Три ночи и одно утро Интегры Хеллсинг

Выстрел. Другой. Третий. Ни одного промаха, да и сложно промахнуться по медлительным, безмозглым мишеням, если только ужас и отвращение не лишат сил и способности соображать. Но леди Хеллсинг привыкла. В конце концов, что такое ликвидация одинокого кровососа и нескольких упырей в заброшенном складе на окраине города? Обычное дело. С вампиром труднее. Верткая тварь, оголодавшая к тому же. Много от зверя, мало от человека. Какой-то юнец, не успевший вовремя найти себе девчонку. Или связавшийся не с той девчонкой. Хотя тому, кто встретился с вампиром, не повезло в любом случае. В голову с первого выстрела Интегра не попала, только ранила. Вампир взвыл, зашипел, метнулся влево, уходя из поля зрения в слепую черноту. Проклятье! Развернуться – быстрее, быстрее! – снова выстрелить, в оскаленную пасть, в налитые чужой кровью глаза. Все. Конец. Уже выбираясь из-за переломанных ящиков, служивших ей и укрытием, и баррикадой, Интегра понимает, что выстрелов было два. Второй – чужой – в сердце, можно даже не смотреть на стремительно рассыпающийся пеплом труп. – Задание выполнено. Цель ликвидирована! – жизнерадостно рапортует подошедшая Виктория. – Пожалуй, – соглашается Интегра и закуривает. – Любопытно, кто из нас ее ликвидировал все-таки? – Главное, что она вас не ликвидировала, – смеется вампирша. Серас права, и леди Хеллсинг очень собой недовольна. Участие в заданиях и убийство вампиров – уже давно всего лишь ее опасная блажь. Когда-то не хватало людей. Когда-то солдатам нужен был пример и доказательство, что человек может побеждать подлунную нечисть. Но сейчас Серас прекрасно справляется, солдаты – тоже, да и вампиров все меньше. Пора завязывать. – Зачем вы это делаете? – в неведомо который раз тормошит ее Виктория. – Я хочу убивать вампиров, – отвечает Интегра то же, что и всегда. – Вам нравится охотиться? – простодушно интересуется Серас, двигая вперед этот странный разговор. – Нет. Это просто моя работа. – Что скажет хозяин, если с вами что-нибудь случится? – вот только не надо смотреть на нее так… так умоляюще! – Хозяин? И где он, твой хозяин? – безжалостно усмехается Интегра, но думает о том, как все-таки хорошо, что Алукард оставил ей Серас. Единственную, с кем она может теперь поговорить о нем, единственное доказательство, что он вообще когда-то служил Хеллсингам. Можно было бы спросить, чему хозяин учил ее. Можно было бы спросить, о чем они говорили на заданиях. Можно было бы спросить, каково жить со второй душой внутри. Но леди Хеллсинг не умеет задавать таких вопросов. И уж тем более не умеет делиться своей памятью. * * * Интегра курит, перебирает бумаги, снова курит, ходит из угла в угол, щелкая каблуками ботинок по паркету. Время идет. Куда подевался Алукард, черт его подери?! И что за счастливое умение теряться или прятаться в доме, где полно народу? Но как бы леди Хеллсинг ни ждала, она никогда не бывает готова. Воздух за спиной холодеет, колеблется, пружинит, и за мгновение до того, как Интегра успевает обернуться, выталкивает высокую фигуру в красном и огромную чернильно-черную тень. – Доброй ночи, хозяйка, – в поклоне – обычное нагловатое спокойствие, как будто речь идет о ликвидации очередного мелкотравчатого подонка классом не выше D где-нибудь в горах Шотландии. – Сомневаюсь, – бросает Интегра неодобрительно. – Где тебя носит? Вылет через четыре часа. Она уже не может остановиться, не знает, куда деть себя и в какой точке пространства и кабинета застыть, и продолжает мерить шагами пол, наматывая круги вокруг собственного стола и замершего рядом вампира. – Все готово? – Да, уже звонили с аэродрома. Очень надеюсь, что у тебя не будет проблем с самолетом. На самом деле, они обсудили это с Уолтером уже не раз и не два. И пусть леди Хеллсинг не сомневается в успехе, ей все равно хочется услышать уверенное и немного снисходительное: – У нас нет выбора, ты знаешь, хозяйка. Человек погибнет при столкновении с кораблем. – А каково придется тебе? – почти непристойный вопрос, который немыслимо задать при Уолтере, Серас или членах Совета Круглого стола и на который все равно не будет ответа: ей ни за что не представить, что это такое – плавиться и гореть вместе с металлом и по-прежнему оставаться в живых. – Вряд ли будет приятно, но перенести можно, – пожимает плечами Алукард, и тут же ухмыляется. – Беспокоишься за меня? – Беспокоюсь, – соглашается Интегра, отворачиваясь к окну, за которым висит огромная красная луна. – Ты – наше главное оружие. – Напрасно, хозяйка. Там всего лишь еще один искусственный уродец, которому не терпится умереть снова. Это не займет много времени. – Собираешься вернуться к утру, как всегда? – Непременно. – Как только операция будет завершена, за тобой пришлют вертолет. На стекле колышутся тени красного, черного и белого, и негромкий голос раздается за левым плечом: – Будешь ждать? – Конечно, – улыбается Интегра отражениям в оконном стекле. И отражения улыбаются ей в ответ: – Превосходно. В конце концов, это даже забавно. Ничего подобного мне еще не приходилось делать. И правда, как ребенок, добравшийся до яркой игрушки. До очень опасной игрушки. – Никогда не думала, что вампиры бывают настолько любопытными. – Война – это всегда интересно. Всегда одно и то же – и всегда что-то новое. – Так можно сказать и про многое другое. – Пожалуй. Но войны в моей – да и вашей – жизни, хозяйка, больше, чем всего остального. – Ты этому рад, Алукард? – это вечный спор, от которого ей все равно никакой пользы, кроме сомнительного удовольствия разгонять вековую скуку вампира. – Ничего не поделать, это в моей природе, – напоминает зубастой улыбкой отражение. – Но не в моей. Я вынуждена воевать, ты же получаешь удовольствие – вот она, разница, и этого не изменить! – злится Интегра. – Все так, – на удивление легко и спокойно соглашается вампир и продолжает уже без улыбки. – Я рад, что ты избавляешься от иллюзий, хозяйка. Но в нашей войне есть и кое-что общее. – Что же? – отражение рядом с ней так серьезно, что леди Хеллсинг оборачивается, чтобы проверить, не померещилось ли ей. Алукард делает шаг вперед, к ней, склоняет голову так, что растрепанные черные пряди скрывают лицо, почти касается лбом ее лба. – Ты будешь ждать меня к утру. А я сделаю все, чтобы вернуться к утру. Холодная сила омывает ее, закручивается вокруг, как волна. – Для того чтобы найти это общее, тебе понадобилось десять лет? – давит Интегра желание сделать крошечный шаг навстречу, под тяжелую руку в белой перчатке, готовую лечь на затылок и усмехается неловко одними губами. – Не слишком ли долго для такой простой мысли? – Я счастлив, что тебе все понятно и так, хозяйка. * * * Через четыре часа тьма за окном истает в рассвет. Еще одна ночь без загадок, споров, бесплодного молчаливого ожидания, которое не скрасят ни дела, ни тренировки, ни охота на вампиров. То ли просто бессонница, то ли ожидание невозможного. Надо что-то сделать, думает леди Хеллсинг. Что-то, что пришпорит время. Или повернет его вспять. Но она не знает – что. Она просто меряет шагами истертый паркет, а потом останавливается и вглядывается в черное окно, в черноту повязки на собственном лице и перебирает воспоминания, как четки. Ночей много, и воспоминаний тоже немало. Но Интегра не торопится – только в них можно найти то, что ей необходимо. Если ничего не упустить, если быть очень внимательной. Ей тоже требуется время, оказывается. Много времени, хотя сначала казалось, что достаточно недели. Более чем достаточно года. Что уж говорить про десять лет! Но прошло уже двадцать, а она все ищет – то ли дорогу навстречу, то ли дорогу назад, то ли просто оправдание своей тоске. Сегодня она снова в начале пути. Почти в самом начале. Сегодня ей везет. Вот оно. Нашла. – Серас! Виктория, – негромко зовет леди Хеллсинг. Вампирша слышит ее. Не так хорошо, как умел Алукард, хотя и этого хватает, чтобы служить напоминанием. Но Серас не ходит сквозь стены, а вежливо стучит в дверь и заходит только после разрешения. – Новое задание, хозяйка? – лучится энтузиазмом Виктория. Ночь – ее время. – Нет. Не совсем. Мне нужна машина, – нет ничего проще, чем позвонить дежурному самой, но Интегра чувствует странную неловкость и хочет оградить себя от чужого любопытства. – С водителем? – Нет. Я поведу сама. А ты поедешь со мной. – А куда мы поедем? Интегра закуривает и снова отворачивается к окну; туманит дымом свое отражение. Все, конечно, не так. «Если бы я вытащила обломок клинка, то стала бы Изольдой», – рассеянно думает Интегра. Но, кажется, меч вытащила Виктория. А какая из нее Изольда? Да и отец Александр Андерсон – совсем не Тристан, даже смешно! Это не ее сказка. – Мы поедем смотреть на Тинтагель. Точнее, то, что от него осталось. Слышала про такой?