flashback
Женщина. Просто обычная женщина, лет тридцати, с короткими волосами, одетая в бежевый сарафан. Она стояла и улыбалась глядя на то, как дети бегут навстречу любимым родителям и обнимают крепко, показывая всю свою любовь. Некоторых учеников отцы с улыбкой подхватывали на руки и кружили, а после удобно сажали ребёнка на свои крепкие плечи. Дети смеялись от этого, забывая школьные обиды и драки с одноклассниками, и спешили похвастаться с родителями о хороших оценках, о том, что учитель их сегодня похвалил на уроке, об удачно забитом мяче на физкультуре. От осознания того, что все же есть на свете такие счастливые и полноценные семьи, становилось тепло в области сердца. Только жаль, что у неё не так. Женщина встряхнула головой. Этим движением головы пытаясь отогнать плохие мысли, но в душе признавала: пусть и немного, но завидует. — Мамочка! Голос дочери привёл её в чувство до конца, смывая из души остатки краткой зависти. Действительно, чего это она?! У неё тоже есть семья: муж, пропадающий в командировках не то чтобы месяцами — годами, и дочка — точная копия папы, разве что только носик был от неё. Девочка, одетая в школьную форму младшей школы Намимори, бежала трудновато, а все из-за проклятого портфеля наполненной учебниками и тетрадками, по две на каждый предмет. Густые волосы цвета карамели, благодаря нежным рукам матери, красиво заплетены и завязаны красивыми резиночками для волос. При виде матери, стоявшую возле ворот, девочка заулыбалась и, распахнув руки, ускорила бег. — Асами, девочка моя! Нана присела, чтобы глаза их были наравне когда та подбежит. Савада-младшая влетела в объятия матери да так, что чуть не сбила ту с ног, но женщина всего лишь посмеялась на это. После пятиминутных обниманий Нана только хотела снять портфель с уставшей дочери, как та запротестовала. — Я сама, хорошо? Все же я уже почти подросток. Женщина тихо засмеялась от того, как дочь гордо это сказала, и слегка пригладила небольшие петрушки в волосах. — Да, конечно, мой любимый десятилетний подросток. Ладно, давай прибавим шаг, а то не успеем. Да и соседку утруждать долго не хочется. Асами засветилась от радости так, словно тысячи лампочек разом включили в темноте, и прибавила шаг. Кроме мужа и дочери, любимых и родных, был ещё один член семьи, не менее родной и не менее любимый, четырехлетний сын. Маленький, слегка неуклюжий, совенок: он очень любил спать и ему было совсем неважно как, где и в каком положении засыпать, с темным-русым ворохом на голове, который женщина безуспешно пыталась пригладить, но увы. Ей это не удавалось. Но самое удивительное в нем было, есть и будет это — глаза. Ореховые глаза, смотрящие на мир с такой добротой, что матери порой казалось это немного пугающим. В случае с Асами она понимает в кого та генами пошла, но Тсуна. Ни у неё в семье, ни у мужа, по крайне мере насколько она знает, не было родственников с похожей внешностью. Эх, ладно, позже об этом, а сейчас — дом. — Ми- чан, кушать будешь? — Нана повернулась к дочери и вопросительно посмотрела. Входная дверь открылась медленно, пропуская в жилище хозяев. — Да, мам, только сначала соберу самое необходимое. Женщине оставалось только слегка недовольно покачать головой на такой энтузиазм дочери. Пока та собирается, а зная дочь это займёт около получаса, она успеет сходить к соседке за сыном. Как же не вовремя начали делать ремонт в детском саду. Быстро минуя лестницу и остановившись напротив «своей» комнаты, Асами дала волю слезам. Девочка. Она всего лишь девочка, пусть и убеждает мать в обратном. Сильная, смелая, но в то же время хрупкая, готовая сломаться от того, что в свои десять лет приходиться таить слишком много секретов для того, чтобы сохранить моральное спокойствие мамы. Никогда, ни под каким предлогом, не расскажет. О нелюбви отца, высказанное ей в лицо на пятилетнем юбилее, о том, что тот избивал её, когда женщина лежала в больнице на сохранении с Тсуной. О количестве потушенных об неё сигарет, когда тот напивался, и ладно хоть додумался тут же нанести мазь — шрамам Нана бы не обрадовалась. Но всё же были два фактора, за которые она готова сказать ему спасибо. За брата и за скрипку. Тсуна. При одной мысли о брате она улыбалась. Искренне, не так, как в школе или в музыкалке. Асами порой задавались вопросом: каким же человеком вырастет брат? Хорошим или плохим? Если влияние отца на него подействует, то явно второе. Но здесь-то она точно не даст ему это сделать. Ей всего десять, да. И сражаться со взрослым мужчиной, тем более отцом, она тоже не может — это верно. Хотя, какой там отец, сколько себя помнит её никогда к нему не тянуло: что-то отталкивало от него, заставляя бояться, а уж когда тот признался в ненависти — тем более. Вывод только один: Иемицу она не любила. Ненавидела, но не любила. После мамы и брата, на третьем месте в её личном рейтинге любви, была скрипка. О, она помнит как подтолкнула маму отдать её в музыкальное заведение. А всё началось с того, что четырехлетняя Асами услышала, вернее почувствовала эмоции человека, что играл и передавал через скрипку в местном парке. Она словно завороженная, совсем не обращая внимания на отклики матери с отцом, шла на зов. Единственный, на тот момент, ребёнок семьи Савад восхищенно смотрел на исполнителя, играющего нежную и спокойную мелодию. Она не помнит ни внешности, ни имени, но одно воспоминание прочно отпечаталось в памяти: Скрипач увидел её взгляд, улыбнулся и подошёл ближе к девочке в белом платице. Он присел перед ней на колено и играя так близко, что Асами не заметила как заплакала от переизбытка эмоций. Увидев на лице Исполнителя растерянность поспешила протереть слезы и успокоить его. — Я обязательно научусь также играть, Исполнитель-сан!— именно эти слова крикнула она, когда мама стала уводить её в сторону. —Я буду ждать, …— она не помнит точно: эти слова ей послышалось или нет? Она отказывалась есть, пить и идти в детский сад до тех пор, пока отец, поддавшись уговорам жены, записал её в музыкальную школу, а в ближайший праздник так и вовсе расщедрился — подарил первую скрипку, которой она дала имя — Мелоди. Отучившись в музыкальной школе шесть лет, Асами понимает, что только начинает осваивать технику исполнения, играя более менее сносно. По крайне мере, сама девочка так считала, а вот учителя были в восторге от её таланта. Настолько, что поставили ей соло в приближающемся еженедельном концерте, который должен состояться завтра в парке в шесть часов вечера. Она не волновалась, нет. Мама с братом придут и, как сказала Нана, пропустить первое соло выступление дочери — грех. Выступление отрепетировано от и до, но все равно что-то не давало ей покоя. Словно должно произойти нечто плохое. Асами вытерла слезы и, открыв дверь, вошла. Девочка аккуратно положила инструмент, лежавший на кровати, в чехол и положив туда ноты направилась на первый этаж. Парк Намимори. Еженедельные концерты, устраиваемые единственной музыкальной школой, ждал весь город. Люди, чтобы спокойно насладиться музыкой, приносили собственные стулья, а некоторые вовсе приносили пледы и садились на мягкую траву. Школа, устраивая такие вечера, решила особо не заморачиваться: сцены, как таковой, не было — музыканты просто выходили и играли для людей, аппаратуры, что увеличивала бы громкость, тоже нет. Чистый звук. Единственное, что школа могла организовать — это были гирлянды, тянущиеся от одного дерева к другому, ведь никому было неизвестно насколько затянутся выступления. Первыми выступали класс струнных: виолончель, контрабас, арфа и скрипачи. Спокойные мелодии, музыканты пресекли то, что именно ради них приходят люди, проникли в сердца людей, покоряя каждого без исключения. Когда настала очередь Асами — замолчали все, прекрасно понимая её волнение от первого выступления. Вдох. Выдох. Платье, купленное мамой ради такого случая, было простым, но в тоже время очень красивым. Темно-синее, на тонких брительках и чёрным ремнем под грудью, что только начала формироваться. Волосы мама завила в лёгкие кудри, цепляя боковые пряди на затылке красивой брошь. Ни макияжа, ни украшений и даже обуви — ничего не было. Ей было легко. Приняв нужное положение рук и кисти, начала играть ту самую мелодию, из-за которой все и началось. Как, однако, быстро летит время: не успеваю начаться — все уже закончилось. С самого начала, стоило только смычку коснуться струны, Асами закрыла глаза и играла так до самого конца, а сейчас она боялась открыть их и увидеть реакцию. Исполнительница очень хотела передать те эмоции, что испытала тогда она: безграничную любовь и нежность. Хлоп. Хлоп. Первые хлопки были редкие, не громкие, плавно перерастающие в бурные овации. Взяв себя в руки — открыла. Люди улыбались и плакали, вставая со своих мест, аплодируя. Асами расслабилась и, поклонившись жителям Намимори, облегчённо выдохнула. После того, как отыграл последний музыкант, люди начали расходиться, попутно благодаря каждого артиста за выступление. Особенно им хотелось выловить одну босоногую Исполнительницу, что мастерски пряталась от людей, в крайней степени смущения, за одним из дальних деревьев парка. Асами сидела на траве и, облокотившись на ствол дерева, смотрела на ночное небо. Мама с Тсуной ушли сразу же после того, как поздравили с удачным выступлением, оставляя дочь и сестру на попечении художественного руководителя. Скрипка лежала рядом изредка чувствуя лёгкие поглаживания хозяйки. Асами задумалась. Выступление закончилось, так? Так. Мама с братом дома? Да. Так почему с каждой минутой на душе становиться все тревожнее? Вдох. Выдох. Вдох. А вот выдохнуть ей помешал белый платок, внезапно перекрывшей доступ кислорода, с резким запахом, а чья-то то сильная рука неожиданно ударила её по голове. Видимо, на всякий случай. И, перед тем как сознание её покинуло, она смогла услышать то, что даст ей цель на многие-многие годы: — Интересно, Иемицу обязательно она нужна живой, а вот про целостность никто ничего не говорил. Страх почувствовать она уже не успела.продолжение следует…