Анна. Лекарство от ликвидации

В шестнадцать лет Анна придумала неплохую психологическую защиту для самой себя. Когда она действовала, она почти избавилась от истерик. «Просто я имею отношение к индустрии», — говорила она себе. — «У меня необычные интересы, но я в индустрии родилась и в индустрии умру». Такие вещи обычно говорят людям лучшие друзья, подруги или психологи, прочитывают в умных книгах, нередко, это чьи-то мысли. Никаких подруг или друзей у Анны тогда не было. Ее никто не понимал, книгам не верила, она придумала это сама. Себя она уж точно знает лучше, чем другие. Ближайшие четыре года, может пять лет, она почаще повторяла себе: «я человек из индустрии». Она напоминала себе про индустрию когда шла на телефоны доверия, когда училась последние классы в кадетской школе, чуть позже после Хосе Фернандеса, даже в период немецкого и британского задания. В конце концов, если бы она не убила Хосе Фернандеса, он был бы склонен к бытовому насилию и сам бы кого-нибудь убил. И даже когда общалась с Джоном Ярдом она не мыслила себя отдельно от индустрии. Но сейчас она стояла перед раковиной и кратко вспоминала прошлое, в большей степени виня себя за убийство Фернандеса. «Человек из индустрии, человек из индустрии. Как будто тебе в этой индустрии что-то принадлежит. Ни психолог, ни балист, ни директор, ни спонсор. Мимо проходила — уже человек из индустрии. Нашла себе защиту? Да чем ты отличаешься от обычных людей с похожими заглушками?». Она рушила даже психологические защиты, ведь все они были неточными, банальными и успокаивающими репликами, как правило, не соответствующими объективной истине. И именно их поставляли психологи обычным людям. Только обычные люди жили с этими психологическими защитами и не пытались их опровергнуть. Анна доставила очень много хлопот Рику Кёртису, но он не сдавался, следуя старой русской поговорке. Он позволял ей очень многое. Много раз она говорила о том, что ее достала эта жизнь в костёле. — Почему ты говоришь, что ты мертва и уродлива? Ты живешь, и ты довольно красива. — Нет, не красива! Я никому не нужный урод и фрик, меня никто не любит из-за мозаичного гермафродитизма. Может быть, даже ты не любишь. Вполне возможно, что ты получил задание от Администратора или Стокс приглядывать за мной и играть, а эта любовь-морковь несерьезна, — она намекала на всякие прогулки и периодический секс. — Ведь ты присматривался к моей квартире, когда я жила в UK, не просто так, это было задание, черт возьми! — Да, я согласился, но это была моя инициатива, Анна, поверь мне. Администратор просто хотел опечатать квартиру, а там — разворуют ее к твоему приезду или нет, его не интересовало. В конце концов, тебе много платят, а жить на одном месте для агента всегда было моветоном. Даже у спецслужб начала двадцатого века. Несколько раз Анна поднимала неудобную тему. — Вот знаешь, Рик, последнее время у меня апатия на все. Задания — выполняю, но они не приносят мне радости. Однажды даже потерявшемуся ребенку помогла найти дорогу к родителям в парижском ТЦ, но не приносит мне это счастье. Вот что делать, а? — Опять ты со своим нытьем. Отключаюсь. Рик Кёртис в социальной сети установил для нее бан на неделю (по таймеру бан переставал действовать в 0:00 часов по местному времени). У Анны была неделя подумать, чтобы решить, хочет она продолжать с ним отношения или нет. Он — мозаичный гермафродит, работающий в костёле и неплохо понимающий женщин для парня-суперсолдата (по сравнению с теми, кто их вообще не понимает). Она — другой мозаичный гермафродит, также работающий в костёле. Анна постоянно жалуется то на апатию, то на усталость, словно она какой-то наркоман, а ведь она совсем не имеет отношения к наркотикам. Да, ее действительно так сильно изменила информация о том, умеет ли она работать в этих командах или нет, вместе с тем подслушанным разговором. Она думала, что обезвреживание преступников и работа в секретной разведке станет лучшей частью ее жизни. Вдруг, она узнает, что ее растили специально для этой работы, но Анна и здесь подходит не везде. Глупо делать работу смыслом жизни. Она думала, что с самого детства является как бы актрисой, может войти в доверие к любому обычному человеку. Хотя не всегда могла угадать мысли другого суперсолдата. И тут она узнает, что именно эти роли — ее слабое звено? За что она заплатила такую цену перед Мэрил Стокс? Может, Стокс отыгралась на ней из-за какого-то другого человека из ее детского прошлого? Например, терпеть не могла свою мать, и все тут, решила, что самого талантливого ребенка уничтожит своими фальшивыми характеристиками. Проекция чистой воды. Со временем Анна нашла компромисс. Странные идеи полностью не исчезли из ее головы, да и вряд ли когда-то исчезнут. Просто она научилась делать так, чтобы апатия включалась при таких мыслях. Примерно так: — Они убьют еще миллион таких как Наумов, не моргнув и пальцем, миллион подобных дочек обработают, не задавая лишних вопросов. Стокс найдет, какого еще ребенка ей испортить ради поднятия собственного эго, если это было тем, что я думаю. Не со мной этот идиот Кёртис играет, так еще с какой-нибудь будет играть. Было пять часов утра. Анна входила из комнаты в комнату, уставшая, но не могла заснуть. Ее переживания чем-то напомнили Кёртиса, если он вообще говорил правду, а не просто придумал ту историю про религию, чтобы ее утешить. А он, сука, мог и придумать, чтобы казаться таким же, как она сама. С самого своего рождения Анна сомневалась, что на Земле есть хоть какой-то человек, который мыслит как она, неважно, мужчина он или женщина. Марина работала в разведке дружественной страны, и что она думала? Имеешь моральные терзания — а не буду я тебе помогать, иди лучше к толковому психологу, коль сама себе помочь не можешь. Анна любила психологию и рассуждения о мотивах людей, а Марину все это тяготило, особенно трудная теория, якобы необязательная для построения обычных отношений. Марина была обычным человеком, а не суперсолдатом. Обычный человек, даже агентурный, суперсолдата никогда не поймет, и это объясняло многое. Однажды Анна справилась с этими мыслями. Главное: Администратор критиковал саму Мэрил Стокс, ее некомпетентность, а эта женщина очень хочет быть мудрой, но может и ошибаться. Да и потом, Мэрил Стокс в индустрии принадлежит не больше, чем ей самой. Как-то кстати ей попалась вечерняя юмористическая программа, судя по наложенному фоновому смеху. Не то, чтобы она любила этот жанр, но запомнилось. Клиент на приеме у психолога, двое мужчин. — Как это, вас ничего не радует? А вот погода, посмотрите, какая в окне? — Я живу на Аляске, где вечно смердит холодом, — гнусаво ныл клиент. — А работа у вас интересная? Клиент закрыл глаза и начал отрицательно кивать. — Давайте еще поищем, вот зарплата вас устраивает? Клиент вообще заплакал и закивал еще быстрее. Анне стало смешно, но не по той же причине, от чего было бы смешно обычному зрителю в этой комедии положений: «психолог предполагает лучший сценарий ситуации, а на самом деле он хуже». Просто ее позабавила актерская игра клиента, который без единой слезы пытается изобразить плач при помощи такого еле заметного, сдавленного смешка. Так что фальшивый актер веселил ее куда больше, чем сценарий беседы. * * * Прошло лет пять. Рик Кёртис уже не помнит, когда Анна в последний раз была расстроенной. Она предпочитала тактику разговора с безэмоциональной интонацией. Хотя русские и говорили «молчи — умнее покажешься», но это работало для обычного мирка и для него же было разработано, в костёле отсутствие разговоров для Мэрил Стокс тоже было симптомом большой проблемы. А вот при отсутствии эмоционального наполнения речей определить правдивость можно разве что на полиграфе. Анна приехала в костёл, чтобы встретиться с Мэрил Стокс. Ей хотелось кое-что сказать ей. Она планировала замаскировать это под благодарность, а позже выдать за что-нибудь каверзное, дальше — как получится. Она видела свои шаги так: — Вы никогда не приходите в мой кабинет по собственной воле, разве что вас вызовут. Зачем вы здесь? — Обсудить ваши методы. — А насколько вы компетентны в моей области, чтобы судить меня? Нет, разговор зайдет в тупик. Надо что-нибудь менее колючее. — Зачем вы зашли в мой кабинет по собственной воле? — Хочу обсудить с вами логику. Если Мэрил захочет ее позлить, то она спросит: «мужскую или женскую?», апеллируя к русским стереотипам, «квадратную или практичную?», апеллируя к немецким, «хорошую или чувственную?», апеллируя к французским. Анна называла такие вопросы собственным термином «фейк-вопрос»: если ни один вариант ответа на него не несет семантического смысла. Как ответить? Наверно, «всесильную», ведь догадаться, что имеет в виду Анна трудно, и дальше она сама установит правила разговора. Если бы Анна этого не могла, ей бы не удалось обработать Марину. И вот Анна вошла в кабинет Мэрил Стокс. По-настоящему. Она не хотела слушать брифинги или посещать кабинет Кена Педроуза, ее отпуск формально еще продолжался. Это был уже настоящий разговор. — Садитесь. С чем пожаловали по собственной воле? — Хочу обсудить логику, — сначала Анна хотела сказать «всесильную логику», но это предполагает ответ «вашу или мою?». — Какую и чью? Стокс задала двойной вопрос, Анна легко его отбила. — Всесильную и всеобщую. — А что вас интересует? — Вы полагаете, что логика всегда права, не так ли? — Это вопрос или обвинение? — Это вопрос. — Да, в большинстве случаев логика и наука дает правильные ответы, но это зависит от внимательности того, кто эти методы применяет, и какие конечные цели преследует. — Кажется, у меня есть исключение, — нейтрально сказала Анна, пытаясь сбить ее с толку, ведь Мэрил все же была человеком, а не суперсолдатом. — Вы знаете, что такое карбюратор в авто? Один из компонентов двигателя. Знаете, что первые карбюраторы были изобретены в начале ХХ века в Германии? Правда, инженер, который собрал первый рабочий карбюратор, ошибочно назвал его «газовым преобразователем». Его задача, типичного немецкого логиста, была лишь собрать механизм и убедиться, что он работает. Он не знал, что пары, которые выделяет карбюратор — это совсем не газ, а совершенно другая субстанция. Позже, немецкий термин «преобразователь газа» для карбюратора признали неудачным и уже к 1970 году заменили. Так почему немецкий инженер назвал карбюратор «газовым преобразователем»? Он посмотрел, как греется карбюратор, и чисто визуально решил, что он выделяет газ, а химическую пробу этой субстанции не брал. — С какой целью вы рассказываете этот урок инженерной истории? Каков главный посыл этой дискуссии? Мне кажется, что в каком-нибудь историческом или интеллектуальном клубе вы бы имели большой успех, миссис Гамильтон. Вашему знанию такой древней истории можно только позавидовать. — Миссис Стокс, вам не кажется, что вы иногда поступали как этот инженер? Вы принимаете какое-то решение, и в целом оно правильное, конечно. Честь вам и хвала, не так ли. Потом вы узнаете, что в целом внутри правильного решения всего лишь один параметр был неверен. — Может поступала так, а может и нет, — сказала Стокс, явно ссылаясь на военную тайну или операции, к архиву которых у Анны просто не было допуска. Это стандартная фраза. — Но вы этого явно и не отрицаете. — Зато вы не можете это явно утверждать. — Хорошо, я не собиралась обсуждать с вами детали операций. Военная тайна и все такое. Я скорее про моральную сторону. Понятное дело, инженер. Карбюратор работал, но инженер на глазок назвал выделения газом и был неправ — кому он повредил? — разговаривая, Анна поднимала плечи, словно собачка, виляющая хвостом. — Разве что был не логичен для химика. Но какова моральная сторона ошибки всего лишь одного параметра при прочих исключительно точных переменных в военном деле или в областях, где ошибка наказывается лишением жизни? Причина, по которой Анна вообще пришла сюда к ней бомбардировать ее этим разговором — ее характеристика об Анне как о не умеющей работать в команде. — Так вот, миссис Стокс. Шла я однажды по коридору и подслушала ваш разговор с Администратором, в комнате, которая была защищена примитивной шумоизоляцией, а дверь была без окна и вы не могли меня видеть. Однажды вы провалились примерно по такому же сценарию. В вашей операции все было верно, но подвел один параметр. Только вот инженер — никому не вредил. Ваша одна ошибка на этой работе стоила очень многого. Не сказать, что потонул «Титаник», пострадал всего лишь один человек, но ведь пострадал. — За пятнадцать лет ни один человек не пострадал при моей прямой вине. Операции и бомбардировки не считаются. Вы, миссис Гамильтон, или нагло лжете, или что-то преувеличиваете. Что это доказывает? — Вы можете проверить меня на детекторе лжи и, может быть, полиграфолог и не посчитает мой ответ про одного убитого енота искренним. Хоть я это знаю, но я этого не видела, но то, что вы можете обсуждать важные тактические операции в слабо защищенных комнатах — это факт. Это нарушение протокола, миссис Стокс. И Администратор в этом почему-то тоже замешан. — Я не обсуждаю важные тактические операции вне стен защищенного и изолированного конференц-зала, — Стокс оборонялась, как могла, но веры ее словам не было. — Как и сам Администратор. Прекратите, пожалуйста, лгать, миссис Гамильтон, преследуя какие-то странные мотивы. Рано или поздно мы узнаем о них. — Но вы ведете неуставные разговоры о важных деталях в слабо защищенных комнатах и это тоже факт. — Уточните, пожалуйста, тематику разговора, раз у нас уже секретов нет. Анна не хотела отвечать на этот вопрос честно, ведь вторичный ответ ей был известен заранее. Скорее она хотела просто испугать Мэрил Стокс знанием некоей правды. — Если это происходит время от времени или вообще систематически, тематика разговора может быть любой, а подробности вы обсуждаете такие, которые лучше не знать. Это я вам еще доложила. Понятия не имею, кто еще мог услышать какие-нибудь секретные подробности, которые вы разбазариваете, начиная разговоры где попало. Анна была права и не лгала. Если ее психологическую характеристику обсуждают в такой комнате, черт знает, что они еще в ней обсуждают, и кто еще в костёле знает о лазейке. — Я приму это к сведению и доложу Администратору. Это все? Нам нечего обсуждать? — Это все. * * * Через некоторое время Администратор вместе с Мэрил Стокс обсуждали разговор с Анной Гамильтон, записанный на скрытую видеокамеру в ее кабинете. Они просмотрели видеоролик разговора уже раз десять, но все еще не понимали, о чем она говорит. «Это нарушение протокола, миссис Стокс. И Администратор в этом почему-то тоже замешан». — Черт возьми, Мэрил, о каком разговоре она говорит? Она могла придумать эту информацию? — Анна скупа на подробности, зато приводила примеры из истории. Видимо, мы должны угадать или поднапрячь наших аналитиков. — Чем бы это ни было, все разговоры об операциях и даже об агентах только в моем особо защищенном кабинете. Убедитесь, что защищенный замок заблокирован по щелчку. — Да, сэр. — Поручу нашим аналитикам проверить все операции POST-DM-SM за семь лет с ключевыми словами: двигатель, карбюратор, газ, газовая атака, корабль, кораблекрушение, Великобритания, Германия. Возможно, это была не наша операция, а какого-нибудь аризонского или невадовского филиала. Отныне я также запрещаю вести тебе разговоры про операции, которые осуществлены не нами, — поручил Администратор. — Если она доложит наверх и кто-то узнает, что ты смеялся над некомпетентностью своих коллег из Аризоны или Невады, да еще и в слабо защищенном кабинете, как ты обычно делал после работы, думая, что все ушли по домам... — За дело примется ее заказчик и отстранить нас обоих — это еще самое простое, что он может сделать. По этой же причине мы лучше напряжем наших аналитиков, но не будем ее допрашивать. Заказчик по-любому узнает, что мы допросили ее как свидетеля нашей же некомпетентности, если она «пойдет наверх». — Скорее всего, она подслушала твой типичный говноразговор о ком-нибудь из Невады. Так что это не смешно, прекрати вести говноразговоры после работы, господин председатель, — она была сама хороша на насмешки. — Но большинство претензий было предъявлено тебе. Я изучил данные со скрытых камер, в том числе перед дверями, которые могут быть ее жертвой. Анны там нет, и не было даже неделю назад. — Это не значит, что ее там не было. Она могла сделать это полгода или год назад, зная, что мы будем просматривать данные с камер видеонаблюдения перед дверьми.