a hundred one, counting bellamy

Беллами гадал, было ли легкое головокружение побочным эффектом. Он вцепился ногтями в простыни. Но в самом деле? Здесь не было простыней, не действительно, и здесь не было кровати — и небольшой, но мягко освещенной комнаты. И не было Кларк с домашним небрежным хвостом и в спортивных растянутых штанах. Последний раз, когда он видел Кларк, она носила грязные обноски, свисающие с ее плеч неловко и не по размеру, и едва стояла на ногах. Или была ли здесь действительно разница? Между тем, кого он видел на Бардо, и тем, кто сейчас сидел перед ним? Беллами подавил приступ тошноты и опустил ступни на прохладный пол. Просторная комната, два рабочих стола разной степени хаотичности, широкие открытые окна, впускающие свежий прохладный воздух, стена с книжными полками и кремовые стены. Двуспальная кровать и открытый шкаф с разношерстными типами официальных костюмов и повседневных джинсов и футболок. Несложно сложить два и два. — Кларк, — начал он, оглядываясь вокруг и совершенно не узнавая это место. — Где мы? И Кларк нахмурилась, так, будто он сказал самую абсурдную вещь на свете. — Дома. И было в этом что-то болезненное. Дело было в тоне Кларк, а может в том, что с Беллами делало это одно-единственное слово из уст Кларк. «Дома». Искренне, так, будто нет ничего более естественного и очевидного — и так, будто только это не заставляло его сердце болезненно сжиматься от непокрытого и сырого желания. Чтобы это было его — их — действительностью, чтобы остаться в иллюзии. Но снаружи, Кларк оставалось недолго. По словам Андерса, чем дольше Кларк подавляет собственное сознание, тем сложнее ей будет выбраться, и тем меньше ей остается. Что-то насчет повреждений мозга и двигательных функций. Беллами не вслушивался в детали, слишком занятый попытками не развалиться на части. Человек, который ответственен за то, что сейчас происходит с Кларк, впустил Беллами в ее подсознание, и Беллами понимал, что должен быть подвох, какие-то убедительно опущенные подробности. И это должно было быть тревожным красным флагом, но момент это его не волновало — что в обычных обстоятельствах должно было испугать до смерти, но у него просто не было на это времени. Что он должен был сделать — это убедить Кларк вернуться. И теперь стало очевидно, что ей было необходимо проснуться в первую очередь, отряхнуться от иллюзии и посмотреть на него. Андерс не оставлял конкретных инструкций. Только предупреждение — то, что произойдет внутри подсознания Кларк может запустить сформировавшиеся триггеры и привести к непредсказуемым последствиям. Вплоть до смерти. Беллами предпочитал не думать об этом. Он откинул одеяло с колен и медленно встал, почти ожидающий, что земля разверзнется у него под ногами под внимательным взглядом Кларк. Он пытался вздохнуть, но понял, что ему недостаточно кислорода. Он прокашлялся. Кларк всегда сравнивала уход в подсознание во время пыток с нырянием в глубокое озеро. Беллами этого не знал. — Сегодня не разговорчивый, поняла, — Кларк склонила на него голову и сложила руки на спинке стула. — Я сегодня тоже взяла отгул, если тебе от этого легче. — Что? — прохрипел Беллами, наконец вернув себе дыхание. Адаптировавшись. Его ступни начал пригревать падающий на половицы солнечный свет. Он только сейчас разобрал приглушенный монотонный шум кофеварки за дверью. Кларк вздохнула и поморщилась. — И я не то чтобы соврала. Это все еще нога. Клянусь, понятия не имею, что с ней начало твориться. Она потянулась вниз и словно бы для выражения потерла собственную голень — там, где в реальном мире, в Санктуме, охранник выстрелил в нее, когда нашел в домике на окраине поля. Когда она никак не отреагировала на кровоточащую ногу, кроме как раздраженно нахмуриться. Не давая ему еще одной минуты на размышления, Кларк взмахнула рукой и сказала таким тоном, будто повторяет это не в первый раз: — Да, я знаю, ты мне сотню раз говорил, что мне надо сходить к врачу, но это не психосоматика, солнце. Я думаю, может просто растянула мышцу или что-то в этом вроде. Стоило все-таки идти на медицинский, да? Она усмехнулась. Беллами не понимал, почему не может выдавить и слова из себя, почему не может просто собраться с силами и сказать «Это все не реально, нам надо убираться, а на самом деле мы находимся в подземном инопланетном бункере, и культ фанатиков держит наших друзей в заложниках, и ты очень вероятно в этот самый момент умираешь». Не то чтобы это было так безумно в обычных для него обстоятельствах, он признавал себе. Может, для этой Кларк это прозвучало бы странно, но он не то чтобы не мог попытаться. Ради попытки он здесь и находится. Но, если он был честен с собой, то дело было в двуспальной кровати и в шкафу с одеждой и в виде Кларк, кричащем о том, что она только выбралась из кровати. Из их кровати. Господи боже. Он не был уверен, что это значило, не был уверен, было ли это каким-то образом его собственное влияние на обстоятельства. Потому что он отказывался верить, что это, именно это было комфортным пространством Кларк, в котором она пряталась. Со вздохом, Кларк встала и задвинула стул на место. Захлопнула аккуратный ноутбук. С неторопливостью и абсолютной уверенностью, так, будто у нее было все время мира. Когда она повернулась, он все еще не мог вымолвить ни слова. Она повернулась и положила руки на его плечи, сцепив пальцы в замок на его шее. Беллами замер без малейшего понятия, что ему делать сейчас. — Если ты планируешь продолжать смотреть на меня так, будто я переехала щенка у тебя на глазах, то я не против, если ты пойдешь и доспишь еще пару часов. Сейчас рано даже для тебя. И без единого момента промедления поцеловала его в самый уголок губ — и ретировалась из комнаты, прикрыв за собой дверь. И это не имело ничего общего с тем, что было в том домике в Санктуме, с тем чувством содрогания перед бездной. Это в своей невинности было глотком воздуха — и это даже не было чем-то серьезным, просто что-то мимолетное и повседневное. Не учитывая того факта, что Беллами не был частью этого повседневного. Не до этого момента во всяком случае. «Соберись». Закрытая дверь по какой-то причине производила удушающий эффект, поэтому он распахнул ее и оставил открытой за собой. Не то чтобы здесь был еще кто-то кроме них двоих. Он сомневался, по крайней мере. Коридор перед ним расходился в две стороны, одна шла вправо, более темная, более тихая. Беллами пошел прямо, туда, откуда доносились звуки. До него только спустя несколько секунд дошло, что это было. Щелканье выключенной кофеварки, грохот шкафчиков, шорохи, шаги, вздохи. Он толкнул дверь в едва освещенную оранжеватым светом из открытого окна кухню. Обычную кухню, одну из тех, что он видел на фотографиях времен до бомб. Кларк стояла к нему спиной, шаря по ящикам возле раковины, и он не собирался рисковать и ждать, пока она снова повернется к нему лицом. — Кларк, — он начал осторожно. — Что последнее ты помнишь? — Со вчера? — спросила она отвлеченно. Беллами только хмыкнул в ответ, что-то согласное он надеялся. Прекратив возиться с кружками, Кларк на момент оглянулась на него через плечо со вскинутой бровью и лукавым блеском в глазах. — Напрашиваешься на комплименты за вчерашнее? Если бы не обстоятельства, Беллами признал с долей стыда, он бы абсолютно точно покраснел. — Кларк… — снова начал он. Он не знал, зачем продолжал повторять ее имя, для собственного спокойствия или это была попытка достучаться до Кларк. Словно если бы он продолжал называть ее по имени, она бы вспомнила все, что шло багажом вместе с ним. Каждую жизнь, которую она забрала, каждого человека, произносившего ее имя, как проклятие, каждый титул, что шел в придачу. И возможно, Беллами начинал осознавать с новым приливом ужаса, что Кларк не захочет вспоминать. Потому что он сам бы не стал. Не захотел бы. — Ты выглядишь бледным, — Кларк внезапно нахмурилась, но не отвернулась от кухонного стола, все еще стоя спиной к Беллами. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — Ты нужна нам в Санктуме, — сболтнул он, но в самом деле, смысла тянуть больше не было. Времени было не много, и Беллами не мог остаться здесь. Кларк снова отвернулась. У Беллами ком встал в горле от плохого предчувствия. От ее безразличия к названию, которого она, по сути, не должна знать, и к тому, что залитая солнцем кухня начала ощущаться неожиданно холодной. Воздух давил со всех сторон, как что-то тяжелое и ощутимое. Как если бы он сейчас стоял на дне озера. — Санктум? — лениво повторила Кларк, название казалось непривычным на ее языке. И тогда она повернулась. Оперлась бедром о стойку. Скрестила руки на груди. Кларк натянула улыбку, словно автоматически пытаясь превратить все в шутку, в маленький забавный инцидент, о котором никто больше не вспомнит, но вдруг ее лицо застыло. — Санктум? — спросила она уже более смятенно, сведя брови к переносице, и склонила голову, озадаченно, удивленно. — Я думала мы больше не говорим о моих кошмарах. Беллами замер, от ее слов по позвоночнику пробежала дрожь. Он вспомнил те картины пустого поля и дома в отдалении, и это четкое ощущение, что тебе хочется примерзнуть к месту в страхе, уверенный в том, что в высокой траве что-то есть. Ты смотришь в густую высокую траву и чем дольше смотришь, тем больше уверен, что что-то в траве наблюдает в ответ, и ты не можешь пошевелиться и ты не можешь моргнуть. Беллами сглотнул жалкое чувство беспомощности, оставляющее горькое послевкусие, и переспросил: — Кошмары? Кларк кивнула, медленно. — Да, Белл, кошмары. Последний был неделю назад. Этот абсурд с зеленым светящимся порталом и другими планетами, я тебе рассказывала. — Значит, ты знаешь об этом? Обо всем происходящем? — Если так можно назвать тот бред, генерируемый моим больным сознанием, то да. Она отвернулась. Он сделал небольшой шаг вперед и положил ей руку на плечо, заставляя снова посмотреть на себя. — Это не бред, Кларк, — мягко сказал он, переходя к делу и неожиданно ощущая, как время утекает сквозь пальцы. — Это правда, потому что я думаю, что… Что тебе снится то, что происходит в реальном мире, потому что какая-то часть твоего сознания все еще не может это игнорировать. Все, что здесь, все вокруг, этот дом, эта жизнь — это нереально. Лицо Кларк не выражало ничего. Секунда, две. Она многозначительно хмыкнула и озадаченно нахмурилась. — Сколько именно ты вчера выпил? — Кларк, пожалуйста, — он простонал, запуская руку в волосы, находя, что они гораздо короче, чем он привык. Кларк помотала головой. — Нет, правда, — она отвела взгляд в сторону открытого окна, еще спящего города, сейчас казавшимся совершенно пустым. — Тебе лучше идти пойти спать. И именно ее тон навел его на мысль, что если он сейчас действительно пойдет спать, то по пробуждении не вспомнит совершенно ничего. Кроме убедительной, красочной и фальшивой сказки, которую Кларк живет уже бог знает сколько. — У нас мало времени, я не могу, просто… Поверь мне на секунду, ладно? Допусти на секунду вероятность, что я говорю правду. Кларк фыркнула и неверяще покачала головой. — Что с тобой сегодня? Поверить чему, Белл? Что мои кошмары это какая-то забытая реальность, которую я живу в самом деле, и я, что, придумываю всю свою реальную жизнь? Зачем? — и она рассмеялась, на грани чего-то истеричного. — Господи, ты меня за меньшее пытался затянуть на терапию, поверить не могу! Беллами сконцентрировался на том, на чем мог — на части «зачем». — Ты знаешь, зачем, — сказал он тихо. — Ты помнишь пытки на Бардо. И ты делала все возможное, чтобы не потерять рассудок, и я понимаю… — Белл… — Но теперь мы можем тебе помочь, я обещаю, мы вытащим наших друзей, и мы разберемся с Послушниками, и мы найдем решение с Санктумом, но ты нужна нам, ты нужна мне, — он положил вторую руку ей на плечо, и у нее не было другого выбора, кроме как посмотреть ему в глаза, не на его непривычно постриженные волосы и не на его неправильную одежду, но в его глаза. — Где-то в глубине души ты должна знать… Она стряхнула с плеч его руки и отошла на два шага, и с губ криком сорвалось: — Что я знаю, это что каждый день пока меня пытали в том кресле, и пока я молилась на твое имя, ты не пришел! И удивленно распахнула глаза, будто фраза прозвучала из уст Беллами, не ее собственных. Беллами болезненно втянул воздух. — Я не знаю, почему я это сказала, — и по сравнению со звенящим криком, это было шорохом, едва ли шепотом. — Я понимаю, — все также тихо отозвался Беллами. — Нет, — она мотала головой, прячась за завесой собственных волос. — Нет, ты не… — Кларк. — Нет. Еще шаг назад. — Кларк, посмотри на меня. Она отвернулась к окну, оперевшись руками о подоконник. — Ты должна вернуться. Ты должна принять, что… — НЕТ. — Пожалуйста, просто… Он оборвал себя посреди предложения. Сделал шаг в сторону маленькой фигуры у окна, ссутулившей плечи под невидимым весом. Не касаясь, не подходя ближе, чем на полшага. И сказал там абсурдным опасливым шепотом, которым разговаривают, прекрасно зная, что в километр вокруг ни единой живой души, чтобы их услышать: — Где все люди, Кларк? Это не было пустынностью раннего утра и это не был дальний безлюдный район. Асфальт под окнами был чистым, ни единой бумажки или следа ботинка в засыхающей грязи, окна многоэтажек напротив были черными провалами, без штор и домашних цветов и котов, словно заклеенные чем-то изнутри. Словно там, дальше, ничего не было. «Что-то не так» — мысль горечью отзывалась на его языке. Кларк едва повернулась к нему, слегка освещенный точеный профиль и грустная улыбка. — Я просто юрист из Вашингтона, — она выдавила в последней, слабой, но отчаянной попытке защитить свою хрупкую иллюзию. — У меня есть дочь, и хорошая квартира, и семейные ужины на день Благодарения и Рождество. На четвертое июля ездим загород со старыми друзьями, разводим костер и травим ужасные байки. И ты… Она прикрыла глаза и подставила лицо прохладному воздуху из окна. У Беллами пересохло горло, онемели руки. — Этого не могло бы быть без тебя. Здесь. В самом центре. Рядом. Я просто… — она сглотнула, не открывая глаз. — Болезненность того, что я не могла тебя видеть, каким-то образом встречалась в самой середине с тем фактом, что это было физически больно. Я просто хотела тебя увидеть. И Мэди. В последний раз. Я не думала, что это станет… Эгоистичным. Беллами втянул воздух в легкие, напоминая себе, что ему необходимо дышать. — Что ты имеешь в виду? Кларк закусила внутреннюю сторону щеки. — Ты мне важен, и я знаю, что я говорила это. Я помню. Из этих снов, по крайней мере, — она небрежно бросила. — И я ценю любую возможность иметь тебя рядом, какая у меня есть. Но это… Все это вокруг, эта маленькая совместная домашняя жизнь с тобой и Мэди. Я хотела этого — знаю, что не заслуживаю, но хотела. Честно, еще со времен Малой Долины. Мне нравилось притворяться, когда я звонила тебе по радио, что я не пытаюсь дозвониться по мертвому куску металла на космическую станцию, что на самом деле ты сейчас на рыбалке с Мэди или на поляне на другом конце долины. Где-то рядом, в зоне досягаемости. Беллами встал рядом вплотную, также поставив ладони на подоконник, глядя на пустые — несуществующие — улицы. — С тобой это все казалось более выносимым, я бы пережила и следующие десять лет на мертвой планете, если бы ты был рядом. И я не могла точно назвать причину почему. До недавних пор. До тех пор, пока не проснулась одним утром, носом уткнувшись в твою ключицу и поняла, что это, возможно, одна из лучших вещей, что со мной случались. Это было такое чувство облегчения и легкости и просто… Что-то просто встало на место, понимаешь? И Беллами понимал. И с тяжестью в ребрах осознавал, что он не мог ничего ответить. У них просто не было времени. — Я понимаю, что это лучше, чем то, что снаружи, — продолжал шептать Беллами, сдерживая себя от того, чтобы дотронуться до дрожащего под холодеющим с каждой секунды воздухом плеча Кларк. — Но, думаю, ты понимаешь, что происходит. Это твое пространство разума, Кларк. Андерс думает, что из-за своего диска разума ты смогла сохранить какую-то часть своего сознания и отгородить от… — Андерс? — она распахнула глаза и нахмурилась. — Да, — ответил просто Беллами, не понимая, что грядет. — Он поможет. И Кларк рассмеялась. Оторвалась от подоконника и запустила обе руки в волосы, пока из ее горла доносились истеричные, скрипучие звуки. — Это один из его трюков, — она наворачивала круги по стремительно темнеющей маленькой кухне. — Должна была догадаться изначально, это же так в его стиле. Боже… Он должен был знать лучше, чем произносить имя Андерса после всего случившегося, должен был, чтоб тебя. Потому что он знал как ведут себя животные, загнанные в угол, пленные, проведшие месяцы в клетке — и в ужасе своем, это было совершенно нормально. Но совершенно не знал, что ему делать, если на их месте — Кларк. — Он помог мне достучаться до тебя, — поднял руки Беллами. — Но как только это все закончится, как только мы тебя вытащим… — Не делай обещаний, которых не можешь сдержать! — она отмахнулась от него. — Как мне знать, что ты не очередная подачка Андерса? — Потому что хочу тебе помочь выбраться отсюда. — Кто сказал, что это то, чего хочу я? — Потому что я знаю тебя, — он указал на улицы за окном. — Посмотри, Кларк. Здесь ничего нет. Никого. Я знаю, что ты не… — Ты ничерта не знаешь! И здесь был пистолет в ее руке. Потому что, конечно, это был просто сон. И к этому и сводились все инстинкты Кларк Гриффин в стрессовой накаленной ситуации — к пистолету в руке. И дуло было направленно в грудь Беллами. «Что-то не так», — думал он. Это не должно было пойти так. Не должно было. Кларк перехватила рукоять пистолета, молчаливое требование на ее лице в такой же степени, в какой и ужас от собственных действий. И потому что он ее знал, даже слишком хорошо — он встал на колени. Без колебаний, сердце где-то в горле. Беллами не знал, что во время пыток Кларк чувствовала, что тонет в глубоком озере. Но также Беллами не знал, что одним из самых частых кошмаров Кларк было то, что происходит сейчас. Пистолет в ее руке. Беллами на коленях. Бойцовская яма, Малая Долина, бункер второго рассвета, Ковчег. Менялись только локации. Но там были обвинения. Там были проклятия и ругательства. Потому что Кларк их заслуживала, потому что Кларк предательница и она оставила его умирать и она заслуживала быть на его месте — и она хотела. Но сейчас, Беллами не говорил ничего из этого. Он сказал одну-единственную фразу, полную спокойствия и уверенности, и это заставило что-то в грудной клетке Кларк треснуть. — Я знаю, что ты примешь правильное решение. Кларк всхлипнула. — Мне жаль. — Мне тоже. Она выстрелила. Сердце Кларк Гриффин, успешного адвоката из Вашингтона, остановилось. Беллами Блейк проснулся в собственном кошмаре.