Красное солнце сгорает дотла

      Гермиона высушила их одежду заклинанием, чтобы они не замёрзли за ночь. Но наутро они проснулись и обнаружили себя полностью покрытыми мокрой росой и припорошенные сухими ветками и травой. Словно прошло несколько дней. Это их немало напугало. Первые сборы прошли в закипающей суматохе и тревоге, однако недолгими размышлениями Фред постановил, что для них всё же прошла только ночь. Это он понял, изучив округу. Гермиона, внимательно прощупав магическую атмосферу, это подтвердила. И всё же то, что они попались под влияние какого-то волшебства, было очевидным. Вероятно, устроено оно было Красным солнцем, защищавшимся всё с большей яростью.       В котомке Фреда не осталось еды: не было супа, который они доели ранее, закончились и пайки Джорджа. Потому им пришлось задержаться. Хотя бы для того, чтобы собрать новые запасы и перекусить. В итоге новой проблемой стал поиск пропитания. Лесник не мог охотиться из-за полученного увечья: и стрельба, и силки требовали точности и аккуратности обеих рук. Он буквально стал недееспособным в деле, которым занимался всю сознательную жизнь. При нём оставались только навыки следопыта да знание леса. И тогда Фред нашёл иное решение — научить ведьму хотя бы посредственно справляться с луком. Это бы, несомненно, помогло им и в будущем: неизвестно ещё было, как скоро восстановится повреждённая рука (Гермиона давала срок от недели до двух), к тому же они вполне могли наткнуться на новые неприятности. Навык волшебнице был необходим.       Долгие часы Фред бился над тем, чтобы Гермиона смогла попасть хотя бы в недвижимый небольшой объект (всё же охотиться предстояло на белок и кролей в лучшем случае). Ведьма старательно натягивала лук и целилась, однако всё «занятие» доставляло ей лишь какую-то детскую радость и восторг. Она не слишком серьёзно относилась к их первому уроку (возможно, так она справлялась с тревогой, которая появлялась при мысли, что ей придётся стрелять в живое существо или даже человека).       — Почему этот цветок вообще горит? — спросил вдруг вслух лесник, хотя на самом деле только и думал об этом, и, ссутулившись, поднял выше опустившийся локоток. Фред понимал, что смысла скрывать больше не было.       — Красное солнце сгорает дотла и опадает пеплом, — ответила Гермиона, внимательно следя за его ловкими руками. — Это момент его цветения. Из пыли он возрождается вновь, наполнившись магическим соком полностью.       — Как Феникс? — смекнул Фред, подняв брови и вернув взгляд к её внимательному лицу.       Гермиона ему нежно улыбнулась (как делала каждый раз, когда он показывал свою смекалку).       — Как Феникс, — подтвердила она и, подавшись вперёд к его склонённой во внимании голове, провела носом по его носу. Лесник смущённо отвёл глаза и тут же скрупулёзно и немного нервно поправил её стойку. Ведьме нужно было отдать должное: впервые держа в руках лук, она вполне недурно стреляла, пусть силы в руках ей и не хватало, чтобы натянуть тетиву достаточно сильно для дальнего выстрела. А механичность стойки оставалась лишь вопросом времени.       — А что тебе обычно снится? — спросила ведьма, щуря глаз и целясь в мишень в кроне ивы.       — …Цветок, — помолчав некоторое время, таки ответил ей Фред. — Время от времени… зверь.       — Зверь? — не поняла ведьма, ослабив тетиву.       — Я… Мне даже не описать словами, — признался лесник отчаянно и крепко расчесал затылок, отчего волосы на загривке встали дыбом. — У него… этого существа… красные глаза. И… страшные. У него рога и огромные, как у кабана, зубы. Размером он… с самого большого лося, я думаю. Но он хищник, — взгляд голубых глаз потемнел, и Фред заметил хмуро: — я знаю, что хищник.       Его рука с болью запульсировала. Но он даже не поморщился — боль была какой-то знакомой и привычной.       — Возможно, тебе снится какой-то дух, — прикинула Гермиона задумчиво.       — Мне кажется… я видел его раньше. Во снах. И до этого — в детстве.       — Ты не уверен… — заметила ведьма удивлённо. Она окончательно опустила лук и положила руку на плечо лесника. Он по-прежнему отказывался посмотреть на неё, и тогда рука волшебницы двинулась выше, к его лицу, вынуждая обернуться. Гермиона недолго читала эмоции в глазах Фреда, а потом произнесла: — Ты не помнишь.       Он сокрушённо покачал головой.       Охотиться они пошли вместе. Фред хотел проследить, что Гермиона сделает всё верно и не распугает всю зверюгу в округе. Вернулись в результате с двумя белками. Не без подсказок и поправлений лесника, конечно. А по пути даже успели застать нескольких волшебных существ, рыскающих в округе. Самым потрясающим Фреду показался полузверь-полуптица: красивое и статное животные с двумя мощными крылами и большими зоркими глазами. Лесник и ведьма следили за ним из-за кустов, упав на самую землю, чтобы остаться незамеченными. Гиппогриф — так его назвала Гермиона — был на поляне один и, вероятно, преспокойно ужинал. Его крючковатый чумазый клюв с особым увлечением рвал небольшую тушку лесного зверька, ещё дёргающегося меж двух когтистых лап. Однако тот шум, который издавали только люди, заставил его прервать трапезу, встать на дыбы и, взмахнув крыльями, приведшими в движение всю растительность неподалёку, взмыть в бесконечное небо. Фред с безграничным восхищением, придерживая слетающую шапку, наблюдал за этим необыкновенным животным, скрывшемся среди тяжёлых серых облаков.       На охоте ведьма мухлевала — заклятием сделала себя бесшумной. У озера, пропитанного магией, ей было не страшно применять волшебство. Животные, обманутые заклинанием, не разбегались. Лесник был слегка обижен на этот откровенный мухлёж, ведь ему всё — от бесшумности до меткости — давалось путём железных и многострадальных трудов. Но отошёл он быстро, когда Гермиона дёрнула его, пытающегося вырваться вперёд и пережить обиду, назад, и, заставив наклониться, нежно поцеловала. Как же ловко она его подкупала…       — Знаешь, мы бы, наверное, могли остаться здесь подольше… — предложила как бы невзначай Гермиона, пуская по спокойной глади озера камушки, не желавшие прыгать и тонувшие мигом.       Фред, с удовольствием ранее пережёвывавший беличье мясо с картошкой (ведьма заверила, что то была правда обычная картошка, а не магическое растение), в удивлении замер. Непонимание прямо-таки металось в его глазах, но Гермиона этого не видела, потому что стояла спиной. В догадке лесник опустил взгляд на свою перемотанную руку и поморщился. Балласт.       — В иных условиях я бы даже был готов отстроить с тобой дом здесь и жить на топях в избушке на курьих ножках, но… как же цветок? — всё же спросил Фред, и в тоне его к концу фразу скользнула морозная, скрытая злость.       — Просто… — начала ведьма мягко и пространно, не усмехнувшись его шутке и готовности жить с ней (хотя последнее всё же кольнуло за сердце). — Твоя рука…       — Всё в порядке, — тут же перебил её Фред. — Уверен, твоих примочек вполне хватит, а дальше в лесу уже будут более целебные растения. Да и мне нужно лишь время — ты же знаешь, на мне заживает, как на собаке.       И в этот раз она тоже не улыбнулась его попытке вызвать у неё смех.       — Фред, тебе нужно нормальное лечение! — обернувшись, вскричала девушка, услышав глупую непреклонность в голосе лесника. — Будь у меня моя сумка, то я бы вылечила тебя вмиг, но!.. — она сглотнула ком, опустив глаза. Собраться с мыслями заняло у неё несколько мгновений. — В городе наверняка есть целители и лекарства…       — Кажется, только что ты говорила о том, чтобы просто остаться.       — И переждать, да, — кивнула Гермиона, вперев руки в бока и перекатываясь с носка на пятку, опасаясь приблизиться. — Тебе станет легче — и мы пойдём в…       — Нет, — осёк её Фред, тоже поднявшись на ноги. Он знал, как выглядят города, что в них творится и особенно — что там творят с ведьмами и колдунами. Он обещал себе ни в коем случае не приближаться к ним, не подвергать Гермиону такому риску. Стремительно приближаясь к ней сейчас, Фред думал только об этом. — Ты будешь в опасности! И ноги ни твоей, ни моей в городе не будет!       — Но… — лепетала ведьма, беспомощно глядя на него.       — Нет, Гермиона, — отрезал лесник, подойдя так близко, что ей пришлось задрать голову. Он молча пыхтел пару мгновений и всё же выдохнул, постаравшись успокоиться. — Давай так... Если мне станет хуже, то я пойду в город один. А тебе безопаснее всё же в лесу. Я укажу тебе направление и объясню, на что ориентироваться. Пойдёшь к цветку одна.       В глазах её блеснула обида, но спустя долгое молчание и гневные переглядки Гермиона всё же кивнула.       Они вновь сели за еду и найденные припасы уложили в котомку. Собирались молча — дорога дальше теперь для них обоих была неизведанной (лесник предложил помечать их путь, чтобы не заплутать), потому они в тишине готовились морально и каждый по-своему. Фред, например, вспоминал родную хатку и брата. Как давно он ушёл из дома?.. Всё ли хорошо у Джорджи?.. Гермиона тем временем думала совсем об ином и вовсе не о доме. Пока вдруг вновь не выкинула:       — Ты хочешь понять, что тебе снится?       Фред сглотнул и несмело поднял голову. Ведьма уже смотрела на него. Вновь пристально. Фред не мог вымолвить и слова — он не понимал, какой ответ может или готов дать. Гермиона присела перед ним (намного ближе, чем они когда-либо сидели рядом) и приблизилась к его лицу, смотря в голубые растерянные глаза со всей серьёзностью.       — Эти ягоды помогают… — она задумалась на мгновение, подняв глаза к небу и облизнув губы, — видеть некоторые вещи. Открывают разум, позволяют разглядеть старые воспоминания, а также сны. Вводят в транс. Но процесс не самый приятный: ты не сразу погружаешься в видения — сами видения проникают сначала в реальность. А среди хороших забытых воспоминаний чаще бывают и плохие. Потому ты можешь увидеть нечто самое ужасное, что мог и постарался забыть. И спутаешь с реальным.       — Звучит не слишком позитивно… — заметил Фред, пытаясь хоть как-то развеять навеянный ведьмой мрак, и нервно усмехнулся. Гермиона постаралась ему мягко улыбнуться, заметив тревогу во взгляде.       — Всё будет хорошо. Я буду рядом. Постарайся не забывать об этом, — и она ласково очертила его рыжий затылок и шею рукой. — Помимо того, они позволяют телу расслабиться так, как ты никогда не смог бы отдохнуть после сна. Цена, конечно, соответствующая — видения будут очень… очень реальными.       — Почему ничего не может быть задаром?.. — вздохнул Фред раздосадовано и устало, не требуя ответа. Он уже давно усёк, что у всего есть цена.       Ведьма снова усмехнулась.       — Это всё, что я могу предложить тебе, чтобы ты смог разобраться в своих снах. Чуть больше понимания — ближе ответ.       — Какая ты мудрая… — ухмыльнулся лесник, и от этой улыбки (а также признания её умственных способностей) у Гермионы внутри всё знакомо стянуло и дрогнуло.       — Однако если ты не хочешь, то можешь не есть их, — поторопилась добавить она, потому что хотела дать Фреду понять, что у него есть выбор. — Я придумаю что-нибудь ещё…       — Кажется, ранее ты сказала, что больше ничего не можешь предложить, — Фред ткнулся щекой в ладонь, глядя на неё знакомо нахально, но и приятно-нежно.       — Я. Придумаю, — с расстановкой заверила ведьма, и так уверенно то прозвучало, что лесник тут же поверил. Гермиона была умной. Вот только отступать сейчас он всё равно не собирался.       — Не сомневаюсь, — кивнул Фред так же серьёзно, и опустил взгляд на синие шарики, раскрасившие руку волшебницы в соответствующий цвет. — Давай сюда свои ягоды.       Гермиона поджала губы и кивнула, протянув ему плоды с волшебного куста. Фред обхватил её запястье, поднеся к лицу, и подцепил ягоды прямо так, губами, едва задевая чужую раскрашенную кожу. Ведьма от такого неожиданного контакта зарделась — и леснику нравилось, когда он её, всю такую сосредоточенную и обычно невозмутимую, мог доводить до румянца: от нежного и до яркого.       Впрочем, на самом деле волшебница нисколько не была невозмутимой или даже безэмоциональной. Фред знал, что у неё чувств больше, чем мог показать бы он сам. Оттого открывать их одно за другим было вполне и вполне приятным развлечением.       Ягоды были кислые. Очень. Фреду показалось, что губы у него стянулись в трубочку и потянули следом всё лицо — скулы свело такой оскоминой, что аж заболело. Он мог представить, насколько смешно мог выглядеть. Но Гермиона не улыбнулась — внимательно и хмуро, с сочувствием следила за каждым его движением. Тут Фред и понял, в какой просак, вероятно, попал.       — И что дальше? — спросил он, когда спазм в лицевых мышцах прошёл, а ягоды потекли по глотке.       — Ждём, — хрипло шепнула ведьма в ответ, а потом взяла и, набравшись смелости, бросила, словно из неоткуда, ровно столько же ягод и в свой рот. Фред вытаращился на неё с ужасом в глазах.       — Зачем ты… И что нам теперь делать? — разочарованный полустон-полувдох упал с его губ, пока взглядом Фред провожал пропавшие за кромкой желтоватых зубов ягоды. — А если кто-то найдёт нас?..       Гермиона ему надменно усмехнулась и, пожав плечиками, плюхнулась прямо на лесниковы колени.       — Ничего не случится. Тут моя территория, Фредди.       Он красноречиво поднял бровь, но ничего не сказал, не желая ставить под вопрос её проверенные временем магические способности. А она ему всё смело улыбалась. И потом вдруг снова стала серьёзной — и он тоже стал. Потому она так и делала — он перенимал её эмоции.       — Послушай, — начала Гермиона, вновь глядя в глаза и обнимая за шею. — Первое, что начнётся: взору предстанет яркое и диковинное марево…       Она говорила что-то ещё, но лесник уже не слушал. Тут, кажется, началось именно то, о чём говорила ему ведьма.       Её растрёпанные кудри завились в тугие пружины, охваченные знакомым звёздным свечением, и взмыли в воздух. Небо было яркое, чересчур слепящее и голубое. Лик ведьмы стал двоиться, мелькать перед глазами, и Фред поднял свои белые на контрасте ладони, чтобы остановить её — и тогда и сам вдруг стал двоиться, дрожать, двигаться без движения. С растерянным интересом он наблюдал за своей бледной кожей на руках, на одной из которых синими червяками извивались взбухшие вены, а на другой редкими зеленоватыми всполохами над розовыми нарывами игрались незнакомые огоньки.       Фред поднял очумелый взгляд на лицо ведьмы, зажатое меж его пальцев. Глаза у Гермионы стали двумя горящими полумесяцами — внутри двух кошачьих щёлок, осаженных рядами длиннющих ресниц (кажется, они касались его лба), виднелся полыхающий огонь, в котором он видел чью-то фигуру. Желая узнать, Фред потянул её на себя и приблизился сам. Человек внутри был ему смутно знаком: шевелюра длинноватых рыжих волос, его одежда, а ещё его же плащ, и глаза… Чёрные, не голубые. Фигура была объята пламенем, срывающимся с его пальцев, занимающим всё пространство глаз.       Нет, это не он. Не Фред.       Верно?..       Фред опустил глаза, не желая знать правды, и увидел на красных горячих губах застывшую расслабленную усмешку. И потом эти губы склонились к его — прижались жарко, мучительно, глубоко. Чужой язык (Гермионы? Он уже совсем не понимал!) прижался к его языку, очертил дёсны и снова грязно обвёл его губы. И лесник почувствовал ту самую ужасную кислоту от ягоды и тотчас зажмурился, желая, чтобы привкус ушёл и оставил только знакомые губы под его губами.       Мгновение спустя он обнаружил себя уже без Гермионы. Стоящим на берегу всё того же озера. Зелёные листья деревьев вокруг плелись и завивались в небывалые узоры, кусты метались и будто полыхали в огне, как Неопалимая купина. Гладь озера стала непроницаемо спокойной, зеркальной, глубокой, без дна, как бесконечная бездна. И из бездны этой на Фреда смотрело множество глаз: голубых, как его, чёрных, как того знакомого-незнакомца, зелёных и даже коричневых, как у его Деда и Гермионы.       Песок под ногами становился зыбучим и, казалось, утягивал на дно, хотя лесник не погружался в него ни на дюйм. Затем он почувствовал запах знакомого тыквенного пирога — единственного, который мог готовить родитель. И его, как мотылька на губительный свет, повело в ту сторону. Нетвёрдыми ногами Фред ступал по скользящему густому песку, ощущая, как стопы сужаются, руки уменьшаются и тело теряет сантиметры, всё явственнее слышал детские кричащие голоса, ощущая внезапно накатывавшую волну тревоги и подступающего страха.       Он не хотел идти дальше. Ноги тянули.       Он знал, что там.       И вот уже Фред видел два горящих алых глаза с хищным зрачком, мощное худощавое тело, куски кожи на гнилых зубьях… Оно бесшумно выступало из кустов, склонило голову и разглядывало-разглядывало-разглядывало. Мальчишка знал только одно: смотреть в ответ нужно так, чтобы не показать страха. Потому что когда оно увидит его, смерть останется вопросом мгновения.       Существо клацнуло бивнями. Мальчишка на миг опустил взгляд. Чудище тут уже понеслось на него. Но Фред не мог отступить и шагу — ноги всё ещё тянули его навстречу. Тогда он вновь зажмурился — крепко, отчаянно, желая избавиться от знакомого кошмара.       И в следующий момент берег озера пропал. Вообще всё пропало. Опустело. Исчезло. Сгорело. Сгнило?..       Перед глазами предстало пустое бестелесное пространство: ни очертаний, ни силуэтов, ни запахов, ни звуков. Один оранжево-багряно-жёлтый цвет повсюду: под ногами, над головой, по бокам, за спиной. Всегда перед глазами.       И буквально в метре от лесника — он. Цветок Красного солнца, манящий, как в детстве…       Когда Фред очнулся, то был в абсолютно смешанных чувствах. Ощущение реальности приходило к нему постепенно — он лежал на спине и медленно-медленно осознавал, как способность чувствовать возвращается сначала к пальцам рук, сложенным на груди, к стопам и течёт вверх, наполняя тело. Фред смотрел ввысь, на окутанное хмарью небо, совершенно пустым и неосознанным взглядом. Он лежал ровно на том же месте, где и впал в беспамятство.       Потом, когда тело его наконец-то налилось силой, Фред вполне понял, о чём говорила ему… ведьма. Лесник чувствовал себя настолько отдохнувшим и полным сил, будто буквально только что не пережил целое приключение и вообще проснулся дома, где всегда мог спокойно отдохнуть. Однако он поднял руку, увидел ярко-розовую повреждённую кожу от кончиков пальцев и до плеча, и убедился, что всё, что он пережил ранее — правда. И встреча с ведьмой, и их поход, и каменный тролль, и разбойники, и полянки, и монстры, и озеро…       Фред наконец приподнялся, приняв сидячее положение, и ткнулся локтями в колени, не желая более двигаться. Усталость с тела-то сошла, но новые мысли после просмотренного видения буквально пригвоздили его к земле бетонной тяжестью. Фред всё же заставил себя огляделся. С его самозабвенного валяния прошло не так много времени — даже вечер ещё не сгущал округу. Но потом он заметил Гермиону. Она была далеко. Не там, где Фред оставил её, опрокинувшись в яркое и диковинное марево — распласталась по песку, поджав ноги и раскинув руки, грудью к солнцу и лицом к ветру.       Не двигалась.       Перепугавшись, Фред мгновенно подорвался с насиженного места и рванул прямо к ведьме. Вблизи она оказалась ещё более бледной, чем раньше — даже ни намёка на естественный румянец. И губы не красные — синие. Волосы в песке, и вода локоны полощет. Сирена. Мегера…       Фред, не помня себя со страха, приподнял её над землёй, прижал к себе её холодное тело, скользя разгорячёнными руками по ладоням и стопам, стараясь вернуть им тепло. Но ничего не выходило. Лесник решительно не понимал, в чём дело — он отошёл от ягод безопасно. Так что опять случилось?!       Ответ нашёлся быстрее, чем Фред мог рассчитывать: кудри девушки съехали с плеча, оголяя бледную кожу и две аккуратных, слегка кровоточащих дырочки. И тут — ещё более негадано — он обнаружил юркое длинное тельце, чешуйки которого переливались фиолетовым под редкими лучами солнца. Оно стремительно скрывалось в водной глади. Фред понятия не имел, что это было за необыкновенное создание, коих в этой округе было много. Но оно укусило ведьму. И ни лекарств, ни настоек, способных сделать хоть что-то, ни хоть каких-то знаний для помощи у него не было.       Ещё несколько очумелых и растерянных мгновений Фред беспомощно прижимал девушку к себе, гладил волосы, звал. Отклика не было ни единого. Лишь слабое дыхание.       Не зная, что ещё делать, он подхватил Гермиону на руки, бросил на плечи их скромные пожитки и, сцепив зубы от горячей боли в обожжённой руке, помчался в известном ему направлении. Лес отпускал их туда более охотно, чем в свою глубь, и на пути им не встречались препятствия, дорога была знакомой и почти не отличалась от той, какой её Фред запомнил.       А он помнил её очень хорошо.