Путь к самому себе

Гранц ошибся. Несмотря на его старания, Вольфрам не научился молчать. Не помогли ни ремень, ни тяжелые кулаки супруга. Они ссорились достаточно часто, если это можно было назвать ссорой. Обычно Вольфрам отпускал какой-нибудь комментарий на реплику мужа, после чего получал очередное доказательство пылкой любви фон Гранца к миру мадзоку. Подшучивавшие первое время товарищи Адальберта прикусили язык: они тоже недолюбливали жителей Шин-Макоку, но не могли оставаться равнодушными к тому, что творилось между их командиром и странным светловолосым мальчиком. – Не провоцировал бы ты его лишний раз, – посочувствовал ему самый старший из разбойников – Рикон, заметив очередной синяк на руке фон Бильфельда. – Не твое дело, – угрюмо отозвался мадзоку, поправив манжет, чтобы синяка не было видно. – Может, и не мое, – пожал плечами старик. – Что ж мне теперь ослепнуть? Рикон был когда-то крестьянином, трое его сыновей погибли во время последней войны с мадзоку. Остальные парни в тот раз промолчали: у каждого из них была своя история, и народ Вольфрама играл в ней далеко не лучшую роль. Следующей была Шейла. Ей наблюдать за происходящим было тяжелее других, она давно порывалась намекнуть Адальберту, что он сильно перегибает палку, но, зная суровый нрав командира, женщина не решалась. Однажды она не выдержала. В тот вечер Бильфельду хотелось, чтобы его жизнь кончилась. Не из-за Адальберта, но из-за Юури. Отряд фон Гранца заглянул в таверну в землях Малого Шимарона. Местные были вне себя от счастья. Их молодой король Сарареги только что обвенчался с королем демонов, королевская свадьба служила залогом процветания и высокого политического статуса их страны. Отныне Великий Шимарон не мог претендовать на земли, находящиеся под охраной самого мао. – Они прекрасно смотрятся вместе и просто души не чают друг в друге, – ворковал за соседним столиком человек из королевской прислуги. Вольфрама затошнило. – Получи и распишись, красавчик, – язвительно отозвался Гранц. – Это мадзоку, которых ты так любишь. Предатели, все, как один. – Замолчи, – прошипел в ответ Бильфельд. – Ты мизинца его не стоишь! Тяжелый взгляд Адальберта не обещал ничего хорошего, Вольфраму было плевать. Он молча вынес звериную месть супруга. На следующее утро, когда ушел Адальберт, Шейла зашла к нему в комнату с какими-то баночками в руках. – Я помогу тебе, – сказала она. – Вряд ли твоя магия мне поможет, – покачал головой мадзоку. – Это не магия, – отозвалась женщина. – Это всего лишь целебные травы. – Зачем тебе это? – спросил он, когда Шейла аккуратно наносила мазь на ссадины, покрывавшие его тело. – Меня тоже бил муж, – ответила она. – Но я нашла силы уйти. – Мне некуда уходить, – грустно отозвался Вольфрам. – Я тоже так думала, но мир большой, где-то есть место и для тебя. Она ласково взъерошила ему волосы, словно сыну, которого так и не смогла выносить (люди Адальберта прекрасно знали, что тот, кого они называли мальчиком, гораздо старше любого из них). Вечером мадзоку услышал, как смелая человеческая женщина выговаривала своему медведеподобному командиру: – Так нельзя, Адальберт, на нем же живого места нет. Гранц нахмурился, но ничего не сказал, в глубине души признавая правоту несостоявшейся матери. В еще одной ситуации не выдержал весь отряд. Это было одно из первых сражений, в котором Вольфрам участвовал наравне с остальными. Когда намечалось какое-то грандиозное дело Гранц обычно запирал его в комнате, защелкнув на запястье тот самый браслет, из-за которого мадзоку не мог лишний раз шевельнуться. – Думаешь, так я стану ждать, чтобы ты скорее вернулся? – хрипло язвил Вольфрам. Сила браслета выворачивала его наизнанку. Он почти завидовал Адальберту, который носил на себе это чудовищное орудие 24 часа в сутки, не испытывая ни малейшего дискомфорта. – Пройди обряд отречения и камни перестанут наносить тебе вред, – Гранц говорил это абсолютно беззлобно: он не отказался бы сделать мужа примерным учеником. – Я лучше сдохну. – Сдохнешь, если не дождешься моего возвращения, – ухмылялся Адальберт, запирая дверь. Однажды он уступил. Намечалась серьезная драка, еще один воин, способный управляться мечом, был как раз кстати. Он прекрасно понял бы мальчика, если бы тот скрылся в суматохе сражения, но разве мадзоку, воспитанный теми, чьи имена Веллер и Вальде, может что-то сделать исподтишка? Вольфрама забавляло, что ему доверили сражаться бок о бок с отчаянными головорезами, которые, как он понимал теперь, никогда не встали бы на этот путь, если бы им повезло родиться в других условиях, но свою роль он выполнил честно. Даже чересчур. Это была первая драка, в которой он получил ранение. Не слишком серьезное, но настоящее. С живой алой кровью, слегка просачивающейся свозь повязку, которую заботливо наложила Шейла. С липкой ноющей болью в локте. – Я велел тебе не лезть на рожон, – грозно нахмурился Гранц, с силой ударив мальчика по щеке. – Забавный у тебя способ раны лечить, – фыркнул Вольфрам. Рука Адальберта легла на ремень. – Только через мой труп, – заявила Шейла, заслонив мальчика и многозначительно повертев в руке магический жезл. Мужчина и воин не опустится до того, чтобы мать закрывала его собой. – Не надо, Шейла, я не боюсь, – отозвался Вольфрам. – Да, ладно тебе, командир, остынь, – внезапно сказал один из ребят, дружелюбно хлопнув Гранца по плечу. – Все тебе миловаться, пойдем лучше выпьем, – добавил другой. Остальные к ним присоединились, уговаривая Адальберта отметить победу и оставить в покое мальчишек и баб, которые по своей глупости не ведают, что несут. – Не боишься, значит? – пьяно усмехнулся Гранц, под утро зайдя в их общую комнату. – Разве есть смысл бояться, когда ничего изменить нельзя? – ответил Вольфрам. Адальберт хмыкнул, но промолчал. Он давно забыл, что значит быть нежным, но в то утро его сильные руки попытались немного приласкать мальчика. Вопреки воле хозяина, благодарное молодое тело немедленно отозвалось на призыв. Гранц ухмыльнулся. Он мог бы получить все это, если бы захотел: эту стихийную, еще не оформившуюся, но уже отнюдь не женскую красоту, зарождающуюся силу, почти солдатскую преданность делу. Когда-нибудь, в другой жизни, когда воспоминания о мудрой небесноглазой девушке перестанут выжигать его мятежную душу… – Не вздумай привыкнуть, – угрожающе прошептал Адальберт, жарко впиваясь в основание юной шеи. – Ты тоже, – сбивчиво ответил мадзоку. Эта внезапная страсть не могла стать взаимной, каждый остался во власти своих драконов, цепко охранявших добычу. Будь Вольфрам девчонкой, он, быть может, сумел бы простить своего мучителя. Будь Гранц не так озлоблен на жизнь, возможно, он смог бы стать мальчику пусть строгим, но все же отцом. Но Адальберт собственными руками взращивал свою смерть, он был уверен в исходе. Он снова ошибся. Бильфельд так и не узнал, что в роковой день их последней битвы Гранц принял удар, который предназначался ему. Может быть, хотя бы за это где-нибудь, в ином мире, мудрая небесноглазая девушка сумеет его простить.