Путь к самому себе

Когда Вольфрам пришел в себя, король Сарареги стоял у его кровати и на чем свет стоит ругал Эдварда. – Какого дьявола ты себе позволяешь?! – Но, Ваше величество, вы же сами приказали. – Я приказал проучить, а не забивать до смерти! – гремел королевский голос. – Проучишь его, как же, – проворчал слуга, – упрямый, как черт. – Пошел вон! – Сарареги дрожал от ярости. – Имей в виду, если он не выживет, я с тебя шкуру живьем спущу. Эдвард спешно ретировался. – А ты что стоишь столбом? – обратился возмущенный король к дворецкому. – Живо неси лекарство и воду! Фердинанд поклонился и ринулся выполнять приказ. Саре уже доводилось ухаживать за раненым Бериасом, его тонкие руки легко и бережно стянули с телохранителя испорченную одежду, и заскользили по телу, смывая кровь и нанося целебную мазь. Он не готов был вслух признать правоту Вольфрама, но, протрезвев, глубоко сожалел о том, что не сдержал отнюдь не праведный гнев. – Так и будешь молчать? – с досадой спросил король, закончив с лечением. – Я обещал тебе верность и мастерство фехтовальщика, а не задушевные разговоры, – буркнул Вольфрам. Король вздохнул. Мадзоку реально скорее сдохнет, чем научится держать язык за зубами. По всем законам логики Сарареги должен был разразиться еще одной гневной тирадой или немедленно уйти прочь, но вместо этого полукровка осторожно коснулся его плеча. – Прости меня, я пьяный дурак. Обещаю, ни одна женщина и ни один мужчина с сомнительной репутацией не переступит порога моей спальни. Отдыхай, сколько нужно, я освобождаю тебя от службы. И я знаю о заговоре, не волнуйся, они не втянут меня в войну, – сказал Сарареги. – Считай, что отстоял честь своего мао, – тихо добавил он, выходя из комнаты. От неожиданности Бильфельд не нашелся, что ответить.