***
— Бесполезный кусок тухлого мяса! Я же сказал тебе — присмотреть за девчонкой! — А-Ян. «Я смотрел! Пока она глаза не открыла и со всей силы не зарядила мне в лоб!» — Цзычень. — Так врезал бы ей в ответ! Ты же мертвый! «Правила Басюэ запрещают поднимать руку на женщин, стариков и детей». — Наигранная святость хуже блядства! — А-Ян! «Хватит на меня гнилой локвой шуршать!» — Будь добр — отвернись. Иначе мой завтрак скиснет прямо в желудке. «Да мне даже на тебя меч поднимать жалко. Это ничего не изменит — так гулем и расхаживаешь, вынося всем мозг!» — А-Чень! — Прежде, чем что-то говорить мне, убедись что твой язык соединен с твоим мозгом. Что кулачки зажимаешь? Младенческий рефлекс срабатывает, когда в штаны делаешь? Вроде человек порядочный и скромный, а показывать не умеешь… — ДА ЗАХЛОПНИТЕ ВЫ ВСЕ СВОИ ЛОКВОРЕЗКИ! — сидящая в углу А-Цин уже не могла продолжать дальше слушать перепалку заклинателей. — Сиди молча в своем углу и слушай, Врунишка. Небось поумнеешь. Пй! Даоджан! Полегче! — Если бы ты перестал ругаться, я бы смог безболезнено обработать царапину, — уже спокойно произнес Синчень, намазывая надорванную кожу на виске мужа. — Царапина?! Да это целый шишак… — А-Цин, думаю, тебе не стоило его бить шестом. Твоего кулака с такой силой было бы достаточно. — Я же не знала, что братец Ян уже хороший, — девушка обиженно надула губы. — К тому же и на сносях. — А этому, — Сюэ Ян указал кивком на Сун Ланя. — Зачем врезала? Да так что стену проломил… Задняя стена лаборатории была снесена практически напрочь — Цзычень вылетел прямиком в огород, когда А-Цин, не рассчитав силы, отшвырнула его подальше от себя с перепугу. — А если бы ты проснулся, и над тобой нависал мужчина, как поступил бы? — Свернул шею и поделом, — пожал плечами Чэнмэй. — Я за свою жизнь понял — у некоторых голова — всего лишь украшенное дополнение к заднице. — Я считаю, что ты не прав! — Так пересчитай. — Не умею, — А-Цин показала ему язык. — Вот и научишь. — Больно надо, — отмахнулся Сюэ Ян. — А еще раз высунешь своего червяка — вырежу с корнем и отдам даоджану Суну. Вышеупомянутьй даоджан Сун, которому уже порядком начала раздражать словесная перепалка, попросту встал и отправился за досками, чтобы заколотить дыру в форме человеческого тела. А-Цин подскочила и вприпрыжку побежала следом, оставляя супругов наедине. — Больно? — Синчень чуть надавил около места ушиба, втирая лечебную мазь. — Я уже давно привык к боли, — шикнул Чэнмэй, терпеливо позволяя даоджану продолжить лечение. — Как так получилось, что А-Цин можеть видеть и говорить? — Я оставил твоего дражайшего друга проследить за девчонкой и, если она очнется, вырубить заново талисманом. Но видимо темная ци, не находя, во что можно преобразоваться, начала формировать недостающие детали. Я рассчитывал, что энергии хватит на наращивание плоти… — А энергия сформировала еще и оставшиеся части, — Сяо Синчень закончил обрабатывать рану, чуть напитав ее духовной силой. — К утру должна зажить. Сюэ Ян кивнул и угрюмо поплелся к рабочему столу, убирая все, что было необходимо для ритуала. Ходить ему было уже тяжело, и даоджану оставалось только удивляться, где супруг находит силы на движение, не говоря уж о использовании весьма мощных заклинаний. Видя, что Чэнмэй набрал груду свитков, Синчень молча подошел к нему и забрал большую часть. — Я не маленький, сам бы справился. — Не вредничай, — даоджан тепло улыбнулся, перехватывая по-удобнее рулоны из дерева. — А-Чень. — М? — Сюэ Ян редко обращался к Синченю по имени, только если очень чего-то сильно хотел. — Я есть хочу. Семечек лотосовых. И побольше. Взрыв звонкого хохота двух мужских голосов разбили вечерние сумерки возле аккуратного домика, некогда бывшего похоронным.***
— А-Яо! — Лань Сичэнь забежал в свой павильон, опираясь на дверь, чтобы не свалиться — после длительного бега ноги стали ватными. — А-Яо! Заклинатель обошел весь дом, но не нашел в нем следов пребывания супруга. Даже колыбельная была пуста. Тишину Облачных глубин нарушил громкий протяжный звук — кто-то звонил в сигнальный колокол. Такое происходило лишь в двух случаях: нападение или же… — Нет! — выдохнул Сичэнь и вопреки правилам ордена бросился прочь, к залу Просвещения. Уже издалека до ушей Цзэу-Цзюня донесся гул из множества голосов, пресекаемый ледяным тоном старейшины Лань. В буквальном смысле влетев на крыльцо, Лань Хуань остолбенел: вдоль стен зала стояли главы всех кланов, которые только существовали в Поднебесной, а в центре, привязанный за руки к невысокой скамейке в простом белом пао лежал на животе Цзинь Гуанъяо. Распущенные волосы скрывали лицо, но было видно, как он дрожит. — Бейте его! — голос старейшины стал сигналом — стоящие рядом два адепта в одеяниях клана принялись наносить удары тяжелыми бамбуковыми палками, что оставляли раны хуже любого дисциплинарного кнута. Едва первый удар обрушился на тело, как с губ Цзинь Гуанъяо сорвался болезненный вскрик. — А-ЯО! — Сичэнь хотел было вбежать в зал, но напоролся на невидимую стену, не позволяющую ему переступить порог. — А-ЯО! Цзэу-Цзюн призвал Шоюэ, но от меча не было никакого толка. Даже сыгранная дрожащими пальцами с содранными от ударов духовной силы костяшками мелодия на Лебин не смогла разрушить стену. С губ Цзинь Гуанъяо уже лилась кровь, вскрики становились все тише, пока он попросту не потерял сознание. Адепты продолжали исполнять приказ. — Старейшина Лань! Преступник получил наказание и скончался от сотни ударов. Стена напротив Лань Сичэня осыпалась с тихим звоном, позволяя главе клана упасть на колени рядом с возлюбленным, обхватывая бледное лицо и целуя безжизненные губы. — А-Яо… — Эргэ… — Сичэнь! Веди себя достойно! Это должен был сделать глава клана, но ты пренебрег своими обязанностями ради этого преступника! — голос дяди звучал в голове Лань Сичэня неясным гулом, глаза застилала пелена слез. — Эргэ…умри вместе со мной… Рука сама потянулась к Шоюэ, вынимая белоснежное лезвие из ножен. — Сичэнь? Что… что ты удумал? — Веду себя, как подобает главе клана, дядя, — он откинул ножны в сторону. — Наказываю преступника. — Сичэнь! Лезвие Шоюэ с тихим треском разрываемой ткани входит прямо в сердце. По рукоять, до упора. — Сичэнь! — Эргэ! — Хуань! Глаза ослепляет белой вспышкой, разгоняемой громким криком и сильным жжением где-то в области скулы. Лань Сичэнь резко распахивает глаза.