразу же. Наутро в субботу Минхо начал опрашивать соседей и друзей, заранее распорядившись, чтобы взломали соцсети и предоставили самые последние переписки Яна; там было много чего интересного. Только из уважения к Бан Чану, с которым поддерживал приятельские отношения, не более. Это же откровенный висяк уже заранее, потому что, блять, парень мог попасть в передрягу аж в злополучный четверг — у друга его ноги не было. Как сказал Ли Феликс, дрожа как осиновый лист: «В последний раз видел его после шестого урока, он даже не просился в гости». — Факты у тебя на столе с обеда, — бурчит Чон. — Сам же сказал, что Хван трахал его, судя по переписке. Вот и вызывай на допрос этого извращенца, сразу вешай на него убийство. А вообще, нет тела — нет дела. Поищем ещё денька два, и можно закругляться. Как будто Ян Чонин такой первый. Жалко, конечно, пацана. А что поделать? Сынхо кривит губы, мол, а Чон-то прав. — Ладно, я вас услышал, высокие интеллектуалы. Тогда ноги в руки и вперёд. — Не понял?.. — наконец подаёт голос Хо. — Сейчас десять тридцать семь. Вы успеете сгонять за Хван Хёнджином и привести сюда для допроса. Чем быстрее это сделаем, тем быстрее пойдем по домам, — Чон начинает вымученно выть и проклинать всех богов за то, что он решил работать именно тут. Личной жизни практически ноль и зарплата не ахти. — Давайте-давайте, пошевеливайтесь. И заодно купите где-нибудь по дороге американо без сахара. Когда в здании не остается никого, кроме дежурных на первом этаже, Минхо устало садится в кресло. Постукивая по столу пальцами и тупо глядя в одну точку, Ли задумывается над тем, как далеко всё-таки зашли пропавший и Хван. По статистике ведущая часть преступлений совершается по двум причинам: секс и деньги. Если со вторым всё понятно, то первое — это ревность, месть и прочие прелести. Минхо резко открывает папку, в которой хранятся распечатки сообщений, и продолжает читать. Времени не было, чтобы пройтись не только с начала и в самом конце, но ещё и захватить середину. Больше никто к этому не прикасался. «Мы поедем в *Сыу на мой день рождения, как ты и обещал? Блин, мне просто не верится, что я уже почти восемнадцатилетний и ещё год — и я свободен. Никогда так не ждал день рождения, как сейчас.» — двадцать шестое января. Минхо что-то припоминает: у Яна празднество в начале февраля. «Хён, я хочу прийти к тебе прямо сейчас.» — и нечто подобное повторяется много раз в разные даты и время. Ли теперь практически не сомневается в том, что Чонин даже не намеревался идти к другу. Просто соврал маме, чтобы не узнала правду и не задавала лишних вопросов. Единственный сын не просто гей — он спит со своим бывшим учителем; Минхо корректно игнорирует тот факт, что сообщения носят не только сексуальный характер, но также там много фотографий. Причём исключительно со стороны Яна. — Обидненько, — усмехаясь, говорит еле слышно Минхо. — Вот так умрешь, а у тебя найдут кучу голых фотографий или порнухи.***
«Вы не спите?» «Пока что нет.» «Разрешите кое-что у вас спросить?» «Да, конечно. Что-то случилось?» «Можно называть вас «хён», когда мы не в школе? Имею в виду, что вы же не намного старше меня.» — да, Чонин в корне оборзел. В принципе, идея писать в полпервого ночи своему учителю истории, надеясь на то, на что надеяться вообще не стоит, заведомо провальная. Чонин, как и многие люди, с наступлением темноты ощущает прилив то ли безрассудной самоуверенности, то ли такой же смелости. И в такие моменты, кажется, лучше всё-таки убирать телефон подальше и ложиться спать, всего лишь мечтая, — безопаснее в разы. «Поговорим позже, Чонин.» «Так значит, что могу?» «Пиздец неизбежен», — мысленно заключает он, когда более точного ответа так и не получает, прождав ещё минут сорок, а после сам же себя утешает: Хёнджин мог просто уснуть или не увидеть. — Ты выглядишь довольным, — хитро прищуриваясь, говорит мама. — Признавайся, ты решил сегодня втайне прогулять уроки или же их совсем отменили, а я не знаю? — Мам, я же не прогуливаю. Сегодня просто хороший день. «Потому что на первый урок истории мало кто придёт, ведь Хёнджин обещал контрольную. Я сижу за первой партой, могу смотреть на него, не беспокоясь о том, что кто-то заметит. А смелости во мне ещё со вчерашнего дня отчего-то столько, что я готов прикоснуться к нему так, как никогда не прикасаются простые знакомые», — думает про себя Ян и аккуратно кладет ланчбокс в рюкзак. Чонин перечитывает одни и те же двадцать семь сообщений, которые были между ними и всерьёз считает одежду, в которой был дома у Хёнджина, счастливой. Просто потому что хочется думать так, невзирая на трезвое мышление и то, что это был всего лишний жест, пропитанный какой-то отеческой заботой — старший дотронулся до его волос, черт возьми; старший поделился чем-то сокровенным, пообещав, что расскажет как-нибудь потом. Поскорее бы это «потом» настало. Чонин будет слушать и не упустит ни единой детали. — Чан сегодня на дежурстве? — Угу. Вернётся завтра к десяти, как обычно. А я, наверное, сегодня вечерком посижу немного у Ильхи. Посплетничаем. Ну, женские штучки. Приготовишь себе поесть? — Да, конечно, — Чонин завязывает последний шнурок на ботинке и уже натягивает шапку и куртку. Минус восемь — нормально, но всё равно не хотелось бы простудиться. Ему больше нельзя болеть. — Я пошёл. Закрой за мной, ма. Чонин выходит раньше, чем обычно, так и не позавтракав. На улице скользко и пару раз Ян едва не падает на задницу, держась ближе к обочине дороги. Ленивые машины едут почти так же медленно, как идёт Чонин, а людей пока мало — все выдвигаются ближе к восьми-полдевятого; он вышел так намеренно. Крадучись, Ян поднимается по лестнице на нужный этаж и с радостью заключает, что во всей школе человека четыре от силы, включая охранника. Чонин начинает заметно трусить, когда видит полоску жёлтого цвета из-под двери. Сердце сходу переходит на бег, хотя ещё пару минут назад он был уверен в себе и не боялся ничего, даже того, что Хёнджин пристыдит. Чонин стучится и спустя секунду заходит, так и не дождавшись ответа; в мыслях сразу же всплывает вчерашнее сообщение. Яркий, но тёплый свет бьёт в глаза. Чонин жмурится, ведь на улице ещё не светло, да и в школе нет включённого освещения, зато Хёнджин не выглядит слишком удивлённым. Разве что он так и замирает, стоя возле компьютера и упершись одной ладонью в стол, чтобы включить его. — Чонин, ты не опаздывал. Не стоило так спешить, ещё много времени до начала. — Знаю, — младший аккуратно закрывает за собой, на ватных ногах подходит ближе. — Я специально. Я почти не спешил, потому что встаю рано. — Почти? Хёнджин смотрит в лицо очень долго, а затем практически без задней мысли смахивает кончики тёмных волос со взмокшего лба Яна; снова. — Ты знаешь, что это всё вне моей компетенции? Как хороший взрослый, а тем более учитель, я должен аккуратно выпроводить тебя, потому что сейчас только моё время — я не разрешал входить. А ещё лучше мне бы пойти на крайности и позвонить твоим родителям, дождаться их приезда, потому что у тебя, похоже, серьёзные проблемы. Это не нормально, Чонин, что ты несёшься в школу больше чем за час до занятий, чтобы поговорить со мной. Пишешь поздней ночью, когда уже надо спать. Ян упирается ладонью в стол, тяжело дыша, но смотрит исподлобья в глаза старшего. Чертовски близко к руке Хёнджина — у младшего уже горят щёки. Да-да, просто с мороза в тепло. Дело вовсе не том, что уже привычка Хёнджина заставляет смущаться, но хотеть этого снова. — …Мне можно или нет? — Сейчас — нет. Ты находишься в школе, потому веди себя как школьник. — Ты думаешь, что я проблемный? — «Вы», — деликатно исправляет Хёнджин с каменным выражением, вот только в глазах весёлые искорки. — Что я должен ещё думать? У меня, быть может, нет нужного образования, чтобы работать с детьми, но я не совсем безнадёжен. — Ты… то есть, вы по профессии не учитель? — Ни на йоту. Ли Сунхэ когда-то давно была моей учительницей, а я до сих пор один из её любимчиков среди всех выпусков. Она лично много кого просила преподавать вместо неё историю, но не все могли из-за работы и других обстоятельств, конечно. Для меня было важно начать что-то с чистого, пусть и временно переключиться на что-то другое, а руководству школы так даже лучше — не надо заморачиваться лишний раз. Как только госпожа Ли поправится, я сразу же уйду. Чонин неосознанно закусывает губу. Последние слова кольнули так, словно больше он Хёнджина никогда не увидит. Глупости, разумеется, но Ян, вероятно, становится чересчур мнительным и нервным. Неужели у всех так, когда дело касается влюблённости? Младший буравит взглядом чужие пальцы и глухо говорит: — Она обычно хвалилась отличниками, ставила их в пример, но вашего имени я не помню. — Потому что я не был отличником. «Хорошист, в котором лени больше, чем у нас снега» — моя характеристика из уст старшего поколения, включая Ли Сунхэ. Про меня мог говорить только физрук и то по-секрету. Жаль, что он уже ушёл на пенсию. — Ты был хорош в спорте? — Отчасти, — легко улыбается Хёнджин, даже не заметив неформального обращения. — Я приносил ему выпивку, а потом не ходил на занятия недели две без последствий.***
«Ненавижу обращаться к тебе на «вы». Это просто мучение контролировать себя.» «Я-то тут причём?» «Ну и ладно, зато ты красивый. Вчера. Сегодня тоже очень. Тебе идёт этот свитер. И завтра. Вообще всегда красивый.» «Я учту.»