Фестиваль снежных скульптур

Не Хуайсан, начавший в какой-то момент лепить собственную скульптуру, неловко поднялся с земли и подошел к гостям, чтобы их поприветствовать. Лань Сичэнь тоже был намерен выйти навстречу знакомым заклинателям, но его опередил голос Цзян Чэна: — Итак, ты получил то, что хотел. Мы на месте, но для чего? Неужели так сильно хотелось маяться здесь дурью с ними, как идиот? — хмыкнув, спросил он с легкой издевкой в голосе. Цзинь Лин, все еще находящийся позади своего дяди, вздрогнул и крепче сжал в руке меч своего покойного отца. Его лицо выражало одновременно внутреннюю борьбу и боль. На это невыносимо было смотреть, особенно учитывая то, что всем присутствующим, кроме, видимо, Цзян Чэна, было предельно ясно, почему юноша хотел присутствовать. И то, что Цзинь Лин притащил своего родственника на это мероприятие, также не являлось простым совпадением. Через некоторое время Цзинь Лин покачал головой с явным разочарованием. Вэй Ин уже думал вмешаться, но его остановила рука мужа, крепко схватившая его за запястье. Младшие адепты ордена Гусу Лань и Вэнь Нин перестали суетиться вокруг своих снеговиков и теперь разрывались между ожиданием реакции старших и собственным желанием вступиться за товарища. — Забудь об этом. Не то, чтобы тебя касалось, буду я себя вести здесь как идиот или нет. Если подумать, разве для тебя я уже не идиот? Хотя нет, скорее, обуза. Ты можешь просто уйти. Мне все равно. Я вообще не хотел, чтобы ты здесь был! По сравнению с тобой даже… даже Вэй Усянь лучше! Юношу буквально трясло от гнева, а накопившееся возмущение вырвалось наконец наружу. Он бил по самым больным местам, невзирая на то, что его слова вовсе не соответствовали его истинным чувствам. Когда Цзян Чэн обернулся, он выглядел полным ярости, однако, чем громче звучали крики его племянника, тем стремительнее он погружался в состояние шока. Цзинь Лин спохватился слишком поздно… За секунду в голове парня промелькнуло много противоречивых мыслей, он не знал, стоило ли ему заходить так далеко. Он встретился взглядом с дядей, в чьих глазах, казалось, отражалась его боль, но то ли из-за того, что его слова все-таки задели Цзян Чэна, то ли потому, что он счел его реакцию недостаточной, он продолжил: — Хоть Вэй Усянь и был виновен в смерти моих родителей!.. Хоть Призрачный Генерал и убил моего отца… Они оба, как люди, в сто раз лучше тебя! Вэй Усянь превосходит тебя во всем! — последние два предложения Цзин Лин выкрикнул во все горло. Его лицо раскраснелось от переполняющего его гнева, а рука сжалась в кулак и рассекла воздух резким движением. Цзян Чэн, как и остальные взрослые, застыл на месте. Его челюсть отвисла, словно на голову опрокинули ушат ледяной воды. Лишь дважды в этой жизни он испытывал ощущение, будто его вывели из коматозного состояния… даже не так… скорее, из эгоистической зацикленности. Первый раз это случилось, когда Вэнь Нин раскрыл ему секрет, который так тщательно скрывал Вэй Ин. Теперь же он испытывал подобное чувство во второй раз. В течение нескольких секунд Цзинь Лин неподвижно стоял, будто чего-то ожидая, но так как никакого ответа не последовало… он снова покачал головой в знак то ли отвращения, то ли разочарования, и тут же зашагал прочь по направлению к заснеженному саду. Недовольно зыркнув в сторону Цзян Чэна, младшие адепты Гусу Лань последовали за ним. Вэй Усяня разрывало между тем, чтобы отправиться за своим племянником и тем, чтобы подбодрить или хотя бы объясниться со своим бывшим братом. Он знал, что его доблестные порывы ни к чему хорошему не привели бы и, скорее всего, ему бы итоге еще и досталось, но он все еще оставался Вэй Усянем, и то, что их с Цзян Чэном дороги судьбы когда-то разделились и они пошли разными путями, не имело значения. Однако, стоило ему решиться, как облаченная в белое, высокая фигура Лань Сичэня его опередила. Подойдя к Цзян Чэну, Лань Сичэнь направил свой взгляд на его сжатую в кулак руку, на указательном пальце которой сверкал Цзыдянь. Он остановился несколько позади мужчины и заговорил заботливым и спокойным тоном, которым ему прежде приходилось пользоваться по отношению к заклинателю с похожим с Цзян Чэном нравом: — Вам стоит присесть, я принесу вам чашку чая. Если последуете за ним сейчас или примите поспешное решение, это не приведет ни к чему хорошему. — Кто сказал, что я пойду за этим щенком? Голос Цзян Чэна был полон горечи и ярости, тем не менее, чувства эти были направлены скорее на себя самого, нежели на кого-то из присутствующих. Лань Сичэнь едва слышно выдохнул и не смог сдержать легкого смешка. Он сделал шаг навстречу главе ордена Юньмэн Цзян и, не произнеся и слова, вновь взглянул на вышеупомянутый сжатый кулак, искренне улыбнувшись. Цзян Чэну потребовалось несколько секунд, чтобы понять намек, прийти в себя, и отмахнуться от него в жесте, означающем то ли «отвали», то ли «сдаюсь». Эта ситуация сама по себе уже была одновременно неприятной и унизительной, однако многозначительный взгляд вкупе с выражением лица старшего заклинателя заставлял чувствовать себя уязвимым и, хуже всего, будто дразнил его. Во время развернувшейся сцены, все присутствующие молча наблюдали за происходящим, позабыв о своих делах. Теперь же, когда все, казалось бы, закончилось, люди начали приходить в себя, по крайней мере, слуги и заклинатели других орденов вернулись к прежним занятиям. Никому не хотелось ввязываться в чужие дела и тем самым наживать себе неприятности. Не Хуайсан, тем временем, издал неловкий смешок, нервно обмахиваясь веером, с которым он не расставался даже на таком холоде. — Я помогу тебе, — непоколебимым тоном обратился Лань Чжань к брату. До этого момента он, как обычно, молча и неподвижно сидел в стороне, лишь удерживая своего мужа за запястье. Взвесив все за и против и приняв решение, он поднялся и последовал за братом, который, в свою очередь, одарил его благодарной улыбкой. Не то, чтобы ему хотелось оставлять Вэй Ина наедине с Цзян Чэном, но даже несмотря на свою личную неприязнь к главе Цзян, он не мог отрицать того факта, что тот когда-то был членом семьи его возлюбленного.