Ласковый Ветерок Океана Полыни

— Ванцзи! — Лань Сичэнь был мрачнее тучи. — Тебе следует извиниться перед А-Яо за свое поведение. — Тебе тоже, — Лань Чжань с непроницаемым выражением лица расчесывал колтуны в волосах мужа, пока тот тихо хныкал и жаловался на беспредельное поведение Цзэу-Цзюна и главы клана И. — Перед Вэй Ином. — Тебе было известно, что он болен, и ты вылил на него ведро ледяной воды. — Эргэ, — Мэн Яо, укутанный в несколько слоев одеял, все еще дрожал. — По правде говоря Ханьгуан-Цзюн хотел вылить воду на вас с главой клана И, Лаоцзу и Чэнмэем. Я просто не дал ему это сделать. Тем более, в положении Лаоцзу, холод не пошел бы на пользу… — А-Яо, — Хуань смерил Гуанъяо суровым взглядом, от которого он невольно спрятался в мягкий кокон. — Брат… — Сюнжан. — Как вообще такое могло случиться? — Цзэу-Цзюн, вы можете не беспокоиться, — хмыкнул Вэй Усянь. — Только больше не пейте все вместе, пожалуйста. Я все ноги отлежал себе под заклятием оцепенения. А Сюэ Яна вообще, бедного, сейчас полоскает от выпитого и осознания того, что его дочь выжила. — Прошу прощения, господин Вэй, — Сичэнь чуть кивнул. — Будем считать все произошедшее маленьким недоразумением. — Кстати, господин Лань, — Вэй Ин обернулся к нему. — А где дева Цин и даоджан Сун?

***

Сяо Синчень еле успел ухватить распустившийся пучок волос Сюэ Яна, держа в другой руке чашу с отваром — Чэнмэя в который раз вырвало в деревянное ведро. Лицо заклинателя отлвало зеленым, губы побледнели, а в глазах мелькал лихорадочный блеск. — Сколько я вчера выпил? — просипел он, сплевывая мокроту. — Давно так паршиво после алкоголя не было… — Ты не пил вино почти год, — Синчень обтер его полотенцем. — Не удивительно, что твой желудок бунтует против семи кувшинов. — Семь? Хах. Раньше я мог, не дрогнув, опустошить с десяток, добраться до своего логова твердой походкой, еще и подраться попути, — Сюэ Ян с трудом разогнулся и откинулся на подушки. — А что вчера вообще произошло? Я ничего не помню. — Я тоже мало, что помню, — покачал головой Сяо Синчень. — Когда Наставница ушла, мы вместе уложили спасть дочерей, ты выпил успокоительное и уснул. Потом Цзычэнь оповестил о прибытии Второго господина Ланя и господина Вэя. Мы привели их в орден, а дальше… — Решили отметить и прокутили до отшиба памяти всю ночь? — Вероятно, да. А-Цин и Цзычэнь оказались запечатаны в гробах. — Пф, — хихикнул Чэнмэй. — Так им и надо. Обоим. — А-Ян… Со стороны колыбельки раздался квартет из капризного хмыканья. Сюэ Ян моментально изменился в лице, всем телом вытянувшись в струну. Синчень поспешно встал и развернулся к кроватке — он знал, что после рождения детей Чэнмэй будет нервничать каждую секунду, пока не видит своих крох, особенно после случившегося. Даоджан мягко взял на руки Аицин с Хуанхэй и отнес их к мужу, мягко укладывая дочерей на одеяло. То же самое он сделал и с Сюли и Сянцзан. Вопреки тому, что Сюэ Ян благодарил небожителей за жизнь всех четверых, он потянулся к Сянцзан, все еще не веря, что она жива. К несчастью, Сюэ Санфа была точной копией Синчэня, что причиняло Чэнмэю еще более сильную боль, пробуждая насилу запертые в себе воспоминания почти десятилетней давности. Сяо Синчэнь, видя смятение на лице юноши, забрался с ногами на кровать и устроился за спиной Сюэ Яна, который вместе с дочерями буквально погребли его под собой. Сянцзан с Юнхуа захныкали, и спустя секунду в комнате раздался детский плач. — Похоже, они голодные, — Чэнмэй облокотился на тело мужа. — Даоджан, помоги с завязками. Синчэнь свободной рукой потянул за легкий шнурок, полностью обнажая грудь, и помог уложить младенцев в более удобное положение. Крохи тут же прильнули к родителю, буквально впитывая в себя все, что тело Сюэ Яна давало им. Чэнмэй откинулся на Синченя и устало прикрыл глаза. — Ты сможешь прокормить всех? — даоджан начал легко массировать темноволосую макушку, перебирая длинные пряди. — Или лучше поискать кормилицу? — Справлюсь, — юноша зажмурился, блаженно млея под нехитрыми ласками. — Хорошо. Несколько минут заклинатели просидели в полнейшей тишине, нарушаемой лишь довольным кряхтением малышек, далеким звонким смехом А-Цин и размеренным дыханием Сюэ Яна. Наконец, Юнхуа и Санфа оторвались от груди «матери» и практически сразу же уснули, причмокивая крохотными розоватыми губками. Сяо Синчень понял все без слов — он весьма проворно запеленал дочерей и с тихим напевом колыбельной отнес их обратно в кроватку. Пока даоджан укачивал двойняшек, Чэнмэй кормил Шайнинг и Янмэй, с любовью вглядываясь в каждую черточку своих миниатюрных копий. Единственное, что их отличало от него — форма носа. Так уж получилось, что сестры буквально «обменялись» этой частью тела, что приводило родителей в умиление. Аицин и Хуанхэй были гораздо подвижнее, нежели чем Сюли и Санфа, но золотое ядро у всех четверых уже имело весьма мощные зачатки, хотя обычно формирование начинается только к трем годам. Сяо Синчень аккуратно принял младенцев из рук мужа и уложил их к сестрам, чуть подталкивая по краям кроватки теплое одеяло, которое он сам соткал и украсил причудливой вышивкой. — А-Чень. Даоджан вскинул голову, с толикой удивления взглянув на супруга — Чэнмэй очень редко называл его так. Только когда ему было слишком плохо, или наоборот слишком хорошо. Этих моментов за все время, что они провели вместе, можно было сосчитать по пальцам калеченой руки Сюэ Яна, словно для него они были чем-то запредельно священным. — А-Чень, — Сюэ Ян еще раз позвал заклинателя, похлопав рядом с собой по кровати. — Иди сюда. Сяо Синчень еще раз осмотрел колыбельку и, чуть приспустив занавеси, присел рядом. Чэнмэй одним плавным быстрым движением оседлал его колени, впиваясь пальцами в ткань на плечах темного ханьфу с узором полыни. Даоджан отчетливо почувствовал стянувшийся внизу живота сладкий узел, едва естество Чэнмэя коснулось его бедра. — Хочу тебя, — выдохнул он в самые губы, краем глаз любуясь проявляющимся на высоких скулах румянцем. — Сил больше нет терпеть, как хочу… — А-Ян…- Синчень запрокинул голову, открывая больший доступ к своей шее грешным губам. — Тебе можно? — Не хрустальный — выдержу, — Сюэ Ян дерганными движениями развязал пояс даоджанового ханьфу, чуть ли не разрывая дорогую ткань, и скинул мешающийся под руками предмет одежды. — До следующего рассвета оно тебе ни к чему, — прошептал Чэнмэй, захватывая в плен покрасневшие от поцелуя губы. Поцелуй вышел диким, голодным, полным будоражущей кровь страсти. Безумное переплетение языков, шероховатое касание к деснам, алые полосы на обнаженной коже мышц их спин — все это разжигало безудержный огонь всепоглощающего желания. У них не было близости слишком долго — практически месяц, растянувшийся казалось на тысячелетие, они ограничивались лишь оральными ласками. В переживаниях за детей Сяо Синчень даже не стал предлагать поменяться ролями в постели — Чэнмэй же откинул эту идею, потому что хотел насладиться телом даоджана сполна, без каких-либо препядствий. Сейчас же Синчень понял — тот самый Сюэ Ян, который родился в Куйчжоу, который вырезал целые кланы, воссоздал страшное оружие, убил и воскресил его друга и притворялся «Чэнмэем» вновь вернулся вместе со своей жаждой крови и власти. И было лишь две вещи, способные усмирить этого зверя — спустившийся с бессмертной горы свет луны ласковый ветерок и полная его покорность. — Сяо Синчень, — Сюэ Ян запустил пальцы в затылок, с небольшим усилием оттягивая голову супруга от себя. — Если ты меня сейчас не остановишь, то никакие просьбы, мольбы и слезы тебя не спасут… Даоджан скользнул нежным затуманенным взглядом по родному лицу и изящным движением поставил защитный барьер вокруг их дома и звуковой над колыбелькой. — А-Ян, — Синчень провел пальцами по четким скулам. — Я тебе верю. Чэнмэй оскалился, обнажив клычки, и с тихим утробным рыком содрал с мужа нижние штаны, заставляя перевернуться на живот. Свесив вниз руку, он достал из-под кровати четыре мотка нежной, но прочной алой веревки и принялся с истинным наслаждением привязывать руки и ноги Синченя по одной, каждую к своему столбу (местный мастер по дереву пунцовел от неловкости, когда ввинчивал массивные кольца в резной узор). О, Сюэ Ян насладился почти сполна, пока в предвкушении вдевал тонкие запястья и лодыжки в умело связанные петли. Распластанный по кровати Сяо Синчень воистину представлял собой будоражащее сознание зрелище: хрупкое гибкое тело с рассыпанными по рельефной спине чернильными волосами, блестящие лихорадочным огнем глаза, кровавые от сладких поцелуев приоткрытые губы… Синчень нетерпеливо дернул руками, кольца на столбах издали тихий звон. — Даоджан настолько нетерпелив? — закусив губу, Чэнмэй скинул с плеч домашний пао, прикрывая наготу лишь длинными волосами. — Насколько сильно ты хочешь меня, даоджан? — Настолько, что еще немного, и я сам разорву путы… — в подтверждение заклинатель чуть согнул ногу в колене, но из-за натяжения веревки и скользких шелковых простыней она соскользнула обратно. — Как пожелаешь, — Сюэ Ян засмеялся переливчатым смехом колокольчиков, после чего с удобством устроился между разведенных ног супруга и двумя руками огладил тонкую талию, плавно спускаясь на округлые половинки. — Расслабься. Чэнмэй открыл своему взору вожделенный цветок. Синчень едва заметно напрягся в ожидании дальнейший действий мужа, однако он никак не мог предположить, что мимолетное и в то же время смущающее прикосновение в столь интимном месте вызовет чувство, будто от пронзания молнией. — А-Ян! — заклинателя подбросило на кровати, с губ сорвался тихий вздох. — Нравится? — Сюэ Ян плотоядно улыбнулся, резко вздернув супруга на колени, и припал к чувствительной теплой хризантеме, покрывая ее горячими поцелуями, буквально присасываясь везде, где только мог. Дыхание Синченя ускорилось, томные вздохи сменились сиплыми стонами. Чэнмэй продолжал свою пытку до тех пор, пока даоджан не взмолился о большем. Тогда он вновь коснулся кончиком плотного колечка мышц, чередуя с мелкими дразнящими толчками. Меньше, чем через треть палочки благовоний Сяо Синчень уже бился в путах, словно пойманная сетью умелого охотника птица. Металл гремел, ударяясь об резной узор на столбе, натянутые веревки исполняли свою неповторимую мелодию, свечи оставляли свой отблеск на взмокших телах возлюбленных. Сюэ Ян безжалостно протолкнул свой острый (во всех смыслах) язык, лаская и растягивая поддатливые внутренние стенки целовал и прикусывал, глаза его светились счастьем, пока он наслаждался ставшими пронзительными вскриками удовольствия и почти беззвучными мольбами продолжать и не останавливаться. Как бутдо бы он мог. Его усилия стали просто безжалостными, когда Синчень закричал еще резче и громче. Чэнмэй скользнул пальцем рядом с языком, быстро нашел простату супруга и с упованиям массировал плотный комочек нервов, пока крики Сяо Синченя наконец не растворились в одном длинном протяжном стоне. Тело его резко забилось, бедра почти вырвались из крепкой хватки Сюэ Яна, спина выгнулась крутой дугой, веревки натянулись до предела, и он забился крыльями бабочки, сминая и пачкая под собой в оглушительном оргазме простыни. Чэнмэй продолжал выцеловывать чувствительную хризантему, когда даоджан медленно расслаблялся, а отголоски сладкой неги еще пробегали по телу. — А-а-Ян… — он начал поскуливать и пытался уклониться, но Сюэ Ян еще долго продолжал поддразнивать, пока скулеж не превратился в крики и просьбы остановиться. — А-Ян… я больше не могу…остановись…про…умоляю…пощади… Еще один, последний поцелуй в чуть припухший цветок и Чэнмэй наконец отступил. У него ушло не больше минуты на то, чтобы отвязать веревки и перевернуть обмякшего супруга на спину. — Сяо Синчень, — Сюэ Ян подхватил с тумбочки заранее приготовленный бутылек с маслом и вылил часть тонкой струйкой на все еще поддрагивающий живот даоджана, спускаясь ниже, после чего сомкнул пальцы на хрупкой шее мужа и сжал в пол силы, склоняясь к самому уху. — Не думай, что это все. У нас еще целый вечер и ночь впереди. И я буду наверстывать все, что упустил… Последлвавший за мощным толчком глухой рык Чэнмэя заглушил громкий крик — Сяо Синчень распахнул глаза, хватая ртом раскаленный воздух…