Под парусами

Выйти из гавани «Клементина» должна была с первыми лучами солнца. Поэтому служанки подняли Фобоса с первыми петухами, но не удосужились его разбудить. Принц проснулся только в коридоре, когда его вели за руки, от странного чувства. Это чувство было ему незнакомо. В книгах его описывали как волнение. Предвкушение чего-то великого, невероятного, как длительное приключение или томительное ожидание любимого. У Фобоса подкашивались колени и сохло в горле, он боялся, что споткнется и разобьёт себе нос. Пускай в темноте и не было бы видно опухшего принцевого личика, но просидеть всё плаванье в каюте мальчику не хотелось. Поэтому он продолжал делать вид, что до сих пор в трансе, позволяя слугам вести себя. Но королевская прислуга на то и королевская, что такую плохенькую актёрскую игру способна раскусить на раз; однако прислуга — это всегда прислуга, поэтому женщины смолчали, предпочитая сделать вид, будто принц действительно унаследовал папенькин актерский талант. Отца, к слову, он встретил в таком же состоянии не стояния. Но он, в отличие от сына, действительно ещё не проснулся, а не взялся придуриваться. Завидев отца, Фобос сразу воспрял духом и прекратил цирк. — Отец! — воскликнул он. — О, — проснулся Зейдан. —Ребенок. — Выглядишь жалко, — сказал мальчик, жестом отгоняя от себя слуг. — М? С чего ты это взял? — спросил король, тоже освободив локоток от цепкой хватки чужих пальцев. — Я просто не привык вставать так рано. Чудовищно рано! Фобос мрачно фыркнул: рядом с отцом он почувствовал какое-то мрачное торжество и его волнение из холодного чувства внизу живота стало неудержимой саранчой. — Чего тогда так рано отплываем? — спросил мальчик у отца, который потянулся, чтобы взять сына за руку. Фобос скривился, но выдергивать ладонь не стал. — Так сказали звездочеты, — важно кивнул головой Зейдан, — что это благоприятное время для путешествий, так нам будет покровительствовать северная звезда и попутный ветер всё плавание не оставит нас. — О, — зевнул принц. — А ты что думал? — улыбнулся король. — Это же королевские звездочеты! Понятное дело, что мы отплывем в нужное время. Поэтому мы и ждали столько времени, ребёнок. Будь на небе хоть неделю назад нужное положение звёзд, отправились бы раньше. — Так это всё связано, — протянул Фобос, посматривая на тёмное звёздное небо в панорамных окнах. — Мне тоже прийдётся учить эти положения звёзд? Ну, как королю. — Только самое основное, — успокоил мальчика Зейдан. — Но только если сам не захочешь углубиться в тему. Фобос посмотрел на отца, на небо в окне. Потом снова на отца, и снова на небо. Вскоре принцу надоело молча думать, и он поделился размышлениями с королём: — Нет, не буду углубляться, — фыркнул он. — Вон, сколько звёзд на небе, мне, чтобы столько выучить, жизни не хватит! Зейдан рассмеялся, прикрывая рот ладонью. Смех у короля был красивый, чуть хриплый, и очень тихий: чтобы его расслышать, приходилось напрягать уши и знать, что именно слушать. — Думаю, ребенок, твоё мнение ещё успеет поменяться, — сказал он. — Лет пять подожди, и тогда мы ещё раз проговорим об этом. — Уверен, за пять лет мне не захочется тратить своё время на эти звёзды, — закатил глаза Фобос и, скрестив руки на груди, продолжил: — к тому же, зачем мне отбирать у звездочетов работу? Да и звёзды на небе смотреть как-то не по-королевски. Зейдан снова рассмеялся и с очень приятной слуху хрипотцой спросил: — А какое ремесло, по-твоему, достойно короля? — А тебе зачем? — прижмурился Фобос. — Только не говори, что сидеть на троне и раздавать указания, — улыбнулся Зейдан. — Ммм, — замялся принц, несколько смущенный — он так и думал. — Магия! — Магия? — удивлённо переспросил король. — Ну да, — пожал плечами Фобос и посмотрел на отца несколько недоуменно. — Мама же может вызвать дождь или, наоборот, солнце. Можно возвести множество зданий с помощью магии! И собирать урожай четыре раза в год! Нет, пять! — Что ты будешь делать с таким количеством зерна? — Что-что, — фыркнул Фобос. — Известно, что. Продам, конечно! — А потом что? — У меня будут деньги и я найму огромное войско! — важно заявил мальчик, поправляя расстегнувшийся манжет. — Зачем тебе войско? — спросил Зейдан. — И где ты его возьмёшь? — Найму людей с востока, конечно. — Но зачем? Это же варвары и кочевники! — Они помогут мне завоевать весь мир, — махнул рукой Фобос. — И тогда все будут счастливы, потому что я буду хорошим королём. — Хотел бы я посмотреть на это, — рассмеялся Зейдан, не воспринявший слова сына всерьёз. — Позови меня, если вдруг у тебя получится. — Обязательно, — задрал нос принц. Дальше они шли в полной тишине. Коридоры сменялись залами, становились всё более необитаемыми, и Фобос почуял неладное: — Зейдан, — окликнул отца он. — А разве повозка ждёт нас не у главных ворот? Почему мы идём не к ним? Мальчик оглянулся через плечо и похолодел: слуг не было! Обычно в замке всегда суетились люди, даже ночью, но сейчас рядом с королём и принцем не было никого, кроме их собственных теней! — И где вся прислуга? Они разве не должны сопровождать мен.. нас? Зейдан удивлённо вскинул брови и поднял масляную лампу повыше, чтобы осветить своё бледное, растерянное лицо. Вмиг оно почернело. — Вейра не сказала тебе? — спросил король. Фобос испуганно покачал головой, во все свои блеклые глазенки глядя на отца. Мягкий дрожащих свет масляной лампы то и дело выхватывал какие-то детали пустого, заброщенного коридора, в котором они остановились. Зейдан посмотрел в испуганное лицо сына: свет лампы сделал его острым и осунувшимся, сводил на нет давящую харизму и делал из принца того, кем он был — ребенком одиннадцати лет. Король вздохнул. — Эта бедовая женщина опять перекладывает на меня свои обязанности.. — фыркнул он. — Ребенок, она тебе точно ничего не говорила? — Если не считать, что я ужасный и отвратительный ребёнок. — Эх, — махнул рукой король. — Ну как я ещё живу с ней? В общем, слушай, тут такое дело.. Пока парочка пробиралась к боковой двери, Зейдан успел посветить сына в гениальный план Вейры. Изначально планировалось, как и подобает, отгрохать целую церемонию до самого путешествия. Раструбить о скором подписании мира с мятежниками было традицией, и с какой-то стороны даже немного выгодно: всё же, если с Зейданом или Фобосом что-то случится, получится без всяких проблем поднять народ на войну и раз и навсегда решить проблему с островами. Но Вейра клялась и била в грудь кулаками, что с её глупыми мальчиками ничего не случится, иначе она не королева, а болотница поганая. Женщина даже отправила свой элитный отряд из десяти бравых воинов, чтобы те защищали короля и принца в этом непростом путешествии. Конечно, «Клементина» в любом случае отправлялась этим утром, однако, без королевских мужчин на борту. К маленькой, быстроходной джонке без флага вопросов было бы куда меньше, чем к гордому и бессмертному фрегату. Поэтому Фобос и Зейдан должны были спуститься по скользким ступенькам к крохотной пещерке под замком и погрузиться на «Скорбящую невесту» (ужасно пафосное и нелепое название для джонки). Чтобы гарантировать безопасность даже в замке, их на почтительном расстоянии сопровождал один из членов элитного отряда, имя которого король назвал, а принц не запомнил. Он редко утруждал себя такими лишними деталями. А вот одна из самых важных, по мнению Фобоса, деталей заставляла принца хмуриться и фыркать: он не побывает на борту легендарной «Клементины»! Конечно, джонка с пафосным названием тоже была интересной и захватывающей, но этим вряд ли можно впечатлить Элиаса. Он говорил, что по речкам у них плавают такие, и он сам не раз ступал на борт. Северные провинции полнились равнинами, степями и реками, полностью продуваемыми и безумно холодными — они были явно не самым лучшим местом для жизни. Вскоре король с принцем и невидимкой-охранником покинули дворец, и перед их глазами, в дрожащем свете масляной лампы, предстала вереница скользких ступеней, вьющихся серпантином куда-то в темноту. Стены замка с наружной стороны были покрыты мхом, плющом и темной влагой. Фобос на это только поморщился, тогда как брезгливый отец скривился и не удержался от ругательств. Однако от спуска ругань Зейдана их не спасла, поэтому пришлось засунуть всю брезгливость поглубже и схватиться за скользкие, дурно пахнущие камни. Но спускаясь по скользким крутым ступеням, осыпающихся под ногами, Фобос то и дело возвращался мыслями к уютной кровати в своей комнате с видом на гавань. Однако он со всем мальчишеским упрямством старался не думать о заманчивой теплоте постели и заставлял себя представлять все невообразимые приключения, которые ждут его на борту — тьфу, кто придумал такое идиотское название — «Скорбящей невесты». Зейдан же предпочёл спускаться осторожно и медленно, и, что удивительно, молча. Скользкие ступеньки заставили короля в кои-то веки замолчать и состредоточить всё своё внимание на поросших мхом камнях, а не на болтовне. Лампа в королевских руках качалась, отбрасывая дрожащий золотой свет, выхватывая из ночного мрака влажные стены, мох и водоросли. Временами по камням пробегала ящерица или какая-то мелкая гадкая тварь, от чего Зейдан снова заходился бранной руганью, а Фобос вздрагивал и бросал несчастные взгляды на отцовскую масляную лампу. Будь у него такая, он бы уже давно выбился бы вперёд, а то тащиться за брезгливым отцом-паникером было тоскливо и медленно. Безлунная ночь нагоняла тоску ещё сильнее, чем медленный темп спуска. Фобос задрал голову и посмотрел вверх, пережидая отцовскую ругань на очередную букашку, которая так некстати попалась ему под ноги. На небе ясно блестели звёзды, их свет пробивался даже из-под плотной завесы облаков, которая, как морская волна, то набегала на небо, то отступала. Фобосу сложно сказать, насколько долго они спускались, украдкой, как воры, освещая себе путь масляной лампой, но когда ступени наконец-то закончились, вдалеке уже занялся рассвет. Принц подумал, что «Клементина» уже, наверняка, отплыла, и теперь ему даже не удастся посмотреть на неё вблизи так, как он мечтал. Но сейчас он мог смотреть только на маленькую джонку, сиротливо жмущуюся к берегу. Её белые паруса были подняты, а по палубе сновали люди в простых одеждах. Фобос вдруг понял, что все его мечты пошли крахом и никакое это не захватывающее приключение на фрегате. От обиды его глаза покраснели, и он отвернулся, полностью игнорируя мать, стоящую на палубе и размахивающую руками. Зейдан же её заметил и решительно направился к жене, полыхая праведным гневом. — Вейра! — окликнул он её. — Ты хочешь меня убить? — О да, — улыбнулась женщина. — Ты, кстати, узнал это место? И, не дожидаясь ответа от мужа, сказала: — Конечно помнишь! Тут было наше первое свидание! — Вейра! — Ах, как это было романтично, — продолжила она. — Я как вчера помню, позвала тебя.. — Ты запугала меня и привела сюда, а потом столкнула с лестницы, — скривился Зейдан, потирая плечо. — Я сломал руку, а ты стояла и смеялась. — Это всё неважные детали, милый, — рассмеялась она. — Главное, что это было свидание! — Я отказываюсь это признавать. — Брось, мы уже женаты. От признания ничего не случится. — Ты мне житья не дашь, женщина, — фыркнул король и скрестил руки на груди. — Тоже верно, — пожала плечами Вейра. — Всё же, ты очень хорошо знаешь меня. Мы живём вместе уже столько лет.. — Ты действительно хочешь обсуждать это сейчас? — А что не так? — вопросительно подняла бровь женщина. — Ты мой муж, который через четверть часа отправится в самоубийственное путешествие, в которое влез только по собственной глупости. Ещё втянул в него моего единственного ребенка! И я могу тебя не увидеть больше! — Ты издеваешься? — хмыкнул король. — Ничуть, — прикрыла уставшие глаза королева. — Я действительно волнуюсь и переживаю, видишь, это слёзы отчаянья в моих глазах! Вейра вытарищалась на мужа, демонстрируя полное отсутствие этих самых слёз. Но её глаза были красные и уставшие, под нижними веками залегли чёрные тени, а черты лица сильно заострились. Было видно, что женщина не спала уже несколько дней. Зейдан ощутил что-то вроде вины и опустил голову. Он-то сам спал прекрасно, даром, что жаловался сыну на чудовищно ранний для него подъем. — Сколько ты не спала? — тихо спросил он. Морщинки на переносице Вейры разгладились. — Не больше, чем обычно, — беззаботно ответила она. — Врёшь же. — Да, — просто призналась женщина. — Обязательно поспи, когда мы уедем, — попросил жену Зейдан, сжимая в своей руке её ладонь. — Пожалуйста. — Покой нам только снится, — покачала головой Вейра и погладила большим пальцем кожу на руке мужа. Они немного помолчали. — Извини, — начал Зейдан. — Лучше молчи, — слабо улыбнулась женщина. — Побереги слова для дикарей. — Хорошо, — легко согласился король. — Как скажешь. И вновь между двумя повисла тишина. — Боже, какой ты у меня дурак, — выдохнула Вейра и сжала мужа в объятиях. Она была совсем немного ниже него, но с распущенными волосами казалась маленькой и совсем болезненной. Зейдан как никогда почувствовал, что жена нуждается в его поддержке, поэтому он поднял руки и ответил на её объятия. — Дурак, — согласился он. — Такой дурак. — Возвращайся только, дурак, — зашептала Вейра. — Без тебя замок будет совсем скучный, я тут чокнусь со всеми этими чинушами. — Обязательно, — хмыкнул он. — Когда я вернусь, сдери тот жуткий гобелен со стены в зале. Он такой безвкусный и бездарный! Королева засмеялась. — Я тебе, что, прислуга? Самому надо, сам и снимай. — Какая ты злая! — Уж какая есть, — пожала плечами женщина, отходя от мужа. — Мне нужно ещё с Фобосом поговорить, иди, поделай что-то бесполезное. Как ты любишь. Зейдан фыркнул и отвёл взгляд от жены. Она развернулась и подошла к краю каменной площадки, где сидел, свесив ноги, Фобос. Мальчик выглядел несколько расстроенным и подавленным, так, будто он сумел прикоснуться к мечте, но в последний момент ему отрубили руки. Стоящая рядом с ним масляная лампа, которую принц забрал у отца, тускло освещала уставшее, бледное лицо ребёнка. — Фобос, — позвала его Вейра. — Мама, — кивнул мальчик, не отрывая взгляда от солнца, медленно поднимающего над горизонтом. По тёмной воде скользнули первые робкие лучи, но небольшая пещера под замком оставалась погруженной в предрассветную темноту. Фобос вздохнул и перевёл взгляд блеклых глаз на мать. — Мам, — сказал он. — Почему ты мне не сказала? — Что? — Что плывём мы не на «Клементине», — терпеливо пояснил мальчик. — Это было подло с твоей стороны. Вейра хотела было уже накричать на сына, но тут же спохватилась: она действительно забыла поставить ребенка в известность. — Виновата, — ответила она. — Но можно было и чуть вежливее. Ты же будущий король. Фобос смерил мать недовольным взглядом. — Дражайшая моя королева-мать, слёзно прошу вас объяснить этому недостойному ребёнку, почему новость о смене транспорта настигла его непосредственно во время посадки, — елейно протянул принц и Вейра явственно ощутила эманации обиды и злости, исходящие от ребенка. Королева чопорно поджала губы, пряча улыбку. — Гораздо лучше. Вот бы ты так всегда говорил. — Мечтай. — Какой ты грубый ребенок, ах, — взмахнула рукой королева. — В кого же ты такой? — Известно, в кого, — Фобос снова смерил Вейру уничтожительным взглядом. Женщина бы поддалась соблазну начать перепалку со своим ребенком, но она была, во-первых, королевой, а во-вторых, у неё была несколько другая задача. Поэтому, силой воли подавив гнев, она достала из кошеля, который был закреплён на поясе, маленькую книжицу. — Я к тебе по делу, сын, — сказала она. Фобос заинтересованно глянул сначала на мать, потом — на книжку. — Что это? — Я думала, ты сообразительнее, — хмыкнула королева. — Это книга. — Это я понял, — злобно фыркнул принц. — Зачем она? — Для записей. — В чём подвох? — скривился Фобос. — Тут обязательно должен быть подвох. — Какой ты сложный ребенок, — сказала королева. — Я даю тебе книгу, чтобы ты делал в ней записи. — Зачем? — глупо переспросил мальчик. — Потому что твой отец.. — С которым вы так мило обжимались? — съязвил Фобос. — ..дурак, и я не доверю ему вести подробный отчёт, — закончила Вейра. — Зейдан навыдумывает с три короба, а мне потом думай, что там правда, а что бред сивой кобылы. Фобос помолчал. — Возьми тогда бортовой журнал, — наконец сказал он. — Зачем тебе я. — Мне не нужен бортовой журнал, — ответила Вейра, недовольно глядя на сына. — Мне нужна именно эта книжица. Её не открыть капитану. — Волшебная? — хмыкнул Фобос. — Как ты догадался? — саркастично фыркнула королева. — Так ты берёшь её или нет? Принц смущенно промолчал, поглядывая то на мать, то на книжецу. Она была довольно красивой: обтянутая кожей и инкрустирована геометрическими узорами из золота. Фобос задней мыслей подумал, что мать хочет сделать ему подарок. — Беру, — нахмурился мальчик и забрал книжицу из маменькиных рук. — А то отец опять навыдумывает. — Вот и отлично, — сказала Вейра и хлопнула сына по плечу. — Не сиди тут долго, отморозишь задницу. — Ага, обязательно, — скривился Фобос, скидывая мамину руку с плеча. — Иди уже, куда шла. Вейра несколько раз моргнула, переждала жжение в глазах и желание придушить ребенка. Но, только отвесив тому подзатыльник, она ушла говорить с капитаном. Вскоре после этого оба горе-дипломата погрузились на борт «Невесты». Фобос сразу исчез в своей маленькой каюте, а Зейдан ещё раз простился с Вейрой. Она помахала им рукой, но вскоре зажмурилась и отвернулась: конечно, потом она будет оправдываться, что её ослепило солнце, и это было слишком для её уставших глаз. Может, это и было правдой. * Всю ту неделю, что джонка под нелепым названием послушно тянулась за «Клементиной», Фобос ощущал какое-то пушистое чувство в груди. Оно свернулось там, как котёнок за печкой на кухне, и мурлыкало. Принц подумал, что это странно. Пушистое чувство подняло голову, стоило мальчику принять книжицу из рук матери. Тогда Фобос списал его появление на волнение перед первым в его жизни масштабным путешествием — уже почти приключением — и не обратил внимания. Когда же принц поднялся на борт «Невесты», пушистое покалывание в груди отошло на второй план, освобождая место чувству, неведомому до этого момента, — свободы и незамутненного ничем счастья. Стоило джонке неторопливо выползти из маленькой пещерки, как Фобос выскочил из своей каютки и замер, ошеломленный: перед его глазами расстилалось море. Огромное, такое, что берег не видно — и всё дальше расстилается, такое, что горизонт и вода неразделимы. Что посмотришь вдаль, и в груди чувство хмеля без вина — и на вкус оно, пускай соль, но трепетно-нежное, такое, что сердце щемит. Фобос отказывался признавать, что был несколько поэтичен. Но то, в чём он себе не отказывал, так это в мастерской игре на нервах капитана, экипажа и собственного отца. Из-за слишком маленькой каюты и вынужденного сожительства с Зейданом, принц никогда не был в хорошем настроении. Качка и неприятный запах потных моряков, которые, как блохи, крутились на палубе джонки, вводили Фобоса в ещё большее уныние, а жара и испепеляющее солнце заставляли натягивать ворот простых рубах на голову, чтобы хоть как-то облегчить пребывание под мачтой. В каюте сидеть сил не было: только не рядом с отцом, который, стоило принцу появиться на пороге, сразу же намеревался переодеть сына из «этих лохмотьев» в «подобающие твоему статусу одежды». Фобос еле терпел его, когда приходило время идти на боковую и расчёсывать спутанные волосы утром, так что больше, чем нужно, с отцом времени он не проводил. Если в замке Зейдана ещё можно было проигнорировать, то теперь, когда он стал беспокойнее и тревожнее, Фобос не мог общаться и даже смотреть на отца. А король, соответственно, не мог смотреть на сына. В основном, из-за того, что мальчик одевался крайне просто и раздражал своими высказываниями и руганью в сторону своей обычной одежки. Зейдан считал, что сын выглядит очаровательно во всяких меховых полукафтанах, расшитых золотом жилетах и инкрустированных драгоценными камнями камзолах. Фобос же считал, что ходить в этом ужасе, да и ещё на каблуках, — издевательство и пытка. А так как принц был сыном своего отца, то ни один из них не слушал другого. За неделю с «Невесты» полетело слишком много разной одежды, а моряки уже ударились в отчаяние: вечерние и утренние скандалы из каюты августейших особ, пускай, и велись на другом языке, но были абсолютно понятны. По крайней мере, по смыслу. О чём же ещё могут кричать особы королевской крови, как не об всяких дорогих вещичках. Но крики, всё же, иногда касались и тем, недоступных пониманию обывателей. Например, непогрешимый образ королевы Вейры не существовал для её семьи, и отец с сыном могли в два голоса распекать женщину, в душе мелочно радуясь её отсутствию. Таких нелестных слов они никогда бы ей в лицо не сказали, а от того упивались возможностью пожаловаться на Вейру. По крайней мере, пока за мыслепреступления не казнили. Фобос любил те редкие вечера на джонке, когда Зейдан не выносил мозг своим нытьем, а команда выпивала немного — тогда все они садились за столы или просто на палубу и играли в карты. Принц всегда продувал и терпеть не мог карточные игры, но смотреть, как мастерски моряки дурят друг друга было ему интересно. Вот она, магия карточных игр! Однако не одни наблюдения за шулерством делали вечера любимыми: музыка и танцы, когда не следовало четко соблюдать правила, двигать осточертевшим смычком и считать шаги, были довольно.. весёлыми. Фобос через силу признал, что танцевать ему очень понравилось. Даже не попадая в ритм и напрочь игнорируя все советы и правила, Фобос получил удовольствие от плебейских плясок. На следующий день после танцев на палубе ему предложили как-то поучаствовать в жизни корабля. Фобос был принцем и ему по статусу было нельзя заниматься такими делами. Но Фобос был ещё и ребенком, поэтому статус на время потерял свое значение. * На следующий день после опрометчивого согласия, принца разбудили ни свет ни заря и вручили верёвку, мол, учитесь, Ваше Высочество, вязать узлы морские. Фобос честно пробовал первые пятнадцать минут, потом ему надоело. У него не очень получалось, а пеньковая верёвка неприятно врезалась в пальцы и то и дело высказывала: он выронил её за борт, но вовремя успел прихватить и она полностью не ушла под воду. Однако возиться с мокрой и тяжёлой веревкой не было ни малейшего удовольствия. Фобос обречённо вздохнул и посетовал на свою недальновидность. Кто же знал, что вязать морские узлы так сложно? Он-то думал, что это дело пяти секунд, у матросов это выходило так легко и непринужденно! Принц обижено засопел, старательно игнорируя смешки и шепоток у себя за спиной. Там отирались матросня с людьми из охраны королевы, и Фобос боялся упасть перед ними в грязь лицом. Конечно, он мог возмутиться и оправдать своё неумение вязать всякие разные узлы высокородным происхождением, но тогда бы пришлось влезать в жаркие и душные одежды августейших особ: так уж вышло, что Зейдан в кои-то веки выполз на палубу, переговорить с капитаном. Ситуация была безвыходная, и мальчик, вздохнув ещё раз, стал старательно имитировать работу. Это у него получалось превосходно. Полностью оставив надежду сделать что-то правильно, мальчик принялся рассматривать море. Оно было спокойное и мягкое, почти как зеркало, и сливалось с горизонтом. Фобос бы не взялся сказать, где кончается вода и начинается небо. Ветер был слабый, робкий, он тянулся жарким потоком над головой и уходил куда-то к носу корабля. Там болтался без дела молодой юнга и время от времени выбрасывал камень на верёвке за борт: смотрел, насколько далеко дно. Фобос опустил руки и засмотрелся на тёмные блестящие вихры волос, на сильные, бронзовые от загара, руки, на крепкую спину и на узкие бедра. Мальчик бы мог продолжить глазеть на юношу, но тот, будто почувствовав кожей пристальный взгляд, обернулся на принца. Фобос молниеносно отвернул голову, поднял тяжёлую мокрую верёвку, принял как можно более непринуждённую позу и сделал вид, что все, что не касается узлов не существует для его королевского высочества. Юнга склонил голову к плечу на птичий манер, и, улыбнувшись чему-то, вернулся к бдению над камнем. Фобос украдкой глянул на юнгу, подмечая новые детали: как он переминается с ноги на ногу, как перегибается за борт, выуживая мокрую пеньку. Принц почувствовал, как его щёки наливаются жаром и вовсе не от душного воздуха. Он поспешил отвернуться и попытался сосредоточиться на верёвке. Но, даже при всём желании не пялиться на юнгу, Фобос продолжал боковым зрением наблюдать за юношей. Он недавно стал замечать в себе.. это. Несколько недель назад, когда мимо прошёл сынок посла пауков-оборотней, принц только силой заставил себя отвести взгляд от тяжёлых темных прядей и широкой спины, закованной в лёгкий кожаный доспех. Это немного напрягло Фобоса, но до полноценного беспокойства не доросло: Вейра в те несколько дней интересовалась сыновьими успехами и снова кричала на него. Недавно, после пожалования принцу титула наследника, королева стала относиться к Фобосу дружелюбнее, но всё равно кричала. Однако принц научился не обращать на её крики никакого внимания: привык за столько-то лет. Вейра общалась со всеми, преимущественно, криком, поэтому её сын не чувствовал себя особенным. Юнга снова вытащил камень, но на этот раз почти сразу ускакал к боцману, докладывать. Теперь Фобосу было не на кого глазеть, и, грустно вздохнув, ему пришлось вернуться к веревке. Из полудрёмы принц вынырнул от удара плечом о борт. От неожиданности мальчик выпустил верёвку и спасся только чудом, успев вовремя повиснуть на вантах. Иначе бы неминуемо полетел в бушующее море следом за несчастной пенькой. Фобос пребывал в прострации, пока особо сильная волна не замочила ему штаны до колен. От ощущения холодной воды к нему резко вернулся рассудок и сонное недоумение сменилось страхом: кровь застучала в ушах, стоило принцу бросить беглый взгляд на бушующую стихию, на высокие, как башни, волны. Пальцы от страха стали расслабляться и мальчик сделал рывок, подтягиваясь на верёвках и прыгая на палубу. Она ходила ходуном под его ногами, холодный ветер трепал собранные в косичку волосы, а начавшийся мгновением раньше дождь заливал глаза. Палуба опять качнулась и Фобос едва не улетел за борт снова: на этот раз его удержала чья-то рука. — Ваше Высочество! — воскликнул тот самый юнга, который носился с камнем. — Здесь опасно! — Я заметил! — фыркнул мальчик, пытаясь справиться с бешено колотящимся сердцем. Мгновенное тепло от прикосновений красивого человека быстро сменилось леденящим душу ужасом, стоило мальчику углядеть гигантский силуэт, поднимающийся над носом корабля. Юноша ещё что-то сказал, но его слова утонули в громком рыке, клекоте и визге, а в воздухе резко запахло гнилью, рыбой и мертвячиной. Фобос спиной чувствал, как юнгу позади него пробрало дрожью, и как он сдерживается, чтобы не закричать от ужаса. Фобосу не удалось ничего увидеть из-за опустившейся на глаза грубой юношеской ладони, но ощущение мерзости твари, позарившейся на «Невесту», стало даже сильнее. Через несколько минут закрывающая глаза ладонь стала неожиданно полезной: от едкого запаха глаза слезились и Фобос не мог допустить, чтобы кто-то наслаждался его беспомощным видом. Мерзкий запах пробкой забил нос, голова кружилась от шатающейся под ногами палубы, и Фобос то и дело спотыкался и дрожал, когда его заливали холодной солёной морской водой волны и дождь. Вокруг кричали люди и слышались проклятия на неизвестных языках, глухо ударялись о что-то ножи и сабли, сверкали вспышки кремневых пистолетов. «Клементина» дала первый залп, когда Фобоса и Зейдана уже затолкали в каюту. Джонка от него сотряслась, вздрогнула, как испуганный зверёк, и опасно накренилась на волне. Из крохотного окошка, к которому прилип почуявший азарт битвы мальчик, не было видно ничего, кроме бушующего, почти чёрного моря и редких красных взрывов. Зейдан то и дело норовил оттянуть сына от окна, но Фобос, одуревший от прилива адреналина, всё рвался в бой. Следом за рыком чудовища «Клементина» дала ещё несколько залпов, утонувших в пронзительных воплях твари. Фобос настолько разгорячился, что думать забыл о крови и слизи, засохших на рукавах, и о омерзительно сильном трупном запахе, пробкой забившим нос. Крики экипажа слились воедино с залпами с «Клементины» и воплями чудища, цветными вспышками кремневых пистолетов и пушечных ядер фрегата, волны становились всё выше и выше — и вдруг послышался треск и громкий синхронный крик ужаса: это упала мачта. Она ударила тварь и накрыла её парусом, давая команде небольшое преимущество. Фрегат посылал всё новые и новые залпы в монстра, но шторм относил джонку всё дальше и дальше. От чудища и от единственной защиты. Корабль снова тряхнуло, да так сильно, что мечущийся по каюте Фобос сильно ударился об стену и потерял сознание. * Когда он пришел в себя, на палубе уже было тихо. Принц лежал на их с Зейданом кровати, прижатый к отцу. Король цеплялся за сына, как за последнюю соломинку, и тоже спал. Шишка на затылке у Фобоса пульсировала и болела, в голове немного шумело, а глаза щипало. Мальчик с трудом выпутался из цепкой отцовской хватки и, придерживаясь за стену одной рукой, подошёл в окошку. Там было море. Обманчиво спокойное, мирное, оно напугало Фобоса. Солнечные блики вмиг стали отблесками на кинжале врага, а темные волны — убежищами для морских чудовищ. Мальчика передёрнуло и он попятился к отцу, не отрывая взгляда от окошка. Задев неловким движением масляную лампу, упавшую с потолка, Фобос испугался звона и поспешил залезть на кровать. Своими громкими движениями принц разбудил отца и он, потирая красные глаза, удивлённо уставился на своего ребенка. — Фобос, — позвал его Зейдан. Голос короля был хриплый и тихий, будто сорванный. — Ты в порядке? Фобос не ответил, продолжая вглядываться в спокойное синее море за окном. Зейдану это не понравилось. — Ребенок? — он прикоснулся к плечу сына. Фобос дернулся, как от удара, и отвёл взгляд от окошка. Ошалело хлопая глазами, мальчик бледнел, краснел, зеленел лицом и поджимал губы. Зейдан аккуратно погладил мальчика по плечу, утешая, и подержал спутанные белые волосы, когда принца вывернуло прямо на грязный ковёр. Он кашлял и оплевывался, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса на языке, шмыгал носом и яростно тер глаза. Зейдан молча поглаживал сына по спине, прислушиваясь к звукам снаружи. Король только недавно лег спать, он был на ногах всё время, что почти мертвую джонку относило подальше от жестокой бойни. «Клементина» отвлекла внимание чудовища на себя, но Зейдан не смог сомкнуть глаз, напряжённо вслушиваясь в стенания, крики и рыдания на палубе и вглядываясь в крохотное окошко. Он прижимал к себе Фобоса, каждую секунду ожидая продолжения сражения. Но ни за час, ни за три, ни за пять чудовище не вернулось. Когда над морем занялась заря, король наконец отпустил сына, уложив того на кровать и, закутав в одеяло, аккуратно вышел на палубу. От увиденного его вывернуло прямо на залитый кровью пол. Некогда опрятная, аккуратная джонка за несколько часов превратилась в братскую могилу на вёслах: мачтой придавило не только монстра, но и нескольких матросов, сейчас неподвижно лежащих на носу; перила снесло почти полностью и веревки, некогда бывшие вантами, напитались кровью и лежали где попало, как змеи, выжидающие жертву. Помимо мертвецов из экипажа, в груду были свалены раздутые от воды части тел, источающие непреодолимую вонь. Покрытие илом, обвитые водорослями, они гнилостно блестели на издевательски ярком солнце, беззаботно глядевшем на убитых. Вокруг обоих куч столпились выжившие, которые могли стоять, и читали молитвы. Рыжие островитяне затянули унылую монотонную песню, медленно покачиваясь в такт и вознося раскрытые ладони к небу. Поклоняющиеся же Свету Меридиана молча сложили руки в молитвенном жесте и встали на колени над умершими. Зейдан неловко опёрся на залитую кровью стенку и почувствовал себя лишним: он никогда не молился, предпочитая вообще не думать о религии и Боге. Сейчас же король, как никогда ясно, прочувствовал разницу между ним и ими. Между просвещенным и чернью. Между великим и букашками под его сапогами. Не сказать бы, что Зейдану понравилось это чувство. Сердце его (очень нежное по своей природе) заболело, стоило ему посмотреть на раненных, забывшихся в маковом бреду, и на капитана, молча роняющего слёзы над убитым смуглым мальчишкой. Тёмные волосы юнги пропитались кровью, рука была оторвана, а на лицо.. на лицо не стоило смотреть. «Скорбящая невеста» оправдала своё название. Зейдан молча вернулся в каюту и забылся зыбким сном. На него из темноты собственного сознания смотрели мертвые девичьи глаза на блестящих раздутых головах, оплетенных водорослями.