Саундтрек: Ingrid Michaelson — Light me up
***
— А-Ян! — Ждите, — рявкнул Сюэ Ян, скрывшись от двух заклинателей в лесу. Ему пришлось отбежать в глубь чащи, чтобы муж и его друг не услышали весьма нелицеприятные звуки. Ноги подкосились, и Чэнмэй упал у ближайшего дерева, выплевывая совсем недавно съеденную лепешку. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он прижался спиной к стволу, пережидая приступ слабости и головокружения.***
С момента свадьбы прошло уже две недели. На следующий день Сяо Синчень, Сюэ Ян и Сун Лань покинули клан Ланлин Цзинь и отправились в город И. Синчень настоял на том, чтобы они взяли хоть какой-то транспорт — после первой ночи Чэнмэй еле стоял на ногах, но оставаться упрямо не желал. Цзычень предложил небольшую повозку, из-за чего получил ножнами Цзянцзая по затылку. После непродолжительной ругани Сюэ Ян плюнул на все и вывел из клановой конюшни небольшую черную пони с белой отметиной на лбу. — Чего ты ржешь, учитель Вэй? — заклинатель косо посмотрел на сгибающегося со смеху Вэй У Сяня. — Ха…так это же…ха-ха…твоя любимая лошадка…ой не могу… Лань Чжааааань… — Чертов Мэн Яо, — буркнул Чэнмэй и перевел взгляд на Сяо Синченя. — Даже не думай, даоджан. — Я и не собирался, — Синчень спрятал смешок в рукаве ханьфу. Сун Лань обреченно посмотрел на небо. — Ты настоял на транспорте для меня, значит ехать на Звездочке буду только я, — юноша закинул сумки с провизией на пони, устроившись следом в седле. — Может быть дам тебе проехаться. Твой дружок пусть идет пешком. — Как скажешь, — даоджан потрепал супруга по макушке, чуть взерошив прическу. — Ты бледный. Точно хорошо себя чувствуешь? — Спросил он уже тридцать восьмой раз за день, — закатил глаза Сюэ Ян. — Слушай, даоджан. Может я и младший муж, но уж точно не трепетная дева. Вчера ты меня так оттр… отлюбил, до полного истощения, но я здесь, живой и улыбаюсь. Будет плохо — скажу прямо. Молчать не буду. «Да у тебя язык, как помело. Лживый и ядовитый». — Цзычень! — Я смотрю, твоей пустой голове понравилась встреча с ножнами, — юноша обнажил клычки. — Еще захотел? — Чэнмэй! «Теперь я понял, почему тебя острой курочкой прозвали» Сяо Синчень еле успел обхватить мужа со спины, чтобы тот не скатился с пони, рванув к лютому. — Веселая у тебя семья, шишу. Прям любуюсь и завидую, — Вэй Ин предусмотрительно спрятался за молча наблюдающим за всем Лань Чжанем. Очень вовремя, потому что Сюэ Ян запустил в него переспелым яблоком.***
— А-Мэй, — Сюэ Ян разлепил веки и увидел склонившегося над ним Синченя с наполненной водой пиалой. — А-Мэй… — У тебя гуль в одном месте не держится? — беззлобно проворчал юноша. — Сказал же, ждите. — Тебя не было больше получаса, — даоджан поднес чашу к его губам. — Мы начали волноваться. Чэнмэй поперхнулся, пролив большую часть воды на ханьфу. — Мы?! — его взгляд зацепился за стоящую неподалеку фигуру. — Ему-то что с моей тушки. К горлу вновь подступила желчь, сдерживать которую было уже бессмысленно. — Твою ж мать, — Сюэ Ян злобно сплюнул вязкую слюну. — Кажется траванулся чем-то. — Ты уже две недели так бегаешь, — Синчень положил ладонь на лоб. — И у тебя жар. — А еще головокружение и усталость. Прям целый гребаный букет сюрпризов. «За следующей горой есть небольшая деревня, остановимся там» — Цзычень подошел ближе с сочувствием глядя на бывшего врага. Он был лютым мертвецом, а им, как оказалось, чужды телесные испытания. — Нет. — Нам нужен лекарь, у меня все травы ушли на подавление тошноты. — А я голову ломал, какой идиот покупал чай в Ланлине. — Я надеялся, что ты не поймешь. — Как же, — усмехнулся А-Ян и попытался подняться, нефритовый браслет звонко брякнул под перчаткой. «Его ноги совсем не держат». — Ты ел что-нибудь, кроме лепешек? — дойдя до пони, Синчень помог мужу выйти на дорогу, Звездочка стояла привязанная в ближайшей ветке. — Нет. «Врет» — Сун Лань деликатно вытащил из бокового тюка небольшой мешочек. — «Конфеты» — Дай сюда! — Чэнмэй резко выбросил вперед руку, но промахнулся. — Живо верни, пока я тебе руки не пообрубал… «Животное» — обиделся Цзычень, на что Сюэ Ян показал ему длинный язык и закинул в рот круглый шарик. — Ну хватит вам уже. Чэнмэй, ешь поменьше. Ты в правду мог отравиться. — Я сладости ем мешками с десяти лет. Ничего мне за это не будет, — юноша собирался было съесть еще одну, но спешно вернул угощение в мешочек и, бросив его Сун Ланю, кинулся обратно в кусты. Завтрак, как и обед долго оставаться в желудке тоже не пожелал. «Синчень» — даоджан ткнул друга в плечо. — «А ты читал последний свиток про родственные души? Тот, который принадлежал ветке лекарей, близких по родословной к клану Вэнь? Старейшина И Лин приносил его.» — Я думал, это трактат по восстановлению золотого ядра, поэтому вернул его в библиотеку Гусу — удивленно посмотрел на него заклинатель. — Цзычень, о чем там было написано? Сун Лань ошарашено уставился на друга.***
— Ты сказал, что это маленькая деревня, а тут целый город, — разъяренной змеей прошипел Сюэ Ян, натягивая соломенную шляпу чуть ли не на нос, ведя Звездочку под уздцы. «Я восемь лет с гвоздями в голове прожил, если ты не забыл» — огрызнулся Сун Лань. — «Твоя репутация — не моя забота». Сяо Синчень, вздыхая, молча шел рядом. Он уже понял, что лучше дать этим двоим оторваться друг на друге на улице, чем потом извиняться перед хозяевами постоялого двора за разгромленные комнаты. — Сам напросился. Тебя никто не звал, — буркнул Чэнмэй и погладил лошадку, угостив кусочком яблока. Звездочка благодарно ткнулась носом ему в бок. — Так почему хозяин отказался принять нас на своем постоялом дворе? — Там негде было оставить Звездочку, — Синчень старательно не смотрел в глаза мужу. — Тебе врать не надоело? — Сюэ Ян начал терять терпение. — Даоджан, я твою ложь за всю Поднебесную чую, не умеешь врать — не берись. «Вид твой ему не понравился» — Лань-сюн! — Во тоже мне новость. Ссыкун, раз чужому человеку растрепал. — А-Ян! Даже не думай. «Хотел правду, вот и получил», — пожал плечами Цзычень. Сюэ Ян буркнул что-то в ответ, но даосы не расслышали, потому что заклинатель свернул к другому постоялому двору, возле которого стояли привязанные ослы. — Не обращай на него внимание, — Синчень мягко коснулся плеча друга. — Ему правда сейчас тяжело. «Еще чуть-чуть и я уделю ему внимание, Синчень», — Сун Лань вымученно посмотрел на него. — Доберемся до города И, там и потренируетесь на мечах, разберетесь между собой. «Не боишься, что он меня на кусочки разорвет?» — Не разорвет, — даоджан посмотрел на дверь, где скрылся супруг. — Я прослежу за этим. Ты не пойдешь? «Поброжу по окрестностям, поднимусь в горы. Слышал, что там нечисть завелась. Расчищу путь». — Хорошо. Будь осторожен, Цзычень. «Ты тоже», — Сун Лань проследил за выбежавшим из-за дверей мужчиной, вероятно, хозяином двора. Судя по бледности, несчастный уже успел познакомиться с новым постояльцем поближе. Сяо Синчень только улыбнулся уголками губ и направился во двор.***
— А-Ян? — прикрыв дверь, даоджан зашел в комнату и оставил стопку чистых полотенец на столе. Ему пришлось заплатить хозяину несколько цяней из своего мешочка, поскольку Чэнмэй умудрился припугнуть мужчину, потому что тот не хотел приготовить гостям горячую воду и бочку для купания. В итоге хозяин сказал, что приготовит благородным заклинателям не только купальню, но и сытный ужин. — А-Ян, — Синчень еще раз позвал супруга, но безрезультатно. Из соседней комнаты донесся хриплый кашель и сдавленные ругательства — Сюэ Ян обнаружился за ширмой, склонившийся над небольшим деревянным тазом для стирки. Даоджан отложил Шанхуа и присел рядом, поддерживая волосы мужа, чтобы они не падали на лицо. Он успел снять верхнее ханьфу и заколку, откуда взялся таз Синчень понятия не имел. — Проклятье, — Чэнмэй устало сплюнул вязкую слюну. — Точно отравился. Вот ничего нельзя покупать в Ланлине, все такое же, как и прежний глава клана — лживое и паршивое. — Я попросил хозяина двора принести ужин. — Сомневаюсь, что мои кишки продержат его в себе долго. — После купания я осмотрю тебя. Пока съешь это, — даоджан достал из мешочка несколько желтых ягод, напоминающих по форме звезду. — Должно стать легче. Сюэ Ян с некоторым недоверием рассмотрел угощение. — Видел пару раз на прилавках такие, — он все же сунул пару плодов в рот и тут же скривился. — Гадость какая. Ну и кислятину же ты мне подсунул, даоджан. — Карамбола успокоит тошноту. Постарайся в ближайшее время не есть ничего пряного и острого, чтобы не тревожить желудок. — Я похож на Старейшину И Лина? — усмехнулся Чэнмэй. — Не то, чтобы очень, — улыбнулся в ответ Синчень. — Просто не хочу, чтобы тебе стало хуже. — Святоша, каких поискать нужно, — Сюэ Ян отставил в сторону таз и попытался встать на шатающихся ногах, но схватился за голову — тело начало бунтовать, требуя исходного положения. — Во развезло то, а. — Садись, — опираясь на заботливо подставленную руку, он дошел до кровати и кулем свалился на мягкую поверхность. — Думаю, стоит осмотреть тебя сейчас. Сможешь снять одежду? — Не-а, — в глазах А-Яна заплясали искорки. — А-Мэй. — Чень-гэгэ. Well you’re not what I was looking for Что ж, ты совсем не то, что я искала. But your arms Но твои объятия were open at my door были открыты, когда ты стоял возле моей двери. And you taught me what a life is for И ты научил меня, ради чего стоит жить, To see that ordinary, isn’t Что всё обычное совсем не является таковым. Сяо Синчень вздохнул, поняв, что его муж неисправим. Он сам развязал пояс и аккуратно стянул нижнюю рубашку, оставив на теле только штаны. Сложив одежду в корзину для белья, даоджан вернулся к супругу, сел на край кровати и осмотрел торс. Шрамы от Фусюэ и Биченя уже почти затянулись и не представляли угрозы. Хоть Сюэ Ян пока так и не пришел в былую форму, оставаясь худым, эта худоба не была истощенностью и смотрелась весьма привлекательно. — Сейчас я проверю циркуляцию ци в твоем теле и выявлю источник неприятностей, — Синчень сложил обе руки на месте пульсации золотого ядра. — Постарайся не шевелиться. — Буду лежать, как мертвец, — с закрытыми глазами улыбнулся юноша, обнажая клычки. — Не говори так, — покачал головой даоджан и начал процедуру. Синчень сосредоточился и прикрыл глаза. С изящных пальцев сорвались всполохи серебристого света, тонкими ниточками устремляясь по медианам энергетических каналов. Сюэ Ян почувствовал, как по телу разливается приятное тепло ци родственной души, приносящей за собой спокойствие и умиротворение. Ему было комфортно, как никогда в жизни. Темная ци добровольно отступала, прячась в золотом ядре, пропуская светлую энергию лечить ослабленное тело. Непонятно откуда взявшееся чувство полной безопасности окончательно разрушало все напряжение, Синчень рядом, здесь, живой, и он не даст его в обиду. And I want to keep us all alive И я хочу сохранить нам жизнь. And I want to see you with my eyes Я хочу увидеть тебя своими глазами. But I see you in the fireflies Но я вижу тебя в светлячках, And how extraordinary is that И как же это необычно! С такими мыслями Чэнмэй начал потихоньку засыпать. Он не заметил, как напряглось лицо Синченя, после чего даоджан открыл глаза и еще раз внимательно провел пальцами по животу супруга, отслеживая движение потоков. Напряжение сменилось растерянностью и смущением. — А-Ян. — М? — Сюэ Ян приоткрыл один глаз. — А-Мэй… — щеки Синченя запылали, словно костер посреди холодной зимы. — Я… В общем… Похоже, что я немного перестарался. — Даоджан так старался, что вытравил из меня всю темную ци? — Чэнмэй присел. — Ничего, сам же твердил, что беспокоишься за мою душу. — Не сейчас, — заклинатель не мог подобрать нужных слов. — Тогда, помнишь? — Синчень, ты меня пугаешь, — Сюэ Яну уже не казалось зрелище стесняющегося супруга таким уж забавным. — Помнишь, в первую нашу ночь ты потерял сознание… — Такое не забыть, — рассмеялся супруг. — Ну потерял, и что? Опозорился на всю Поднебесную. Думаю, узнай об этом все, хохотали бы даже в Гу Су. — Я не думал, что выброс энергии может спровоцировать такое… — Синчень сделал глубокий вдох. — В тебе растет дитя, А-Ян. Чэнмэй открыл рот и тут же его захлопнул. В глазах отразился такой испуг, что даоджану стало не по себе. — А-Чень, — юноша говорил медленно, голос чуть охрип. — Ты сейчас пошутил? — Я серьезно, А-Ян. Ты носишь под сердцем ребенка. Моего ребенка, — лицо Синченя исказила горечь. — Прости меня. — Синчень… Договорить Сюэ Ян не успел — даоджан подлетел и молнией выскочил за дверь, оставив растерянного супруга в одиночестве. Он кинулся было за ним, но живот вновь скрутило судорогой и пришлось завернуть вновь к ширме. «Просто зашибись», — это была последняя цензурная мысль в голове Чэнмэя, прежде чем его вновь вырвало в ведро.***
Одинокая свеча слабо освещала небольшую комнатушку, заменявшую купальню на постоялом дворе. Сяо Синчень сидел в бочке, до краев наполненной горячей водой, прикрыв глаза, уйдя глубоко в свои мысли. Он и представить себе не мог, что его несдержанность в брачную ночь принесет такие результаты. Даоджан подозревал не ладное — тошнота, слабость, головокружение… Но Сюэ Ян был мужчиной, это физически было невозможно. Слова Цзыченя о том, что даже в однополых парах родственных душ всегда будет носитель дитя повергли его в шок. Таких, как Сюэ Ян называют «цветками жизни», а таких, как Сяо Синчень «защитниками цветов», потомков — «дитями цветков». В подобных союзах ребенка вынашивает более слабый физически заклинатель, подпитываясь силой пары определенным образом. Защитники наоборот, более сильны и все время находятся рядом, охраняя и оберегая свой «цветок». Если «цветок» погибает по вине защитника, последний остается один до конца своих дней, поскольку они создают пару на всю жизнь. Если же погибает «защитник», то «цветок» навеки обречен скитаться в сердечных муках, поскольку они душевные и ранимые создания по своей сути. За тяжелыми мыслями Сяо Синчень услышал, как дверь в купальню приоткрылась, и в комнату вошли. Он напрягся, но распознав знакомые шаги успокоился и прикрыл глаза, продолжая сидеть в горячей воде. — Ты обещал не бросать меня, — в голосе Сюэ Яна было столько горечи, что ему стало стыдно, еще больше, чем когда он извинялся за ребенка. — Прости. Мне надо было подумать. — О чем? О том, что я теперь буду брюхатым несколько месяцев ходить? — Не будешь. Я найду способ все исправить, — Синчень старался говорить твердо. — Это моя ошибка, и мне ее исправлять. Судорожный вздох заставил его открыть глаза и посмотреть на супруга — Сюэ Ян обошел бочку и стоял напротив. Сложенные на груди руки ослабли и опустились вдоль туловища, глаза остекленели, отразив свет свечи. — Думаешь, я позволю тебе избавиться от ребенка? Даже и не надейся. Лучше сразу прикончи нас обоих. — Я думал, что ты захочешь. — Ты обо мне такого плохого мнения? Даоджан, даоджан, — Сюэ Ян развязал пояс и скинул рубашку. — Какой же ты дурак. Вроде такой умный, но все равно, дурак. Чэнмэй бесцеремонно скинул одежду и залез в теплую воду, блаженно откидываясь на другой край бочки. — Ты как-то слишком спокойно отреагировал на эту новость. — А ты чего хотел? Истерики? — Как минимум — рассерженных криков о том, что дети — это настоящее зло. — Понятно, — хмыкнул Сюэ Ян. — Так позволь тебе разъяснить все по полочкам. Во-первых, ребенок от тебя, следовательно в нем твоя частичка. Я уже не могу его ненавидеть. Во-вторых, рано или поздно я сам хотел тебе предложить специальный ритуал, позволяющий мужчинам забеременеть. Хоть он и не закончен, моих знаний хватило бы для его завершения. И в-третьих, мне сразу расхотелось послать куда-нибудь подальше твоего закадычного друга, услуги няньки нам понадобятся. — Чэнмэй! — Синчень прикрыл ладонями лицо. — Он лютый мертвец, к тому же монашек. Терпения, времени и сил хоть отбавляй. Надо же родителям время побыть друг с другом. — Ты неисправим, — рассмеялся заклинатель. — Давай я тебя вымою. Напряжение потихоньку исчезало, уступая место тихой, домашней идиллии. Сюэ Ян покорно развернулся и сел на колени, стараясь не расплескать воду. Синчень осторожно снял с волос наспех зафиксированную заколку. Он невольно вспомнил, как десять лет назад, точно также смывал запекшуюся кровь с темных прядей — пальцы юноши были переломаны и практически не слушались хозяина. Сейчас же Чэнмэй сам подставлялся под прикосновения, ластясь словно дикий кот, познавший тепло и заботу. Даоджан бережно намылил голову мужа, расправляя каждый волос, проходясь пальцами по целебным точкам, отгоняя настырное головокружение и тошноту. В комнате царила тишина, прерываемая тихим всплеском воды и еле слышимым дыханием двоих заклинателей, чьи души связаны воедино. Каждый вздох, каждый стук сердца, каждое чувство, эмоцию, прикосновение — все чувствуют, как один. Сюэ Яну становится мало всего этого, ему нужно больше, общей частичке нужно больше. В нем нет злости, ненависти, недовольства — их просто нет, все его вниманте, весь его разум потонул только в Сяо Синчене и дите, что уже чувствует волны энергии обоих отцов. Даоджан тщательно смыл остатки мыльного корня и бережно перекинул волосы на одну сторону, оголяя стройную яшмово-белую шею. Мягкими движениями он нанес душистую мыльную смесь, проходится мочалкой по распаренному телу, едва касаясь гладкой кожи. Взгляд цепляется за грубый рубец, окольцовывающий правое плечо. Синчень знал — когда-то отсеченная рука все еще болела, но Сюэ Ян старался этого не показывать. Только глубокая складка меж бровей и болезненный всплеск в глазах при любом неосторожном движении выдавала его состояние. Отложив мочалку, даоджан чуть склонился и коснулся губами рубца, прослеживая линию от самого плеча. Чэнмэй от неожиданности вздрогнул, из легких вырвался сиплый выдох. Следующее прикосновение пришлось на сквозные шрамы от Биченя и Фусюэ, немного ниже лопатки. Синчень обвил талию супруга и потянул, заставляя откинуться на себя. Почувствовав спиной сильное тело, Сюэ Ян окончательно расслабился и положил голову на плечо. Руки даоджана легли поверх солнечного сплетения юноши, посылая свою светлую ци. Браслеты на запястьях звонко звякнули, стоило только Чэнмэю положить свои кисти сверху. По телу распространялось уже знакомое тепло. — Как ты думаешь, у нас будет дочь или сын? — тихо спрашивает Синчень. — Не знаю, — фыркнул Сюэ Ян. — Мне как-то без разницы. А что? — Хочу, чтобы ты придумал имя. — Для меня это слишком мудреный вопрос, даоджан. — Ты восстановил половину печати. Я верю — придумать имя ребенку не составит труда. Несколько минут они просидели в полном молчании. Синчень нежно прослеживал рукой линию пресса мужа, пока Сюэ Ян в раздумьях сжимал другую. — Сяо Шайнинг, — А-Ян нарушает тишину. — И Сяо Хуанхэй. Эти имена для сына. — А для дочери? — Думал, ты мне подскажешь. — Сюэ Янмэй, — Чэнмэй буквально чувствует улыбку мужа. — Тогда в быту пусть ее будут звать Сюэ Аицин, — рука даоджана дрогнула, едва он услышал последнее слово. — А-Ян… — Не надо, — юноша отодвигается и зябко пожимает плечами. — Пойдем обратно, все равно вода уже остыла. — Как скажешь, — Синчень спокойно встал и вылез из бочки, помогая супругу. Они накинули халаты и направились в свою комнату. Хозяйка приняла от Сяо Синченя несколько цяней за ожидающий ужин. Даоджан попросил, чтобы их не беспокоили до утра и последовал за Сюэ Яном. — Ты не голоден? — едва они зашли в комнату, как Чэнмэй присел на край кровати, даже не посмотрев на еду. — Не хочу снова выплевывать свои внутренности под каждым кустом, — юноша наскоро высушил талисманом волосы и закинул в рот еще пару желтых плодов. — Надо купить таких побольше. — Тебе надо поесть, — покачал головой даоджан. — Я не голоден, — Сюэ Ян лег на хлопковую простынь и отвернулся к окну. — Утром поем. Синчень вздохнул и потушил свечи. Положив Шанхуа возле кровати он лег рядом и обнял юношу со спины, приложив ладони к животу. — Прости, — голос Чэнмэя звучал приглушенно. — Тебе не за что извиняться, — заклинатель крепче прижал к себе супруга, буквально впечатывая в свое тело. — Прости, — вновь повторил юноша. — Я так и не сказал тебе этого ни разу. Прости меня, даоджан, за все то зло, которое причинил. — А-Ян, — Синчень легко надавил на плечо, стараясь не потревожить рубец, заставляя повернуться к себе лицом. — Ты плачешь? — Нет, — хлюп носом выдал Сюэ Яна с потрохами. — Я не хочу плакать, но остановиться не могу. Даоджан ласково стер влажные дорожки со скул, обводя подушечками пальцев шрамы от Шанхуа и Фусюэ. Он чувствовал эмоции пары, их был целый океан, волны которого захлестывали с головой. Ему хотелось отвлечь, защитить, спрятать, сделать так, чтобы больше ни одно несчастье не коснулось столь ранимой на самом деле души. Синчень чуть поддался вперед и накрыл губы Чэнмэя своими, мягко касаясь, успокаивая, лаская и даря столь желанное тепло. Это был его Сюэ Ян. Сюэ Чэнмэй. Его океан полыни. Его завершенная красота. Он не чувствовал отвращения или брезгливости, напротив, он жаждал подарить супругу все, на что только способен и не способен, лишь бы его «цветок жизни» был счастлив. Они отстранились друг от друга, когда кислорода в легких стало катастрофически не хватать, а перед глазами не замаячили радужные круги от недостатка воздуха. — Даоджан… — маленькой паузы хватило, чтобы Чэнмэй со сбившимся дыханием озвучил свое самое сокровенное желание. — Возьми меня. Возьми и заставь забыть те восемь лет. Сотри из памяти все, что я хочу забыть. Сяо Синчень несколько секунд смотрит, как отражающий свет луны из окна зрачок окружает ободок вишневой радужки, после чего отстраняется и встает с кровати, направившись к тумбочке. Сюэ Ян развернул голову, глядя, как даоджан нарочито медленно снимает с себя ханьфу, оставаясь полностью обнаженным, берет какой-то пузырек со стола с поясом и возвращается. Синчень вновь присаживается возле мужа и берет его за руку, вынуждая чуть подняться. Он легко стягивает шелковый халат, Чэнмэй ведет плечами, и ткань черной тенью соскальзывает с тела, тут же отброшенная на пол. — А-Ян, я бы хотел кое что попробовать, но… — щеки предательски вспыхивают, и Сюэ Ян тянется к ним подушечками пальцев четырехпалой руки. — Святой даоджан начитался сборников учителя Вэя? — улыбнулся юноша. — Не смейся, пожалуйста. Я хотел сказать, что если тебе не понравится, то мы остановимся. — Синчень, — Сюэ Ян уже без тени улыбки, глядя прямо в глаза. — Что бы ты не сделал, я пойму. — Хорошо, — даоджан взял в обе руки широкий белый пояс от ханьфу. Чэнмэй с пониманием прикрыл веки, позволяя повязать ленту себе на глаза. Синчень бережно завязал узел и чуть надавил ладонью на грудь, беззвучно прося лечь на спину. Чэнмэй послушно откинулся на подушки, слушая, как супруг прикрывает окно и накладывает пролог тишины. Сбоку раздалось бумажное шуршание, что-то стеклянное звякнуло на полу, после чего кровать прогнулась под весом — заклинатель склонился над мужем и коснулся его губ. Сюэ Ян тут же открылся столь нехитрому прикосновению, запуская руки в шелковистые волосы, притягивая к себе ближе. Во рту стало сладко — через поцелуй Синчень передал ему одну ягодку танхулу — его самую любимую сладость. Спустившись ниже, даоджан поцеловал заостренный подбородок, шею, чуть прикусил и втянул кожу в том месте, где пульсировала жилка, слушая приглушенный стон. Оставив шею в покое, он перешел на грудь, пресс, и, наконец, достиг своей цели. Чэнмэя едва ли не до потолка подбросило от неожиданного прикосновения в столь сокровенном месте, он еле успел прикрыть рот, совсем забыв про наложенные на комнату заклятия, а вспомнив прикусил зубами ребро ладони. Перед зажмуренными веками запылало, в голове вспыхнуло неудержимое пламя. Он не понял, как и когда вторая его рука легла на затылок Сяо Синченя, также вцепившись в волосы. Он ощущал жар во всем теле, сама его кровь превратилась в раскаленную лаву. Губы даоджана творили нечто, а про пальцы и мысли не успевали складываться воедино. Сил сдерживаться не осталось, и кажется, когда все тело прошила проникающая в каждую клеточку судорога, он все-таки закричал. And you don’t hold back И ты не сдерживаешься, So I won’t hold back Так что и я не сдерживаю себя. And you don’t look back И ты не оглядываешься, So I won’t look back Так что и я не оглядываюсь. Медианы пульсировали, перекачивая огромное количество ци, проходя по кругу и формируясь коконом в солнечном сплетении. В животе взорвался уже знакомый тугой узел — Сюэ Яна до хруста в позвонке выгнуло дугой, после чего он обессилено повалился на смятые и местами разорванные простыни. — А-Ян? — открыв глаза он еле различил сквозь пелену силуэт обеспокоенного Синченя. — Ты… — горло нещадно жгло от хрипа, но в голосе были веселые нотки. — Убить меня решил? — Тебе не понравилось? — Даоджан, — юноша улыбался как переевший сметаны кот и протянул руку, чтобы вытереть с уголков губ мужа перламутровые капли. — Я чуть на небо от восторга не отправился. — Дурак, — буркнул Синчень и легко толкнул его в плечо, упав рядом. Сюэ Ян повернул голову к супругу, почти касаясь губами уха. — Даоджан, даоджан, — заговорщицки прошептал он. — Спорим, ты не выдержишь больше двух раз? Сяо Синчень распахнутыми глазами посмотрел на откровенно забавляющегося его реакцией юношу и резко завел тонкие запястья за голову, накрепко связывая и привязывая к изголовью кровати… Когда после очередного глубокого толчка Сюэ Ян окончательно сорвал голос, он поклялся себе, что больше никогда в жизни не будет брать яркую луну и ласковый ветерок на спор в весенних утехах We are forever Мы — вечность. We are, tonight Сегодня вечером, We are forever Мы — вечность.