До рассвета

Вэйлон проходил через двор, преодолев решетчатый забор. Мужчина крался словно вор, боясь попасться на глаза очередному психу. Но ожидаемый враг был за решеткой. Он издавал мерзкие звуки и похотливые стоны. Парк догадывался, чем он там занимается, но старался не заострять на этом внимание. Ему было достаточно того, что он слышал. Проследовав к нужному ему рубильнику, программист поспешил совершить манипуляцию с ним, чтоб обесточить напряжение в решетке. Хотелось скорее оказаться внутри, там ему казалось было безопаснее. Он не представлял, как ошибается, но и не знал, как близок к Виктории. Сумасшедший извращенец давно заметил Вэйлона и собирался с ним позабавиться, но для этого стоило приложить немало усилий. Парням вроде него все равно как, где и с кем, главное чтоб было теплое и мягкое, остальное не имеет значения. Вэйлон решительно двигался к забору, мысленно пролагая путь дальше. Но достигнув нужного места, мужчина обнаружил, что электричество опять включено. Тогда он понял, что кто-то не желает просто так его отпускать. Выбора не было, и ему пришлось повторить трюк с рубильником. Хоть возвращаться в подвал вовсе не хотелось. В моменты, когда хотелось все послать к чертям и просто сбежать, Парк вспоминал, зачем вообще все это время борется за жизнь. Где-то там, в глубинах этих темных и холодных коридоров, прячется несчастная девушка, за которой некому прийти кроме него. На которую плевать всем успевшим сбежать врачам, да и в целом. Взяв себя в руки, Вэйлон направился к источнику электричества. Извращенца за решеткой уже не было. Парк насторожился, но предположил, что тот просто ушел, ведь в радиусе подвала было тихо. Программист выключил рубильник, и только он собрался к выходу, как притаившийся пациент Маунт-Мэссив набросился на него. В панике и темноте, Парк наотмашь отбивался от нападавшего, стремясь вырваться к выходу. И ему это удалось. Оказавшись снаружи, Вэйлон бежал, не оглядываясь назад и не разбирая дороги. Он спешил точно к обесточенным дверям. Главное было добраться до здания, и плевать на психа. Ловко проскользнув в дверь, мужчина захлопнул ее за собой. Спеша по коридору, Вэйлон то и дело останавливал себя, чтоб отдышаться и не издавать громких звуков. Пройдя через двери на улицу, Парк обнаружил канаву с водой. Лезть в нее не было ни малейшего желания, но другого пути не было. Ему пришлось погрузиться в холодную и темную воду, преодолевая собственные страхи. Время в канаве будто длилось вечность, но он миновал ее, взобравшись по лестнице. Мужчина двигался вперед, пролезая разлом в решетке. Только он сумел отойти от шока из-за погони за ним, как перед программистом упало тело очередного обезумевшего пациента. Отскочив на шаг назад, Вэйлон заорал. Он не ожидал такого, да даже если бы и ожидал, испугался бы все равно. Парку было жаль несчастного, и он одновременно позавидовал ему. Для него теперь все закончилось, а им еще предстоит повариться в этом дерьме. Зайдя в башню, мужчина перевел дыхание и взял себя в руки. Ему следовало взобраться на самый верх и попасть на крышу особняка. Не всем планам суждено осуществляться. И в очередной попытке Вэйлона добраться до нужного ему пункта, не обошлось без происшествий. Еле допрыгнув, мужчина ухватился за край, но, не удержав равновесие, поскользнулся и упал на одну из крыш. Проломив ее, он, в конце концов, приземлился. Вэйлон часто заморгал, стараясь открыть глаза, тем самым не дав себе отключиться. Попытка провалилась. И сознание погрузило его во тьму. Глускин открыл перед Викторией двойную дверь в помещение, что когда-то служило актовым залом. Теперь оно выглядело совсем по-другому. Окна не были задернуты занавесками, по центру была ковровая дорожка, а по бокам стулья. На них то и сидели «гости», приглашенные Эдвардом на церемонию. Ну как приглашенные. Это были его жертвы, которых он убивал, создавая безопасность для их «дома» и «семьи». Блейк поняла это, она с ужасом смотрела на них, сравнивая с теми, кого видела в комнате с пилой. Мерзость, брезгливость, страх и всепоглощающий ужас, плясали в безумном ансамбле в ее голове, сердце и душе. Девушка все пыталась отвести от них взгляд, но не могла. Блейк с ужасом смотрела на несчастных, едва дыша. Почти у всех были выпущены кишки наружу, у кого-то не было глаз, или языка. Многие и вовсе были разделены пополам, залив все рядом с собой бурой жижей. Были и те, кому «повезло» и Эдди подарил им быструю смерть ударом заточки в пах. Теперь балерина узнала, как пахнет смерть. Ее холодный и сырой аромат заполнил помещение. Блейк смотрела на лица, и то, что от них осталось, и никого из них не узнавала. Их синяя кожа и фиолетовые губы не напоминали ей никого, из старых знакомых. Викторию тошнило и мутило. Она, скорее всего уже осела бы на пол, но сильная рука жениха, что все время придерживала ее, не давала этого сделать. -Боже, — еле слышно прошептала девушка, положа свободную руку на живот. Ей казалось, так она сможет сдержать рвотный позыв. Виктория чувствовала, как вонь смерти пропитывает ее насквозь. Она сжимала пальцы на ногах, брезгуя ступать по этому полу. Пальцы девушки инстинктивно сжали рубашку Глускина. Он же этот жест воспринял по-другому. Для Эдди это было неким знаком их близости на фоне ее волнения. Мужчина положил свободную руку поверх ее пальцев. Блейк даже не обратила на это внимание. Подступившая тошнота, пропустила по коже электрический импульс, а голова закружилась. -Все в порядке милая, — подбадривал Эдвард. — Это просто из-за нервов. Я тоже волнуюсь. Совсем скоро мы окажемся дома, одни… -Я больше не могу, — быстро проговорила она, согнувшись пополам. Глускин положил руку на ее талию, проделав тот же трюк, что и в душе, чтоб удержать любимую на ногах. -Отец Мартин, начинайте уже, — в приказном тоне обратился маньяк к «священнослужителю». Мужчина, одетый в нечто наподобие рясы, повернулся к ним лицом и развел руки в стороны. -Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь и сейчас дабы стать свидетелями вступления в брак Виктории Блейк и Эдварда Глускина, что почитается всеми; ибо в него не следует вступать необдуманно, а лишь благоговейно, осмотрительно и торжественно. В этом божественном храме судьбам двух людей суждено соединиться. Если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым это не может произойти — пусть скажет сейчас или вечно хранит молчание. Виктория, удерживая рвотные позывы, глянула на Мартина, затем перевела взгляд на «присутствующих». Издевка судьбы над несчастной балериной. Было бы забавно, если бы кто-то из них ответил. -В таком случае, я не вижу причин не создать этот союз, — улыбнулся «священник». — Отныне Вы Виктория и Вы Эдвард муж и жена. Любите и уважайте друг друга. Глускин положил ладонь на затылок теперь уже жены и притянул ее к себе. Ему пришлось наклониться, чтоб поцеловать девушку. Блейк уперлась ладошкой ему в грудь, в надежде остановить психа. Слишком разная у них масса, а соответственно и сила. Для Эдди ее попытки сопротивляться, просто нежность. Мужчина мягко коснулся ее губ, для него это было важным завершением ритуала. Эдвард долго ждал этого момента, чтоб, наконец, получить желаемое. -Теперь мы муж и жена моя девочка, — шептал он ей на ушко. — Пойдем домой, мы должны завершить полную церемонию нашего союза. Закрыв глаза, балерина понимала, о чем он говорит. Почему-то это пугало ее куда больше, чем смерть. Мужчина вдвое старше ее, во столько же раз крупнее и выше. Она не в состоянии даже толкнуть его, о каком сопротивлении вообще может идти речь. Блейк качнулась из стороны в сторону, затем вновь согнулась пополам. Ее сильно тошнило от волнения и хотелось вырвать. Но было нечем, и получить облегчение ей не удалось. От всего этого по телу пробежал озноб, а кожа покрылась мурашками. Она ссутулилась, инстинктивно обнимая себя за плечи. -Тебе холодно родная? — с волнением спросил Глускин. — Пойдем домой, я тебя согрею. Мужчина поднял хрупкое тельце на руки, направляясь к выходу. Эдвард прижимал к груди жену, как если бы нес на руках ребенка. -Все хорошо малышка, я дам тебе успокоительное. -Нет, пожалуйста, не надо, — еле сдерживая слезы, прохрипела Виктория осипшим от нервов голосом. -Ну, все, все, — утешал он свою избранницу, поглаживая ее черные волосы. Парк постепенно возвращался к сознанию. Его привели в чувства голоса за стеной. Кажется, говорили несколько человек. Поднявшись с пола и осмотревшись, Вэйлон понял, что при падении пробил дыру в крыше, и оказался на чердаке. Задерживаться на осмотр, всего остального не было времени, он и так пробыл здесь достаточно, пока был без сознания. Пробираясь вперед через препятствия, мужчина планировал как поступить дальше, прислушивался к звукам, боясь напороться на парочку психов, чьи голоса он слышал. Прикинув примерно дальнейший путь, Парк понял, что столкнется с пациентом, чей силуэт он видел. Хочет он того или нет, но другой дороги этим местом не предусмотрено. Спрыгнув с препятствий в виде ящиков, на которые ему пришлось взобраться, Вэйлон заметил впереди мужчину. Рванув по единственному открытому для него пути, Парк слышал, как этот пациент разговаривает сам с собой, рассуждая, где он может скрываться. Теперь он понял, что пациент всегда был здесь один, но умело менял голоса при диалоге между его личностями. Это немного успокаивало, во всяком случае, они с противником один на один. -Спусти-ка его к мистеру Глускину, — произнес какой-то более юный голос. -У Глускина теперь есть жена, да, мы же сами видели, — отозвался второй, более противным тембром. -Он теперь стал дурнее, чем прежде, — жалобно проныл третий голос. — Этот-угроза. Глускин его вскроет. Парк отчаянно усмехнулся. Скорее всего, Виктория жива, раз этот чудак заговорил про «жену». Надежда вновь зажглась в нем слабым светом. Теперь надо было преодолеть этого сумасшедшего и попасть в берлогу жениха, как пациенты прозвали это место. Виктория стояла посреди их «спальной» обнимая себя руками. Она наступала одной босой ногой на другую, в желании спрятаться, сжаться в комочек, свернуться клубком лишь бы он ее не трогал. Девушка не смела, оборачиваться, было слишком страшно. В комнате было темно, только свет луны в окно как-то освещал помещение. Из-за сильного испуга, она не особо могла рассмотреть «спальную», лишь поняла, что выглядит она, так же как и все в этом «доме». Обшарпанные стены, кое-где штукатурка отвалилась и обнажила кирпичную стену, провода на потолке, и все та же принесенная сюда мебель, картины и прочие предметы интерьера. Блейк слышала дыхание Эдварда позади себя. Оно было тяжелым и четким. Всеми фибрами, балерина чувствовала, как он приближается к ней. Тело пробила крупная дрожь. Этот страх был каким-то новым, не похожим на все то, что был ранее. Теперь это что-то животное, первобытное. Она как лань, загнанная охотником в ловушку. Как несчастное животное на скотобойне, что обреченно ожидает своей участи. Некуда бежать, нечем отбиться. Полное отчаяние и бесконечный ужас. Блейк и рада бы потерять сознание от страха, да вот не дано ей. Еще когда она училась в школе балета, девушка была способна вытерпеть боль при растяжке и некоторых упражнениях. Так она отличалась особой стойкостью и крепкими нервами, а потом загремела в психиатрическую лечебницу. Глускин снял с себя одежду и теперь желал проделать это с любимой. Он старался не делать резких движений, тем самым предвидя ее поведение. Эдди положил ладонь на ее хрупкое плечико. Жена вздрогнула. Глускин руки не убрал, лишь переместил ее к спине, расстегивая молнию на платье. Жених очень хотел быть нежным и аккуратным, дабы не испортить их первую брачную ночь. -Я понимаю, как ты волнуешься, — шептал он, не смея говорить громче. — Я буду очень осторожен. -Не… ннннадо, пожалуйста, — дрожащим голосом произнесла Блейк. Она все так же в страхе зажималась. Балерина удерживала верх платья, стыдливо прикрывая грудь. Эдди провел пальцами по ее спине, наслаждаясь мурашками на ее коже. -Я буду очень осторожен, обещаю, — гипнотически шептал он, разворачивая ее лицом к себе. Глускин разорвал оков ее рук, которым она удерживала сама себя, дав платью, наконец, упасть. Мужчина любовался ее прелестным телом, подсвеченным бледным светом луны. Он встал перед ней на колени, и его лицо оказалось на уровне ее груди. Пальцы Эдварда легли на узкую талию, а лицом он прижимался к животу. Блейк боялась даже сделать вдох, не зная чего ожидать, и как он отреагирует на любое ее движение или жест. Глускин вдыхал аромат, что источала ее нежная кожа, легонько касаясь ее губами. Эдди поймал беспокойные руки Виктории, уложив их на свое лицо. Она не сопротивлялась, послушно обхватив пальцами его голову. Балерина опустила взгляд, рассмотрев его. Глускин был крупным и очень сильным, его мышцы играли под кожей, при малейшем движении, а лицо было умиротворенным. -Милая я так долго искал тебя, — произнес он, цепляясь пальцами за ее белье. Виктория вздрогнула и выпустила его из своих рук. Эдвард спустил с нее остатки одежды, обнажив девушку до конца. Он уложил жену на постель, откидывая ее длинные, темные волосы назад. Блейк дрожала, и упускала слезы, теперь даже не пытаясь этого скрыть. -Дорогая, все будет хорошо, — целовал он девушку, возвышаясь над ней. — Зачатие, как и роды, никогда не бывают легкими. Эдвард раздвинул ее стройные ноги, спуская поцелуи ниже. -Папочка будет очень осторожен, — продолжал он. Его слова не успокаивали, наоборот, то о чем он говорил, только больше пугало. Глускин чувствовал ее напряжение в трепещущих мышцах. Он поглаживал пальцами ее бедра, целуя живот и спускаясь к лобку. Его теплый язык коснулся ее нежного цветка. С губ Виктории сорвался стон. Она и сама не поняла это от страха, или ей были приятны его действия. Эдвард улыбнулся этому, и как змея продолжил осязать ее. Теперь пальцы Виктории сжимали простыни, и Глускин не оставил это без внимания. Довольный собой, мужчина закинул ее ноги себе на плечи. Он словно змей, искушал Еву. Виктория женщина, и ее тело отзывается на его действия, несмотря на обстановку и прочие факторы. Яркая волна наслаждения прокатилась импульсом по ее телу, от живота и к ногам. Блейк зажала его голову бедрами, издав громкий стон. Эдди прижимал губы к эпицентру ее наслаждения, улыбаясь. Он был доволен собой, знал, что ей было хорошо. Ну, а как иначе, Виктория ведь его жена. Глускин нависал над ней, зацеловывая жаркими и влажными поцелуями шею. -Обними меня, — приказал он девушке. Та, стыдясь произошедшего, не повиновалась его просьбе. -Обними меня, — повторил он, закидывая ее руки на свою шею. Эдвард был крупным мужчиной, балерина едва могла сомкнуть пальцы в замок, обнимая его плечи. -Любимая расслабься, ты должна меня принять, — шептал он ей, приблизившись к преддверию ее лона. — Ради наших будущих детей. Подумай о них и расслабься, надо немного потерпеть. Ее всхлипы только больше возбуждали его. Виктория понимала, что деваться ей некуда и будет меньше боли, если она расслабит живот. Дождавшись этого ее состояния, Глускин медленно и аккуратно вошел в нее. Блейк зажмурила глаза, поджав ноги. Эдди издал грубое рычание. Он так долго терпел и ждал, и вот, наконец, получает желаемое. -Вот так моя девочка, — шепчет он, двигаясь не спеша. — Ты очень узкая, потерпи родная. Все ради наших детей. Виктория терпит наполняющую изнутри боль, впиваясь ноготками в его кожу. Глускина это лишь больше раззадоривает, и он входит в нее чаще, резче и глубже. Блейк уже не сдерживает стонов и всхлипов. Эдди зацеловывает ее скулы, губы, шею. Он сжимает пальцы на ее талии и бедрах, оставляя следы. -Прижми меня к себе, — сквозь рваные вздохи, обращается он к балерине. — Сожми меня ногами сильнее. Она подчиняется ему в надежде, что скоро это все закончится. -Вот так да, — стонет он ей в ушко. Виктория не в силах больше сдерживаться переходит на крик. -Да, да моя девочка, — эмоции накрывают Эдварда. — Тебе хорошо? Скажи, что тебе хорошо. Он двигается быстрее, и по его стонам, Виктория понимает, что конец близок. Блейк старается соскочить с его члена, предотвратив то, к чему он шел. Глускин не дает ей этого сделать. Мужчина крепче прижимает ее хрупкое тельце к себе. Он делает еще пару глубоких и сильных толчков, изливаясь в нее. Его теплое семя разливается в ней. Эдвард сверх обычного обнимает Викторию, издавая томный стон. Он опирается лбом о ее висок, все так же удерживая собственный вес, не заваливаясь на нее. Выходить из нее маньяк не спешит. Улегшись рядом с Блейк, Глускин улыбается. В своем больном воображении, он рисует какие-то известные ему одному образы и действия. Переведя дыхание, Виктория несмело, но все же пытается подняться. -Не вставай, — негромко обратился жених к любимой. — Ты должна лежать. -Мне надо помыться, — еле слышно, отвечает балерина, стыдливо прикрываясь одеялом. -Ни в коем случае, — укладывает он ее на место, заботливо укрывая их обоих. — Мы оба так старались, не для того, чтоб ты все смыла. Лежи до утра, если чего-то захочешь, скажи мне, я тебе все принесу. Виктория как брошенный котенок сжимается в комок, сильно жмуря глаза. Страх, стыд и подавленность таятся под одеялом вместе с ней. Кутаясь в его складки, девушка искала в нем защиты. А нашла в другом. -Иди ко мне, — шепчет кровожадный психопат, подталкивая девушку к своей груди. — Мы теперь семья и должны спать вместе. Блейк не вырывалась из-под веса его руки, да и куда бежать. Дверь заперта, другого выхода нет. Девушка послушно кладет голову ему на грудь, прислушиваясь, как бьется сердце одного из самых опасных пациентов Маунт-Мэссив. Глускин запускает пальцы в ее волосы, перебирая пряди между собой. Мужчина чувствует, как на него капают ее горячие слезы. Любовь Глускина — это персональный ад для Виктории. Она тяжелая, кровавая и ужасающая. Как тьма, окутывающая путника в ночи. Такая же мрачная и неизвестная. Эдвард склоняется и целует ее в макушку. -Спи сладко моя птичка, — мурлычет жених. — Я наполнил тебя, надеюсь и ты дополнишь меня. -Мы с тобой пройдем не через башню, а через другой проход, — указывал Вэйлон. — Не будем скакать по крышам, как я в прошлый раз. -Это то место где обитал тот сумасшедший, в котором несколько личностей, — уточнил Харви, вспоминая элементы рассказа спутника. -Да, где обитает Деннис, — указал взглядом он на окна здания. -Думаешь и он там? -Думаю, все они в эту ночь здесь, — кротко ответил мужчина. -И какой дорогой мы пойдем? -Хотел бы я сказать, что более безопасной, но я в этом не уверен, — договорив, Парк поднял палец вверх, призывая к тишине. Из-за дождя было плохо слышно происходящее вокруг, да и видно было тоже не особо. Блейк прислушивался к подозрительным звукам, подражая Вэйлону. В какой-то момент они, наконец, различи посторонний шум. Парк прекрасно помнил этот звук, а теперь и юноша его узнавал. Это был звук хирургической пилы, что была постоянным атрибутом Манеры. -Каннибал, — округлив глаза, произнес вслух догадку Харви. -Твою-то мать, он здесь, откуда, — заметался программист. — Нам нужно срочно укрыться где-нибудь от него. -Что ты предлагаешь? Времени на раздумье не было. Фрэнк уже успел их заметить и направлялся в их сторону. Ему редко удавалось встретить в этом заброшенном месте людей. И упускать такой лакомый кусочек он не собирался. Ускорив шаг, каннибал побежал за ними. -Черт Вэйлон! — воскликнул Харви. -Быстрее в дыру в сетке, — указал мужчина, утягивая парня за руку за собой. По очереди они пролезли в проход. Блейк в панике бегал глазами по единственному зданию, в котором они могли укрыться, но двери его были заколочены. -Черт тебя дери, — выругался Парк, понимая, что преследователь уже близок. -Смотри, — парень указал на окно, чьи ставни кто-то распахнул. Маленькая фигурка лишь на секунду мелькнула в окне, дав им надежду на спасение, затем, источая слабый свет, скрылась во мраке здания. -Не может быть, — промямлил Парк. -Бежим туда скорее, — Блейк дернул товарища. -Это может быть ловушка. -Вэйлон у нас нет выбора, это единственное место, куда мы сейчас можем сбежать. Оба пролезли в окно, попав в длинный коридор с множеством комнат. -Скорее сюда, — предложил бежать в первую попавшуюся дверь Харви. — Он уже близко. -Нет, стой, — остановил его мужчина, пристально глядя куда-то в другую сторону. -Вэйлон у нас нет времени, — подгонял парень. -Она оставила подсказку, — подбежал к двери со стеклом мужчина. -Кто оставил? — удивился он. -Виктория, — осмелился ответить Парк. — Отпечаток ладони на пыльном стекле. Она оставляла мне послания на пыльных поверхностях, когда я…. Звук пилы поблизости не дал ему закончить фразу. Но Харви ни секунды не сомневался в правдивости его слов. Парень решительно следовал за Парком, преодолевая преграды на пути. Его слова о Виктории попали стрелой в самое сердце, он был готов следовать куда угодно, если есть хоть маленькая надежда увидеть мать.