Калькулятор для шиноби

      Я думал, «неловко» — это встретить человека, с которым ты недавно повздорил на разгрузке, теперь зачисленного в команду… Честно говоря, так оно и было. Однако опыт сидения в компании вооружённых мужиков, да ещё и в тесной лодчонке посреди реки — это что-то с чем-то. Тупо сидишь и молчишь, даже встать нельзя. Только косишься на людей да думаешь, как бы в воду не упасть.       Местные, надо сказать, на меня особого внимания не обращали — так, посматривали иногда, но больше переговаривались между собой. Кто-то даже рыбачить пытался, но вроде без толку. Так, под стрёкот насекомых и мерную работу вёслами, мы плыли вверх по течению.       Уже почти стемнело. В свете запалённых факелов (лучин?) по возникшему оживлению стало понятно, что мы почти добрались. Впереди, на правом от меня берегу, из темноты появились огни. Вот мы подплыли ближе — и с отдельного освещённого пятачка у реки нас кто-то окликнул. В ответ голосом старушки раздалась едкая реплика. Мужики весело захмыкали.       Лодки пристали к берегу. Я вылез, следом за «своим» гребцом, в неглубокую воду — места у пристани хватило не всем. Немногочисленные огни горели в стороне и будто бы свысока — до обжитого места надо было ещё подняться.       Взобравшись по усыпанной камнями дорожке, я увидел… дома? На удивление, небольшие, вроде даже в один-единственный этаж; острые, сложенные уголком крыши.       «Ну да, а чего я ожидал?» — подумал, шагая вперёд. — «Небось ещё из какой-нибудь глины слеплены». — В играх «под старину» таких особо не встречалось, но здравый смысл подсказывал, что между двух-трёхэтажными строениями «горожан» и «пещерами бандитов» тоже должно что-то быть, даже несмотря на эстетическую убогость.       Тем временем высокие, детские голоса, раздававшиеся при подъёме, видимо, успели всех оповестить: у стен домов нас уже встречала небольшая толпа. Женщины, мужики, мелкая ребятня, с удивлением глазеющая на меня и, видно, мой комбез. Останавливаться никто не стал, мы вошли за символическую ограду и двинулись вглубь поселения.       Люди, мимо которых мы шли, смотрели по-разному, кто удивлённо, кто с любопытством, но в основном — нарочито отстранённо. Базовое знание поведенческих моделей не давало понять, что они чувствуют, но вот то, что их реакция не вписывается в рамки естественной, прямо-таки очевидно.       «С одной стороны, хорошо: меня не хотят прибить прямо тут. С другой, когда таки надумают, я об этом даже не узнаю», — попытался пошутить я. — «Ясно одно: жизнь здесь предъявляет высокие требования к выражению эмоций. Высокосоциальное общество… или просто тесно населённое».       Я вздохнул, следуя за провожатым Старшим, ёжась под изучающими взглядами.       «А ведь от того, кто больше всех насторожён, может многое зависеть… Вот ну как мне себя вести, чтобы успокоить всех?» — перебирал я в голове варианты. — «Ладно, допустим, это типично патриархальное общество… Что нужно мужчинам — ясно: следовать правилам и не претендовать на чужое. С женщинами же… сложнее, ведь правила сделаны не для них», — я снова вздохнул. — «Наверное, не быть угрозой их укладу жизни?.. И естественно, даже близко не подходить к детям, пока не признан безопасным… Ещё, как чужак, я могу кого-то заинтересовать как мужчина, но пока это меньшая из бед».       Старший остановился у очередного дома, принявшись искать глазами кого-то в толпе. Вперёд выступил мужчина — короткая стрижка, непокрытая голова, длинная рубаха с коротким рукавом. Незнакомец о чём-то поинтересовался у провожатого. Тот ответил. Мужчине, судя по лицу, это не понравилось, но его возражения прервал женский голос изнутри дома. Муж (брат?) хотел было начать спорить ещё и с неизвестной, но на него снова прикрикнули. От удивления распахнув глаза — «Ах так?!», он экспрессивно выругался, но затем, засопев, всё же склонил голову — мол «Ладно» — и махнул в сторону двери. Старший подтолкнул меня вперёд.       Первое, что я заметил — низкий потолок, чуть не ударился об него при входе. Внутри было довольно темно, хотя взгляд и выцепил огонёк в углу. Пол будто бы деревянный — шершавый, даже не гладкий. Всё пространство будто чем-то да занято: округлый стол, округлые табуретки, округлые лавки. На тонких верёвках под потолком развешана какая-то мелкая хрень.       Тьма у дальнего конца лавки шевельнулась. Взгляд, привыкая, выцепил фигуру… фигуру женщины в каком-то подобии фартука. Волосы, уложенные за спиной, свисали ниже плеч. Руки скрещены на груди, а взгляд нацелен мимо меня, на вошедшего следом мужчину. Хотя, когда я подошёл ближе, получил-таки толику внимания: быстро оглядев — даже не знаю, на предмет чего, мне кивнули и указали дальше, на проход в другую комнату. Обернувшись и посмотрев на мужика, я как-то вдруг понял, что не хочу участвовать в семейной ссоре, и двинулся вглубь дома.       В этой комнате не оказалось кровати. В тусклом свете, падавшем из окна, виднелся лишь комод без дверец, большой стол с разбросанными на нём деревяшками да коврик в углу. Чуть подумав, слушая доносящуюся из «коридора» перебранку, я устало вздохнул.       «Что-то мне тут нравится всё меньше и меньше», — подумал я — и, глянув за окно, наконец осознал, что уже вечер. На автомате зевнул. Снова оглядев комнату, не нашёл место для сна — и, опустившись на пол, прилёг на ковёр. — «Фуф… Ну, спокойной ночи мне».       — Окиру-у, — меня потыкали в плечо.       — Да отвали, — я отмахнулся не глядя.       — Меосама-асу, — чего-то требовал пронзительно высокий голосок.       — М-м-м…       — Окинай но?.. — ехидно-участливо протянул другой. — Коре ва до?       В лицо прилетел ощутимый удар — что-то мягкое, но слегка колючее. Я нехотя разлепил глаза. Мешок. Сверху на меня смотрела женщина («хозяйка дома» — я поправил себя), а сбоку, у лежанки, угадывалась любопытная девчачья мордашка.       — Яку… — протянул голосок, заставив вновь поморщиться. Глаза девочки (дочери?) любопытно изучали моё лицо. — Табемас-ка? — будто вспомнив что-то, произнесла она.       — Табе… что? — не понял я. И тут: — А! — просиял, вспомнив вчерашние «уроки речи», и утвердительно посмотрел в ответ: — Ага.       — Дзя — окиру, — как тупому произнесла женщина, выразительно двинув головой снизу вверх — мол, «Вставай», и, хмыкнув, развернулась и вышла из комнаты. Дитё, спохватившись, посеменило за ней, то и дело оглядываясь.       — Да, дети… — хмыкнул уже я. — А то «не лезь», «не будь угрозой». Да они ведь сами куда угодно залезут, — и, улыбнувшись и взяв маску, пошёл следом.       Главная комната встретила меня запахом еды. За столом уже сидели трое: мужчина, женщина и девочка. Взгляд первого остановился на мне, лицо нахмурилось, но, сделав видимое усилие, он лишь указал мне на тарелку, исходящую паром на лавке у стены. Потратив мгновение и осмотрев стол, я не нашёл за ним лишних стульев. Да и, честно сказать, четвёртый едок бы за ним просто не поместился. Так что я просто прошёл к лавке и, усевшись, взял в руки тарелку. Ложки рядом не наблюдалось. Поднял взгляд на хозяев дома — только затем, чтобы увидеть протянутый женщиной столовый прибор.       «Спасибо», — для верности ещё и поблагодарил кивком. Женщина кивнула в ответ и снова отвернулась к еде.       «Сегодня в меню какие-то бобы… с гарниром из злаковых культур. Неплохо», — хмыкнул я. — «Не пятый утренний рацион, конечно, но всё потихоньку налаживается».       Закончив с тарелкой и облизав деревянную ложку, я снова взглянул на хозяев дома — те ещё завтракали — и принялся ждать. За окном светало. То и дело кто-то проходил мимо: женщина с охапкой одежды, затем пацан, пыхтя, пронёс какое-то деревянное подобие ведра… А мелкой за столом всё неймётся. Оглядываться на меня она уже перестала — после окрика женщины, но ёрзать не прекратила.       Наконец, все закончили с едой. Взрослые поднялись из-за стола, мелкая, глядя на них, тоже. Последним встал я. Поняв, что взгляды присутствующих скрестились на мне, вопросительно посмотрел на мужчину. Тот, о чём-то коротко удостоверившись у женщины, просто махнул рукой — «Делайте что хотите» — и ушёл в дальнюю комнату, ту, где спал я. Взгляд мелкой прикипел ко мне. Я, раздобрев, решил было показать «фокус» и, надев маску, проявить светофильтр, но передумал: мало ли как отнесётся к этому женщина. Та закончила изучать меня взглядом и привлекла к себе внимание. Чуть подумав, указала пальцем на меня, а затем — на место, где я стоял. Затем, видя мои вскинутые в удивлении брови, повторила. «Ты — тут», — наконец перевёл я и, изобразив понимание, усиленно закивал головой. Уловив недоверие, ткнул пальцем себе в грудь и указал на землю. Лицо женщины видимо разгладилось.       «Ко-ко де мат-те-те», — по слогам, как будто так понятнее, произнесла она и, сказав что-то мелкой, вместе с ней вышла из дома, затворив дверь.       «Хм… ну что, ждать так ждать», — пожал я плечами.       Вернулась хозяйка скоро, и не одна, а с давешним Старшим. Тот, пройдя в дом, изучающим взглядом осмотрел обстановку и, остановившись на мне, кивнул. Я кивнул в ответ.       Он хмыкнул — вроде бы, удовлетворённо. Коротко переговорил с женщиной, затем, глянув в сторону дальней комнаты, что-то выкрикнул. На раздавшееся оттуда «Факку щте» весело хмыкнул ещё раз и, переведя взгляд на меня, поманив за собой, двинулся на выход.       На этот раз «встречающей делегации» не было. Взгляду открылся вид на всю… улицу? Дома, виденные вчера, предстали во всём своём колорите: серо-деревянного цвета стены, тёмно-коричневые крыши, сложенные где из черепицы, где из мелких веточек — и неизменно уголками-скатами торчащие вверх. По сути, высокий острый уголок кровли добавлял дому лишний этаж. «Дополнительная жилплощадь?» — задумался я, разглядывая этот архитектурный приём. — «Складское помещение?».       Однако долго рассматривать округу мне не дали. Старший опять привлёк к себе внимание и снова поманил за собой.       «Хм, а люди оборачиваются», — подметил я, впрочем не зная, как на это реагировать. — «Не насмотрелись вчера?» — заметил остановившегося поглазеть мужика. — «Ну комбез, наверное, незнакомый, да — на них таких нет. Что, совсем никогда вживую не видели?» — стало даже стыдно: я, простой грузчик на судне, знаю о космосе больше всех этих планетников. — «Да ну нет. Хоть раз-то должны были видеть! На уроках космологии, в конце концов».       «Стоп… Бля-я-ть, тут же никто нейросетью не опознаётся!» — внезапно осознал я. Ещё раз обежал взглядом округу, но… люди лишь недоумевающе смотрели на меня в ответ, не оставляя привычного ощущения «контакта». Я не мог с ними связаться — такой опции вообще не было, нейросеть просто не опознавала их модули связи. И это не проблема авторизации — сигнала просто нет, не только по протоколу BC, а вообще никакого. — «Э… Что, ни у кого тут них нет модуля связи?.. Да это же базовая вещь, совсем, она ещё в третьем поколении нейросетей в комплекте шла — сотни лет назад».       Когда за мной приплыла «делегация», было не до того. Да и с Иванаидаро, сидя у костра, я как-то быстро переключился на незнакомый язык. А сейчас, здесь… Разум отказывался это принять. Это как… как узнать, что твоего знакомого в детстве били родители — ты просто не готов… не готов начать о таком думать. Что где-то есть люди, лишённые базовых человеческих прав — на еду, на свободу межпланетных перелётов, на хоть какой-нибудь плохонький доступ к сети.       В глаза бросился кинжал на поясе обернувшегося ко мне провожатого. Миг прозрения — и я наконец-то всё осознал. Деревянные дома, какое-то древнее оружие, даже лодки — и те на ручном приводе. — «Это… это ёбаный каменный век…»       Да, в Содружестве тоже не всё гладко. «Станция «Тиен» голодает из-за повреждения транспортника с продовольствием», «В бою с пиратской эскадрой на Аблис-Кройц было уничтожено три крейсера, <…>, потери личного состава превысили семь тысяч человек» — к таким новостям даже как-то привыкаешь. Однако это события из разряда «ЧС» (1), никто не хочет, чтобы они происходили.       Здесь же… совсем иной уровень. Эти люди не дают отклика вовсе не из-за внезапного сбоя в прошивке — им вообще, никогда не устанавливали нейросеть.       Я стоял посреди дороги и потерянно взирал на окружающих. Видимо, слишком долго: старший, потеряв терпение, схватил меня за руку и потянул за собой. Стараясь не упасть, я поплёлся следом.       Мы подошли к большому дому. Буря эмоций, возникшая в голове, и не думала утихать, я смог лишь загнать её в какие-то рамки.       «Хватит. Сейчас будет важный разговор. Нужно держать себя в руках», — как мантру повторял я. Дыхательные упражнения из «Психологии» помогали слабо. Они были направлены на то, чтобы успокаивать эмоции, а я сейчас не хотел успокаиваться. Понимал, что испытываемое мной сейчас — правильно; да, наивно, но по сути правильно, а потому должно быть прожито полностью. Единственное, что мне удалось — отвлечься, убедить себя, что я просто откладываю размышления до более удобного момента.       Старший постучал в дверь. Изнутри донеслась какая-то фраза. Судя по всему, приглашение, так как мне указали на вход.       Внутри слегка темновато. Полы деревянные, потолок высокий. За большим столом посреди комнаты сидят четверо человек. Все старые. Одну я узнал — бабка, приплывшая с «делегацией». Остальные, двое стариков и старушка, были незнакомы.       Я последовал немому приглашению в виде табурета напротив стола и, поклонившись старикам, присел. Один из мужчин степенно кивнул — видно, главный. Слово взяла вчерашняя старушка.       — Наокидесу, — произнесла она и выжидательно посмотрела на меня. Я в непонимании поднял брови. Бабка недовольно хмыкнула и повторила: — Наоки-и-десу, — указав на себя рукой. Затем указала на меня.       — Э-э-э… — я замялся, — Мак Томбард. Мак Том-бард, — произнёс по слогам. Внимательно вслушивавшиеся старики как-то недоверчиво нахмурились.       — Мак-ку Тонбадо? — произнёс главный.       Я поджал губы и потряс головой.       — Мак. Том-м-м-бард. — Лица собеседников отражали изрядную работу мысли. Будь они моложе, наверняка стали бы пытаться произнести имя вслух.       — Мак-ку Тон-н-бадо… — произнесла одна Наокидесу и будто бы тихо ругнулась. Затем подняла взгляд на меня и простёрла обе руки над столом, будто что-то предлагая что-то взять. В пустых ладонях, однако, ничего не было. — Мак-ку, — она выразительно потрясла одной рукой, — Тонбаду, — встряхнула другой и вопросительно уставилась на меня, ожидая реакции.       — М-м-м… — почесал я голову через комбинезон. Старушка снова протянула сначала одну руку — «Тонбаду», затем другую — «Мак-ку». — А-а-а, — наконец понял я. — Хм. Пусть будет Мак. Мак-ку, — согласился, посмотрев женщине в глаза.       Она удовлетворённо кивнула и переглянулась с остальными стариками. Слово снова взял «главный»:       — Щуссин ва дочирадес-ка? — кивнул он старушке, глядя на меня. Видно, та была выбрана переводчиком.       Наокидес ненадолго задумалась, уйдя в себя. Наконец «вернулась в мир» — и, достав откуда-то небольшую дощечку, поманила меня поближе. Я встал и подошёл к столу. Старушка тем временем взяла кисть — обычную, физическую кисть для рисования, протянутую другой старушкой, и принялась что-то споро выводить. Волнистая линия, ещё линия рядом — дорога, река, путь? У одного конца пара домиков с крышей уголком — очевидно деревня. У другого… человек? Со странными, правда, пропорциями, но это детали.       Наокидес ткнула в человечка и показала на меня. «Я?» — помедлив, я кивнул. Затем нарисовала на линиях пару кривулек «тарелка, вид сбоку» и показала, будто те движутся по «пути»… «Лодки эти деревянные, что ли?» — я нахмурился, но снова кивнул. Теперь старушка изобразила в стороне ещё одного человечка, а потом провела пальцем путь от него до ранее нарисованного. Я в непонимании посмотрел на Наокидес, а та лишь требовательно потыкала во второго «меня» — видимо, того, откуда «я» пришёл.       — Хм, откуда я пришёл… — под нос пробормотал я. Для проверки указал на себя и провёл пальцем от одного человечка к другому. Старушка кивнула. — Ну, это просто, — я взял протянутую кисть и чуть удлинил «реку» в направлении человечка. Довольный, с улыбкой взглянул на Наокидес. Та сидела, нахмурившись глядя на рисунок.       — Сощте маи ни? — нарисовала она третьего человечка, в стороне от второго, и ткнула в него. — Аната, но щуссин ва дочирадес-ка?       «Снова тот же вопрос, что-то там с «дочирадес-ка», — думал я. — «Они хотят знать, как я сюда, в этот лес, попал?» — взглянул я на них. Все ждали моего ответа. — «Хм… как я оказался на этой планете? Да я ведь и сам не знаю. Просто как-то умер и…» — Чуть подумав, я осознал, что не хочу рассказывать эту часть своей истории. — «Нет, понятно, что это Рай, но всё же… Люди тут какие-то допотопные, вдруг отнесутся как-то не так… Вдруг у них тут тёрки между собой. Рай-то — он Рай, но ведь и человек тоже повсюду человек… Неспроста же за мной мужики с оружием приплыли».       Напряжение меж тем росло. Нужно было найти какой-то ответ — и при этом не выглядеть так, будто я его прямо сейчас придумываю… Наконец, я поджал губы: «Ну, хотят ответа — пусть получают», — я взял снова промоченную в краске кисть и принялся выводить облака. За облаками — солнце, почти как дети его рисуют, кружок с полосками, разве что без улыбающейся рожицы. На всякий случай указал в нарисованное пальцем, а затем ткнул им вверх — туда, где за крышей дома должно быть небо. Главный сидел и хмурился — было видно, что не понимает, нафига на рисунке облака, но всё же не прерывал. Я же нарисовал ещё одного человечка — как раз между солнцем и облаками — и провёл линию от него «вниз», к последнему нарисованному старушкой «мне». В комнате на какое-то время воцарилась тишина.       — Хм… — хмыкнул главный, хитро-недоверчиво глядя на меня. — Цумари, сора кара тонда нодес-ка? Тори, но йо-ни?       Я непонимающе посмотрел в ответ. Главный вздохнул и жестом попросил Наокидес перевести. Та просто сложила руки вместе и изобразила махи крыльями — как у птиц, глядя при этом на меня. Я склонил голову вбок, чуть подумал — и потряс ей отрицательно.       — Деуа доодес-ка? — как-то напряжённо, но вместе с тем веселясь, спросил главный. Явно что-то вроде «Ну и как тогда?».       Я снова задумался… но в итоге просто пожал плечами. Кистью перечеркнул старый «путь», потряс головой, мол «Всё не так было», и стал выводить новый. Вот линия только пошла от человека вниз… как тут же прервалась! И снова началась уже недалеко от «места падения». Осмотрев нарисованное ещё раз, я вздохнул и отложил кисть. Что мог — я сделал. Подтолкнул рисунок старикам и, поклонившись, прошёл обратно к своему табурету.       Местные начали переговариваться между собой, поглядывая на меня. Молчавший до того старик взорвался возмущением, и «главному», судя по тону, пришлось его успокаивать. Но и он доволен явно не был. Наокидес тоже участвовала в разговоре, не упуская случая чем-то поддеть ворчуна. Вторая же старушка, молчавшая в начале, так ни разу и не заговорила. А затем меня попросили выйти.       У входа нашёлся провожатый, общавшийся с каким-то молодым парнем. Заметив меня, те быстро закруглились, и юноша отправился по своим делам. Старший же прошёл мимо меня в дом, но, не пробыв там и десяти секунд, показался наружу — и снова уселся на покинутую лавку. Таковая имелась в единственном экземпляре, и я решил, что лучше постою.       Время пролетело быстро. От вынужденного безделья голову снова наполнили мысли о том, чего лишены местные. Ни электричества, судя по лучинкам, горевшим в домах, ни заводов. Даже урбанизация, я был уверен, не затронула этот край. Пусть обойти населённый пункт кругом мне не довелось, но занимай он хотя бы пару квадратных километров, людей на улице было бы намного, в разы больше. А ведь город — это в первую очередь продукт культуры.       «Каменный век, каменный век…» — с неверящей улыбкой повторял я, глядя в пустоту.       В таком состоянии меня и застали вышедшие старики. Я обернулся к ним и постарался улыбнуться. Судя по лицу Наокидес, получилось слабо.       — Ма-а, ма-а, уакаи отоко, — каким-то утешающим голосом признесла она, подходя ко мне. — Аната ва ватащитачи то ищщо ни иру кото га декимас, — она показала на меня рукой и затем ткнула в землю под собой. «Ты» — «тут», с улыбкой повторила она без слов и широким жестом будто бы обняла всю округу, дома и людей, находящихся рядом. — Коко ни. Даре мо аната о оихараванаи, — потрясла ладонями, будто прогоняет кого-то, и потом отрицательно покрутила головой.       «Чего?.. «Оставайся, мы не гоним?» Они что, подумали, я боюсь, что меня прогонят?» — с удивлением осознал я. — «У меня такое лицо грустное?» — и, поняв, что это так, со стыдом схватился за лицо руками и яростно потёр, прогоняя меланхолию.       — Тц! — цыкнул, судя по голосу, старик-ворчун. — Ватащи ва мада щиндзите имасен, — произнёс он наверняка с тем же недоверчивым видом, с каким и сидел до этого.       Когда я снова открыл глаза, он уже уходил. Наокидес взглядом что-то искала в моём лице, другая, молчаливая старушка всё так же молча на меня смотрела, а Старший Дед что-то негромко пояснял поднявшемуся с лавки провожатому. Тот выслушал, кивая, а затем, уже как-то по-новому оглядев меня и что-то решив, подошёл ближе. Наокидес тем временем, похоже, убедилась, что я не на пороге нервного срыва, и, видимо попрощавшись, тоже отправилась по своим несомненно важным делам.       «Шизука чо-оро йо», — произнёс провожатый молчунье и снова куда-то двинулся, поманив меня за собой. Старушка пошла следом за нами.       Пришли мы… куда-то. Небольшой пустырь посреди деревни — почти пустырь, с парой-тройкой пеньков, усеянный какой-то серой стружкой… Нет, не только серой, ещё и древесного цвета кусочки попадаются. «Э, чего? Они тут из дерева что-то делают?» — подумал я, ступая по мягко пружинящей поверхности.       Провожатый выполнил понятный уже жест «стой тут» и отошёл куда-то в сторону, за дома. И вскоре показался снова, не один, а ещё с каким-то мужиком, на ходу ему что-то рассказывая. Тот слушал и что-то переспрашивал, поглядывая на меня. Подойдя, поздоровался с молчуньей, буркнул что-то мне — и жестом позвал за собой. Уже вместе мы двинулись к большому навесу с кучей наваленных под ним… длинных столбов? Присмотревшись, можно было заметить отростки, торчащие то там, то тут. «Из деревьев? Как их… брёвна?.. Но я тут нафига?» — хотелось задать вопрос, но пока я мог лишь наблюдать.       Мужик подошёл к лежащим стволам и подозвал меня. Затем взял в руки какую-то верёвку, захлестнул один конец бревна петлёй и наконец показал, что от меня требуется — перекинул канат через плечо и приподнял деревяшку, требовательно на меня посмотрев, а затем осторожно опустил и протянул бечеву (2) мне. «Ну, ладно», — схватив её, подумал я и, отложив маску и присев, как показал мужик, перехватил поудобнее. «Э-э-эх», — закряхтел, вставая. С трудом, но подняться получилось. Верёвка немилосердно давила в плечо, и я чуть двинулся, подставляя кость. Так было полегче, но кожа всё ещё оставалась неприятно натянутой. «Фуф», — выдохнул я. — «А это тяжелее, чем в последних «Крушителях». А говорили: реалистичность, то, сё — тьфу!» Оценивающе взглянув, мужик — похоже, лесоруб — кивнул и поманил меня к паре пеньков.       «У-ух!» — выдохнул я, поднимая руки с зажатой в них верёвкой, и ствол опустился меж двух кольев, вбитых в пень. Тащить было всё-таки проще. Мужик взялся за другой конец бревна руками — и, хекнув, опустил на второй пень. Удовлетворённо потёр руки и схватил прислонённую к пню странную конструкцию. Явно инструмент: тонкая полоса железа с двух сторон зажата деревяшками, а сверху, параллельно ей, так же зажата длинная деревяшка. Венчала же эту конструкцию нить, натянутая между ручками эдаким «третьим ярусом», и продетая прямо в нить палочка. (3)       «Ну, хоть до чего-то местные додумались», — хмыкнул я. Но эти мысли пришлось снова оставить в стороне: мужик протянул мне инструмент. — «А сам не отпустил другой конец…» — На недоумённый взгляд он что-то произнёс, но, видя даже большее непонимание, просто опустил свою сторону инструмента к бревну. Я сделал то же самое. Уперев железную полосу в древесный ствол, лесоруб принялся водить ей вперёд-назад, к себе, а затем ко мне. — «Э-э-э…» — удивился я, — «это что, пила такая?.. Чё-то я нигде такой не видел: ни в «Крушителях», ни в «ОТ», да даже в выживалках пилы другие».       Инструмент же с задачей справлялся. Оставляя широкую выемку, лезвие пилы под повторяющийся «вжух-вжух» всё глубже погружалось в дерево. Рука начала уставать, и я, обратив внимание мужика на себя, прервался и взялся левой. Так стало проще.       «Фуф», — выдохнул я, разминая руку и наблюдая за тем, как лесоруб допиливает бровно. Тихий треск — и кусок ствола, зависший с внешней стороны пенька, с глухим стуком падает наземь. Мужик указал мне на деревяшку и ткнул в сторону — там валялась куча таких же. В ответ на вопросительный взгляд подошёл и, положив обрубок на землю на манер очень широкого колеса, пнул в ту сторону. Проследив взглядом за катившейся деревяшкой, я кивнул и пошёл пинать её дальше.