Калькулятор для шиноби

      «Есть охота», — вынужден я был признать очевидное. — «Чтобы поесть, надо встать. А чтобы встать…»       Рассвело. Наверное. В воздухе явственно поселилась серость — ощущение тусклости, казалось, поволокой укрыло мир. На смену полумесяцу явились прожилки солнца в низких облаках, опять заполонивших небо.       Запал бодрости исчерпал себя, и я снова сделал привал. Ноги ныли, верх спины постреливал болью. Сознание слегка мутило от обилия непривычных запахов. Хотелось запустить симуляцию, отвлечься от всего этого — но сеть оставалась недоступной, а с ней и вычислительные мощности (1), способные сформировать реалистичный букет ощущений.       «Рай, тоже мне», — недовольно отозвался я. — «Деревья и камни, счастье неандертальца…»       В штатных функциях нейросети, впрочем, имелась возможность подавлять болевые ощущения — правда, лишившись возможности двигаться… Ну, ладно, это была не совсем «штатная функция» — она, по задумке, должна была включаться при ЧП, когда носителю надо просто дождаться спасения и не требуется ни на что реагировать. По большому счёту её предназначение было в том, чтобы жертва не попыталась убить себя от нестерпимой боли. Однако, при желании, функцию можно включить и самостоятельно.       Откуда я про неё узнал? О существовании этого режима сообщают всем тем, чья работа связана с пребыванием на военных или просто небольших судах. Пока ты живёшь на станции (или, тем паче, на планете), ты можешь небезосновательно надеяться, что при ЧП население будет эвакуировано на безопасные уровни, а вся работа по ликвидации последствий ляжет на плечи компетентных людей. В противовес, на военном судне этим компетентным человеком окажешься ты сам, а на маленьком гражданском может просто не найтись никого другого. Иными словами, ты должен иметь возможность участвовать в спасательных работах.       Так вот, об этой функции рассказывают значительной части пустотников (2). Рассказывают — и вежливо просят переключить срабатывание с «агрессивного» режима на «сдержанный» (3). Вежливо потому, что это прописано в контракте. Если не согласен — тебя просто не возьмут на должность. С другой стороны, включить обезболивание вручную в случае чрезвычайного происшествия тебе никто не мешает. Да, потом наверняка будет суд, и он вполне может назначить за это реальное наказание, но…       «Я ведь в Раю, да?» — с ухмылкой вопросил вселенную, а затем мысленно «вжал» переключатель, пропустив предупреждение. — «О-ох, кайф…» — вздрогнул, когда волна приятных мурашек пробежала по коже. Лицо расплылось в глупой улыбке.       Следом, однако, руки-ноги внезапно перепутало местами и я ощутил, что падаю. Мгновение потребовалось, чтобы понять, что вестибулярный аппарат меня не подводит, но я уже завалился, сложившись, набок. Коснулся зелёного ковра — и не почувствовал этого. Проприоцепция (4) тоже пропала.       «Эх, потом маску оттирать», — подумалось мельком. — «Или мне её заменили на ту, что с гидрофобным покрытием?..»       Я включил ощущения обратно — боль накатила вспышкой, заставив прямо так, лёжа, содрогнуться. Но принять удобное положение было всё-таки нужно, чай не на судне, с медкапсулами через два отсека. Кровь застоится — буду потом шататься, и наниты не помогут. — «Так и не накопил на продвинутую модель», — вспомнил с лёгкой грустью.       Надёжно улёгшись, раскинувшись звёздочкой, в траве, включил режим снова. Та же волна мурашек, только уже без мути из ощущений рук, ног и остального тела. — «Да, кайф», — улыбки, если она и успела в этот раз выскочить, я уже не почувствовал.       Радость, однако, постепенно спала, и на смену подавленным неприятным ощущениям пришли другие. В животе поселилось тянущее чувство. Какое-то время его удавалось игнорировать, но, в очередной раз услышав «квак», я понял, что дальше так жить нельзя.       «Есть охота», — вынужден я был признать очевидное. — «Чтобы поесть, надо встать. А чтобы встать…» — я вздохнул, — «придётся снова отключить подавитель».       Собравшись с силами, я «отжал» переключатель — и сразу почувствовал, что переполняюсь ощущениями, аж взгляд повело… «Будто резко стал слышать кожей», — сравнение, которое выдал однажды Фрэнсис, подошло как нельзя лучше. Боли, однако, уже почти не было, только спину кольнуло при попытке двинуться.       Чуть покачиваясь, встал на четвереньки. Руки дрожали, но когда дошло до подъёма на ноги, водоворот чувств вроде уже поутих.       «Ясно», — запомнил я. — «Дольше лежишь — труднее вставать».       «Так, ладно», — постарался сосредоточиться я. — «Где в лесу можно добыть пропитание?» — рука почесала подбородок, а взгляд вскоре обратился к высоким кронам. — «Очевидно, плоды растут на деревьях», — подумал я вслух. — «Вот только лазать по ним, хе-хе, в отличие от славных предков, я не умею».       Даже на мгновение задумался: а кому такие базы дают, интересно? Военным?       «Тогда кусты. Те же деревья, только маленькие… и плодов поменьше», — добавил с неудовольствием. — «Значит — ищем кусты».       Найти таковые оказалось нетрудно — вот только на них ничего не росло. Да и неудивительно: под плотным покрывалом древесных крон много солнца не наловишь.       «Ищем дальше».       «Ну и нахер вы тогда тут нужны?» — раздражённо спросил я у элемента растительности.       Я нашёл-таки нормальные, большие кусты. Пришлось побродить вокруг места недавней стоянки (благо топографическую метку без сети оставить всё-таки было можно), но я всё же вышел к зарослям, выделявшимся на фоне голых столбов леса плотной зеленью.       «И в этих нет плодов! Да что за дичь?!» — я продолжал негодовать. — «Где жратва-а?!» — потряс я ствол толщиной в моё запястье. — «Где! Сука! Моя! Еда!» — каждый возглас сопровождался энергичным встряхом.       Лес не отзывался. Но я таки выпустил пар, и теперь мог мыслить рационально… Или хотя бы на это надеяться.       «Так, ладно. Не получилось — идём дальше», — я стал назло продираться прямо сквозь заросли. Сверху становилось всё как-то светлее и светлее. А очень скоро посветлело и спереди.       Ещё пара десятков шагов — и вот я уже вышел… к берегу? Впереди и чуть внизу виднелась река. Стандартная такая, прямо как в фэнтезийных гипнофильмах про всякие там древние пророчества и артефакты исчезнувших цивилизаций.       «Вот как будто с неё всё и срисовали: тёмная, мутно-зеленоватая вода. И шириной как…» — я даже задумался. — «Ну, где-то как бурильный дрон в длину». — Мы однажды возили пару таких. Прикинул на глаз: — «Чуть побольше даже. Сколько там было в метрах? Пятьдесят? Шестьдесят? Вроде где-то так».       Дальше идти очевидно было некуда.       «Хм…» — меня вдруг осенило: — «В реках водится рыба!.. А ловить я её всё равно не умею!» — закончил с досадой. — «Однако…» — задумался, оглядывая противоположный берег и свой — ниже по течению, там, где река загибалась. — «Однако по берегам растут кусты», — с ухмылкой подытожил, составляя план действий.       Ну, что-то я таки нашёл. Только это оказались ни хрена не кусты. То ли плодовые вообще около рек не росли, то ли это я такой невезучий — а может, и просто неподходящее время года. Но никаких плодов на кустах я не нашёл. Однако жрать хотелось, а по берегу идти оказалось не в пример приятнее, чем по лесу, даже несмотря на изредка встречающиеся обрывы. А ведь у реки, помимо знакомых высоких кустов, росли и другие растения. И, додумавшись, что если энергия не уходит в рост, то где-то запасается, я стал просто наугад выдирать всякую зелень с корнем из рыхлой почвы.       «Что и говорить, я — голова», — похвалил себя, перебирая найденное. Стручки разных форм и размеров, одни с единым мясистым отростком, другие — с кучей тонких корешков. И все — какие-то дохлые и вялые. — «Не сезон», — понял я, поджав губы. — «Но что имеем — то и едим, верно?»       Я скосил взгляд вправо и дождался, когда там проявилась бело-розовая иконка. «Нажал» её, перешёл в «Связанные устройства», а затем залез в настройки колонии наноботов.       Строго говоря, наниты не были в равной степени рассеяны по организму. Где-то в районе поджелудочной железы имелось небольшое скопление, отвечающее за воспроизводство выбывших, и ещё одно — управляющее — в шее, напрямую подключённое к нейросети.       Стоило подготовиться к тому, что пища может оказаться несъедобной. Без знаний хотя бы «Медик-2» тут особо ничего не сделаешь: настроек много, термины непонятные. Но вот выпустить резерв, приготовленный на случай внезапной потери крови (и нанитов вместе ней), можно довольно легко. Нужно только…       «Ну да, согласиться с отказом от ответственности», — прочёл я. — «Ладно, хрен с вами», — подмахнул (6) не глядя. Иконка наконец-то «вдавилась», а я… ничего не почувствовал.       «Что ж…» — сняв шлем, я взял в руки тщательно отмытый в речной воде корешок. Поднёс ко рту, принюхался — не пахнет. Откусил немного у самого кончика и прожевал передними зубами — появился кисловато-травяной вкус, насыщенный, но не отвратительный сам по себе. — «Надеюсь, тебя можно есть», — произнёс со вздохом, снова впившись в корешок зубами.       Следом принялся за другой корень, явно относящийся к тому же виду. И, лишь когда все четыре были съедены и передо мной остались сплошь незнакомые, пришлось прервать трапезу. — «Всё сразу я точно жрать не стану. Хоть один из них да окажется каким-нибудь ядовитым или вызывающим понос», — поёжился я, пользуясь возможностью наконец-то прополоскать рот от вкуса, оказавшегося чересчур въедливым. С сомнением полазив по карманам и не найдя ничего мешкообразного, сложил оставшиеся корешки в снятую маску. — «Ну, вперёд. Остаётся только ждать, не подействует ли съеденное как-нибудь… не так».       Близилась ночь. Единственным эффектом, который я заметил от корешков, оказалось сообщение, выведенное на зрительный нерв. «Управляющий модуль» нанитов сигнализировал о появлении в жидкостях организма ряда органических токсинов, относил их к первому классу опасности — то есть самым слабым — и, учитывая путь попадания — с пищей — рекомендовал воздержаться от употребления экзотических блюд на постоянной основе.       «В целом — жить можно», — тогда подытожил я. И продолжил целенаправленно высматривать на берегу такие же растения, со специфическим «зонтиком» мелких белых цветов на высокой ножке. К тому моменту, как стемнело, я успел их насобирать полную маску — даже остальные корешки пришлось выкинуть, потом съел найденное, снова насобирал, снова съел, и теперь ещё имел запас на утро. Такая пища, по ощущениям, почти не насыщала, и кисловато-травянистый вкус, в котором я теперь различал небольшую сладость, заставлял, слегка морщась, полоскать рот, но хотя бы чувство голода утолял.       Надев на ночь маску обратно и загерметизировав комбез, я устроился между корней высокого дерева и, включив обезболивание, попытался уснуть.       Забыться не получалось. Не хватало чего-то… знакомого. Уютной каюты — маленькой, но ставшей уже родной, тёплого сладкого рекафа, партий в ОТ, ругани в очереди в душевую и пикировок с Роуз, даже вечерний обход — и тот казался таким знакомым и близким и…       «Таким живым», — я грустно улыбнулся. — «А жизнь — это больше не про меня… не про нас». — Вздохнул. — «Попал в загробный мир — нечего тужить о былом…» — снова улыбка. — «Звучит как девиз».