***
— Нет-нет-нет… Так нельзя! Хёнджин отшвыривает фотографии подальше от себя. Он, как обезумевший, мотает головой и надламливает брови, словно сдерживая рыдания. Знал бы папа, как иногда сильно, до самой глубины души — или про что там так любит трещать особо верующая родня — Минхо ненавидит копаться в людском дерьме. Если всякие там психологи смотрят на него сверху вниз, рассуждая, собственно говоря, о причине появления и о том, как его убрать, то такие, как Ли, уходят в него с головой. Сериалы про крутых копов с пушками можно смотреть лишь в качестве комедии, не более. Минхо устало проходится ладонью по левой стороне лица и сгоняет усталость. Сильнее спать хочет, наверное, только Чон. И то в силу своих особенных природных биоритмов; Минхо даже толком не помнит, как Ким называет свою любовь ко сну, оправдывая это чем-то классно звучащим. — Го-во-ри, — чётко и по слогам выговаривает он. — Я могу оставить тебя здесь на двадцать четыре часа, потому что имею полное право — и это без учёта твоей ситуации. Я устал играть в хорошего, поэтому в твоих же интересах ничего себе «случайно» не сломать прямо сейчас. Шёл, упал, очнулся — гипс; в этом мне поможет комбинация из твоего лица и этого стола, и я не шучу.***
«Всё нормально, Чонин?» «Да.» «И ты даже не спросил, почему я интересуюсь.» «Почему ты интересуешься?) Всё отлично.» «Не ври, это не смешно. Что происходит?» «Ничего, хён, правда. Просто немного ушёл в уныние, хах. Ну, такое бывает, знаешь? Я в норме.» Чонин потирает большим пальцем дисплей экрана и опускает уголки губ. Старший, как и мама, слишком проницателен. Мама спросила, что в последние дни с лицом и не случилось ли чего, о чём ей следует знать; Хёнджин, кажется, думает, что сам сделал что-то не так, но напрямую пока что не озвучивает. Суть в том, что Чонин сам оказался для себя проблемой: ссыкло.***
— Мы пришли, — говорит Феликс, кладя ладонь на спину. — Я, конечно, не думал, что ты спросишь меня про секс… Но, поверь, лучше перейти сразу к главному. Какая тебе разница, если всё равно с Хваном у вас ничего пока что нет? Может, в выпускном или после окончания школы сойдётесь… Вот тогда вы точно сможете делать, что хотите. Секс — это классно, а Чанбин очень хорош в этом, — подмигивает он и, наконец, стучит в массивную дверь. Чонин закусывает губу и, кажется, действительно покрывается пунцовыми пятнами. Это стыдно и неловко, потому что ничего подобного раньше и в голову не приходило; до встречи с Хёнджином. Глупо было думать и вообще надеяться на то, что взрослый мужчина посмотрит на своего ученика (даже не на ученицу, черт возьми) иначе, а он надеялся и верил — не зря. Чонин оправдывает своё нахождение тут тем, что первый опыт должен был быть уже давно и как минимум с человеком, которому ты доверяешь. Друзей и хороших знакомых у Чонина достаточно, а из тех, кто понял бы, — только Ёнбок. Теперь. Это не измена. Хёнджин никогда не узнает, а Чонин постарается (честно-честно) не думать об этом после, потому что он — глупый подросток, который не умеет ни черта. Который, вместо того, чтобы заниматься сексом с малосимпатичной, но раскованной девушкой, просто жил так, как играет заезженная пластинка: школа, прогулки с Джисоном или просмотр телевизора в особенно холодные дни, выходные с семьёй и раз в неделю купленный злаковый батончик в ближайшем магазине. Чонин самостоятельно зарыл всё, что было бы так полезно в настоящем. Просто в голове не укладывается, как отреагирует Хёнджин на то, что он, мать вашу, будет реальным бревном, которое постоянно краснеет или того хуже вообще может дать заднюю в любой момент — прямо как тогда. Ян прекрасно понимает (и хочет тоже), что взрослые должны не только целоваться, но и нечто большее; Хёнджину двадцать шесть, ему не нужны детские держания за ручку и ничего более — Чонин уверен. Полный идиот тот, кто скажет, что порно помогает. Потому что позорно сбегать, как девушка, Чонин уже умеет и активно практикует. Это не измена, потому что Чонину нравится только Хёнджин. И он уверен в том, что чувства должны быть взаимными, ведь старший искренне волнуется и заботится; Хёнджин взрослый и опытный, он — пока что нет. Ещё полгода назад не подумал бы, что всерьёз сумеет до такого дойти. И даже не потому что это друг и его парень, вообще-то, а потому что это (не)правильно. Чонин не уверен, что всё-таки не будет сжирать себя и дико жалеть о содеянном; но постарается. Обязан. Лучше краснеть и облажаться перед кем-то вроде Феликса и его парня (которого, Чонин уверен, если и встретит когда-то, то вряд ли вспомнит). Абсолютно всё равно на других, главное — Хёнджин. Зная, Сынмин бы сказал что-то в духе: «Хван Хёнджин головного мозга. Полное фаталити, ушли в аут. Мы его потеряли, ребзя». — Так ты Чонин, да? Приятно. Младший ожидал увидеть кого-нибудь другого — возможно, парня повыше, но не с таким грозным видом и аурой; Чонин кивает, машинально беря Феликса за руку и ища поддержку. Это и впрямь как по антисценарию: дурацкий диалог, заторможенная реакция и полное отсутствие тех чувств, которые должны быть, — предвкушения нет. Чанбин живёт почти что в пригороде, а ближайшие соседи метров через пятьдесят — за массивной елью дом и вовсе скрывается от чужих глаз. Феликс идёт вслед за Чанбином, ободряюще сжимая ладонь. — Не пугай Чонина, — с улыбкой говорит Ли. — Он, типа, хочет просто получить опыт, а ты получишь то, чего хотел. Но больше, клянусь, я никого кроме видеть не хочу. — Я один, да? Кто мне все ужи прожужжал о том, что «пока я подросток, могу не думать о последствиях»? Не включай невинность, солнце. Феликс ангельски ему улыбается и хлопает глазами. — Прости?.. Наблюдать за тем, как они целуются почти неприятно. Чонин до ходит до грани абсурда — понимает. Раздеваться перед (едва ли) другом и абсолютным незнакомцев не стыдно, зато от откровенных прикосновений Хёнджина инстинктивно хочется натянуть на себя кожу побольше. В этом и главное отличие хёна от остальных — он особенный. Практически не отлипая от своего парня, Феликс указывает, где спальня. Третий лишний — Чонин чувствует на собственной шкуре, но пути назад нет. Иначе Хёнджин встретит кого-то другого, влюбится — и на этом всё закончится; привычка думать слишком много до сих пор вредит Чонину. — Всё нормально, — будничным тоном говорит Феликс, упираясь ладонями в матрас и чуть улыбаясь. — Можешь сперва просто посмотреть, а потом присоединишься. Мы не из привередливых. Ну, что-то вроде того… Чанбин целует Феликса, трогает; делает всё, что мог бы делать Хёнджин, если бы Чонин был на месте Феликса. Это чувство как ком в горле, как боль в районе солнечного сплетения и тянущий желудок после переедания. Почему-то хочется вытошнить всё это, чтобы стало чуть легче. Ян честно не помнит, как оказался рядом с этими двумя. Наверное, через пару лет и вовсе происходящее будет с обыденностью восприниматься, как сновидение. Чонин упорно не может представить, глядя на узкую спину и рыжие волосы, кого-то другого. Феликс абсолютная противоположность Хёнджина, и это вновь оставляет горький привкус во рту, потому что под кожей всё горит — но не так, как от прикосновений Хвана. Между ним и Хёнджином не было ничего, что осталось бы не только в сообщениях и неуклюжих поцелуях Чонина, но всё-таки. Аккуратно придерживая старшего за бедра, он медленно толкается, сразу же зажмуриваясь. Внутри узко и горячо, и Чонин пытается запомнить эти ощущения, даже если низкие стоны Феликса и Чанбина рассекают реальность; как бы звучал Хёнджин? Понравилось бы ему настолько, чтобы до прикушенной губы и закрытых глаз? Тело здесь, а сознание внутри. Чонин бы и не заметил, если бы не мгновенная усталость, как после сдачи норматива по бегу. Разве что сердце колотится не так быстро; скомкано и как-то двояко. Феликс откидывается набок на простынь, тяжело дыша. Ли весь взмокший, с белесыми разводами на бёдрах и лице, но безумно довольный. — Ты маленькая шлюха, тебе всегда мало, — ласково говорит Чанбин, переворачивая его на спину и устраиваясь между ног. — Хочешь, трахнем его ещё пару раз, чтобы завтра ходить нормально не смог, а? Младший ничего уже не соображает (как и «до» тоже). В голове каша, а похабный тон парня Феликса не кажется мерзким. Дрожащей рукой Ян тянется к открытой баночке колы, стоящей возле кровати на тумбочке, и делает пару жадных глотков. Он упускает момент, когда Ёнбок оказывается лежащим на груди старшего. Чанбин трахает его пальцами, бьёт ладонью по ягодицам до красных отметин и вновь предлагает присоединиться к ним. Хёнджин как-то сказал, что у подростков нет в большинстве своём логики; Чонин её извратил. — Боже, боже, боже… Чонин даже не застёгивает куртку, сбегая из дома Чанбина. Осознание произошедшего давит с такой силой, что боль в плечах по-настоящему чувствуется. Ноги ватные, а голова всё ещё немного кружится. До автобусной остановки Чонин доходит еле-еле, боязливо оглядываясь по сторонам, будто бы кто-то знает о его позоре. Людей, как и всегда, на улицах мало, но паника наоборот нарастает. Что будет, если каким-то образом Хёнджин узнает об этом? Чонин даже думать не хочет, насколько старший разочаруется в нём. Точно запретит приходить к себе домой, просто заниматься уроками и пить вместе чай, наверняка ещё и возненавидит. Аргументы в пользу того, что так надо было поступить, медленно угасают. «Глупый малолетка, который творил, мягко говоря, глупые поступки.» — вот как бы описал себя Чонин лет через пять, лёжа на диване вместе с Хёнджином. Он набирает нужный номер, несмотря на дикий гул ветра и душащие изнутри слёзы. — Да, Чонин? — Ты спрашивал тогда… — запинаясь, говорит Ян. Он спотыкается о валяющийся рядом ком снега, но всё же не падает. — И я хочу ответить прямо сейчас: тебя. — Что? О чём ты говоришь? Очень плохо слышно, ты пропадаешь… — Через пять лет я вижу себя рядом с тобой. Больше я ни о чём не думаю и никогда думать не хочу. И… я очень хочу переночевать у тебя. В пятницу. Давай?***
Местный судмедэксперт не сидит без дела. Его работа охватывает не только сам город, но и пригородные поселения, и Минхо отлично знаком с этим засранцем. Между ним и Ли отношения язвительно-дружеские, но точно можно сказать, что Им Тэгун отличный специалист. Ещё бы, с таким-то разнообразием: огнестрел, расчленёнка, «объедки» после животных, утопленники, замёрзшие насмерть — есть где разгуляться. У Ли есть его личный номер телефона. Тэгун с охотой готов поболтать, если в случае чего замолвить словечко за каким-нибудь его родственником. — Я хочу знать о твоей семье, — выдыхает Минхо, не увидев никакой реакции. — С самого начала. Итак, — пододвигает нужную фотографию. — Начнём с неё. Хёнджин устало опускает глаза на фото. Тут у Черён ещё длинные тёмные волосы и пирсинг в носу — лет семь-восемь назад. После родов она сделала каре и перестала выглядеть так ярко. — Моя девушка, бывшая девушка. Она отсюда, но больше не живёт в этом городе. Уехала куда-то, где теплее. Где именно она, я не знаю и, честно говоря, не уверен, что хочу знать… Причём здесь Черён? К пропаже Чонина она не имеет никакого отношения. Вы тратите время впустую. — Про время я уже слышал, спасибо. Дальше, — следующее. — Это не по-человечески. Так нельзя. — Можно. — Мать бы посмотрела с таким же укором, как и Хван сейчас, увидев лицо Минхо. Однако очень сомнительно ждать от детектива сочувствия или банальной жалости, чтобы не срывать корку на практически зажившей ране; Минхо добавляет ещё одну фотографию — разница в полгода с первой. — Хван Сонджин. В посмертном заключении сказано, что… Хёнджин грубо прерывает: — Заткнись. Детектив удивлённо выгибает бровь; но ему всё ещё похуй. — …Виной тому менингит. И всё бы хорошо, но почему-то вы настаивали на возбуждении уголовного дела ещё практически год после его смерти. Пояснишь?