***
Ло Бинхэ, властитель Севера и один из самых сильных демонических лордов, с глупой улыбкой спотыкался на каждом шагу, чуть не врезаясь в колонны по пути, и откровенно витал в облаках. Учитель… О, его любимый шицзунь сегодня был просто неотразим. Более всего Бинхэ счастливило то, что шицзунь не остановился в середине процесса парного совершенствования, когда Бинхэ предложил ему это — напротив, он бросил его на простыни, сел сверху, прямо как тогда, в прошлом, и… После этого Бинхэ помнил всё как в тумане — настолько хорошо он не чувствовал себя ещё никогда. Учитель был так страстен и пылок, когда помогал ему восстанавливать ци, но при этом оставался так ласков и мил, что уши сами собой загорались красным, стоило об этом вспомнить, а сердце ныло сладко. Память с ленивым удовольствием листала эпизоды их любовной связи, пока Бинхэ распоряжался о воде и с молниеносной скоростью, разительно отличающейся от медлительности его блужданий по коридорам, готовил пищу заново (для шицзуня — всё самое свежее!). Однако… кое-что заставляло Бинхэ беспокоиться. Как теперь ему стоит вести себя с учителем? Изменились ли их отношения хотя бы ненамного? Станет ли учитель чуть более доверчивым после того, как объединился с ним и убедился в искренности чувств Бинхэ? Бинхэ, конечно, осознавал, что их парное совершенствование имело определенную цель — восстановить баланс в его золотом ядре, и прекрасно понимал, что учитель занялся с ним этим лишь потому, что всегда был слишком добр, а потому заранее готовился к тому, что Шэнь Цинцю будет относиться к нему по-прежнему, но… Но где-то глубоко внутри ему хотелось, чтобы что-то изменилось, ведь его сердце по-прежнему было сердцем отчаянно влюбленного подростка, который очень хотел, чтобы самый близкий человек полюбил его иной — не учительской — любовью. «Подумать только, — улыбнулся Бинхэ про себя. — Ещё несколько месяцев назад я мог мечтать только о том, чтобы шицзунь улыбнулся мне, а сегодня он открылся мне так, как никогда прежде…» Бинхэ вздохнул, направляясь обратно в покои учителя. В итоге он принял решение быть благодарным любому повороту судьбы. Главным было то, что Бинхэ открыл Шэнь Цинцю своё сердце сегодня, открыто показав самое ценное, что у него было — и учителю решать, что с этим делать. Бинхэ постарается не расстраиваться, если учитель не примет его любовь, и будет продолжать пытаться дальше. Просить у небес большего счастья, чем проведенное с любимым время, было бы эгоистично — так думал он. Усмирив свое волнение, Бинхэ аккуратно вошел в комнату, где отдыхал учитель, и, заметив, что чужие глаза были прикрыты в дреме, не смог удержаться от ласковой улыбки. Когда учитель спит, он кажется ещё более беззащитным. Ло Бинхэ тихо прошел вглубь помещения и остановился у постели, почтительно сложив руки за спиной. Полюбовавшись шицзунем ещё с минуту, он приготовился его разбудить, но тот очнулся сам. Заклинатель завозился в ворохе одеял и простыней, распахнул глаза, заметил Бинхэ и приподнялся на локтях, но тут же охнул и упал обратно, болезненно сморщившись. Бинхэ порывисто подался вперед, стремясь поддержать учителя за руку, но Цинцю ушел от прикосновения, дернувшись вбок. Он не смотрел на Бинхэ. Бинхэ ощутил легкий укол в груди. Конечно, он предполагал, что учитель вернется к своему прежнему состоянию, но эта внезапная холодность, так явно проявившаяся во всей фигуре Шэнь Цинцю, заставила Ло Бинхэ… Слегка остыть. — Учитель. Этот Бинхэ распорядился о воде. Омовение можно совершить в помещении за ширмой, — доложил Бинхэ и встал ровно, вновь сложив руки за спиной. — Спасибо, Бинхэ, — по-прежнему хрипло из-за сорванного голоса проговорил Цинцю. Шэнь Цинцю попытался сесть так, чтобы не испытывать боли в спине, но тщетно — спазм прошил поясницу, и он болезненно нахмурился. А потом… Странное шевеление в венах заставило его испугаться на мгновение. Кровяные паразиты Бинхэ вдруг поползли по его конечностям, прикатывая к местам боли. Они обдавали мышцы теплом, массируя и успокаивая запутавшиеся комки нервов, и постепенно затупляли боль в теле. Шэнь Цинцю чуть удивленно воззрился на своего ученика, и тот немного улыбнулся. — Вам легче? — …Да. Спасибо. — Простите. Этот ученик был слишком напорист сегодня. Шэнь Цинцю невольно зарделся. Бинхэ втайне немного расслабился: «Учителю всё же небезразлично то, что произошло между нами сегодня». — Учитель желает, чтобы этот Бинхэ помог ему с одеждой? — Нет нужды. Ло Бинхэ было трудно заставить себя стоять на месте, но он всё равно застыл на почтительном расстоянии. И пусть учитель не хочет, чтобы Бинхэ к нему прикасался, Бинхэ всё ещё может ласкать его тело глазами. Когда Шэнь Цинцю взмахнул рукой, приманив верхний слой своих одеяний — самый плотный, что у него был — Бинхэ зацепился взглядом за тонкую кисть учительской руки, которую столько раз целовал во время их занятия любовью, что и не сосчитать. Шэнь Цинцю отвернулся, встал с постели, и прежде, чем одеяние опустилось на его плечи, Бинхэ успел провести мысленную дорожку по его статной спине, усыпанную следами их близости. Когда Шэнь Цинцю убрал свои распущенные волосы на одно плечо и поправил ворот, Бинхэ облюбовал взглядом зацелованную шею, алеющую его метками. Учитель был невероятно красив. Как жаль, что он больше не позволяет себя касаться. — Я чувствую, как ты смотришь на меня, — бросил Цинцю, метнув в него острый взгляд. Уголки губ Бинхэ приподнялись. — Нельзя? — Кхм, — Шэнь Цинцю посмотрел вниз. — Метки. Пожалуйста, убери их. Бинхэ поник плечами. — Это действительно необходимо? — чуть обиженно проговорил он. — Тот, кто виноват в их появлении, должен их убрать, — тон Шэнь Цинцю был непреклонным. Бинхэ несколько опечалился, но потом почувствовал легкое предвкушение, поддавшись сладкому шепотку искушения... И крохотной надежде на то, что теперь между ними что-то могло поменяться. Он медленно подошел к Шэнь Цинцю сбоку и потянулся к его вороту. Шэнь Цинцю перехватил руку своего ученика, нахмурившись: — Что ты задумал? — Ничего такого. Просто этому Бинхэ необходимо касаться меток, чтобы стереть их. Подумав немного, Шэнь Цинцю кивнул, и Бинхэ с тайным довольством прикоснулся к его коже. Первым прикосновением он залечил красный след от зубов у ключицы. Вторым — убрал темнеющую метку на обратной стороне шеи. Цинцю немного расслабился, отклоняя голову, чтобы увеличить ему обзор, и Бинхэ еле сдержался, чтобы не наставить ему меток снова. Методично, пусть и с каплей печали, Бинхэ стирал свои следы с тела учителя, что так красиво напоминали маки на заснеженном поле, и постепенно спускал ткань на плечи. Шэнь Цинцю очнулся, кинув на него предупредительный взгляд, и Бинхэ сказал: — Учитель всё равно не сможет увидеть метки, расположенные на спине. Этот Бинхэ мигом справится с этой проблемой. Взгляд Бинхэ был кристально чистым — он постарался, чтобы выглядеть невинно. И, конечно, учитель не смог сказать «нет». Помедлив, Шэнь Цинцю отвернулся к Бинхэ спиной и бросил: — Закончи с этим поскорее. Ло Бинхэ переместился ему за спину, и дыхание его тепло приласкало загривок: — Конечно. Цинцю крепко удерживал одежду на груди, пока Бинхэ, наоборот, спускал её всё ниже, утягивая за ворот одним пальцем. Цинцю чувствовал мимолетные прикосновения чужих пальцев то тут, то там и почти воображал, как красные следы и синяки пропадают с кожи через считанные секунды после воздействия сил Бинхэ. Цинцю только сейчас осознал, насколько их было много, и не удержался от ухмылки. «Напорист?» Не то слово. Цинцю закусил губу, когда рука Бинхэ огладила обнаженные лопатки, и невольно дрогнул, когда голос Бинхэ опалил уши: — Возможно, этому ученику нужно проверить всё тело учителя на возможные следы нашей близости? — Возможно, этому учителю придется закончить с этим самому при омовении! — парировал Цинцю, ошарашенно отодвинувшись, не позволяя еле заметной дрожи в голосе прорваться наружу. Хватит! И так уже наигрались на сегодня! Цинцю натянул и запахнул одежду, чтобы не искушать вечно голодного Ло Бинхэ, сделал шаг в сторону… — Этому ученику несложно помочь, — неуверенно сказал Бинхэ, поймав учителя за руку. — Ло Бинхэ, — вздохнул Шэнь Цинцю, готовясь к трудным словам. — То, что мы сделали сегодня… было во имя твоего спасения. Мы по-прежнему только лишь учитель и ученик, не более того. Не переходи черты. Стало тихо. Бинхэ медленно отпустил его руку. — Этот ученик понимает, — отозвался он, опустив глаза. Цинцю стало очень совестно, но иного сказать он не мог. Единственное, чем он мог сгладить свои слова, это своим привычным жестом — Цинцю мягко взъерошил пышные волосы своего ученика и улыбнулся. — Этот учитель очень ценит поддержку своего Бинхэ, — как бы извиняясь, произнес Цинцю, — но... Право, не стоит. Более всего я желаю видеть тебя здоровым и счастливым. Этот мастер рад, что Бинхэ теперь в порядке. Бинхэ глянул на Цинцю исподволь и потянул руку, чтобы коснуться чужих одежд, но скоро его пальцы дрогнули, не преодолев и цуня, и вернулись на прежнее место. Бинхэ прикрыл веки, скрывая за этим отголосок печали в глазах, и наклонил голову ближе к учительской руке — то был единственно возможный жест близости после всего, что между ними было. — Этот ученик благодарит вас.***
Будни потекли стремительной рекой — началась пора подготовки к путешествию в Царство Демонов. Шэнь Цинцю стал заметно более… отстраненным. Уже не холодным — ведь он по-прежнему улыбался мягко, стоило Бинхэ к нему обратиться, и не избегал разговора, если он начинался — но именно отстраненным, словно бы искал покоя и уединения. Бинхэ старался не показаться навязчивым, чтобы ненароком не оттолкнуть учителя сильнее, был сдержан и ненавязчив все эти дни, показывая, что уважает его решение, но Шэнь Цинцю так и не расслабился. Иногда он кидал на Бинхэ красноречивые взгляды, закусывая губу, словно выныривая из своего отрешенного состояния, и Бинхэ тоже оживал, с ожиданием глядя на него в ответ, но на этом Цинцю отворачивался, и Бинхэ застывал с твердой спиной, не понимая, что вдруг стало не так. Не могли же действия этого Бинхэ нанести учителю оскорбления? Не мог же Бинхэ показать себя с худшей стороны? — Учитель, всё в порядке? — вопрос, заданный в лоб через пару дней, слегка удивил Шэнь Цинцю, но голос его, сдержанный и спокойный, не дрогнул: — В полном. Шэнь Цинцю, конечно, не был в порядке, но показывать это Бинхэ и тем более тревожить его этим он не хотел. Чтобы его состояние не было таким уж очевидным, он развил бурную деятельность по подготовке к путешествию: начал совершенствовать свой нынешний план, чтобы позже презентовать его их небольшой команде в виде двух демонов и Шан Цинхуа в наиболее ясном и полном виде; почти всё время просиживал в родовой библиотеке Мобэя, чтобы искать необходимую информацию по важнейшим демоническим семьям и королевствам; консультировался с Шан Цинхуа насчет любой информации, касающейся Царства Демонов, которую тот сохранил только в черновиках (пока Мобэй, отчего-то взбеленившийся, был занят на собраниях и не знал об их встречах), — и так далее и тому подобное, лишь бы не показать Бинхэ — и самому себе — что его что-то тревожит. Но Бинхэ всё равно видел его состояние. В конце концов, именно он был тем, кто наиболее сильно из-за него страдал. Тогда Шэнь Цинцю, не в силах выдержать тоскливого взгляда Бинхэ, обращенного в его сторону, начал подталкивать и его к активной работе. С одной стороны, Шэнь Цинцю хотел, чтобы его ученик поскорее занял себя своими лордовскими делами и перестал мучиться понапрасну, заняв свободное время; с другой — Ло Бинхэ давно уже стоило разобраться с разрухой, в которой был оставлен его собственный дворец после нашествия Тяньлан-цзюня, а также заранее назначить заместителей на своё место лорда, пока он будет в разъездах. Так, Ло Бинхэ тоже довольно быстро влился в подготовку к путешествию. Уже на следующий день после его «выздоровления» в тронном зале стали собираться его демоны-генералы, чтобы обсудить наиболее остро вставшие проблемы, связанные со скорым отъездом своего лорда. Собрания были долгие и серьезные — Шэнь Цинцю изредка проходил мимо тронного зала, ставшего на время собственностью не Мобэй Цзюня, а Ло Бинхэ, и буквально кожей чувствовал силу и власть, исходящие от его ученика, когда тот находился рядом с подчиненными. В эти моменты сердце Шэнь Цинцю полнилось гордостью за то, каким сильным и взрослым стал Бинхэ. А еще он немного успокаивался, зная, что Бинхэ хотя бы на время перестанет думать об их сложных отношениях. Шэнь Цинцю хотелось разобраться в себе, а на это требовалось время. Однако, чем больше времени проходило, тем более зажатым он становился. В итоге его подвешенное состояние стало очевидно не только Ло Бинхэ, но и всем остальным. Включая Шан Цинхуа. — Бро, как посмотришь на твою рожу, аж тошно становится. Шэнь Цинцю оторвался от созерцания чая, любезно подготовленного Ло Бинхэ для них с Цинхуа. Когда Бинхэ самолично принес поднос к небольшой комнатке, граничащей с библиотекой, где они с Цинхуа собирались в последнее время, Цинцю приятно удивился. Бинхэ так занят со своими масштабными собраниями и ворохом бумаг, но всё равно нашел время для того, чтобы заварить им чай… Причем зная, что Шан Цинхуа будет находиться с Шэнь Цинцю в приватной обстановке на протяжении значительного отрезка времени. Глубоко внутри Шэнь Цинцю не мог не порадоваться — Бинхэ не препятствовал ему видеться с тем, кого был готов убить ещё пару дней назад, потому что доверял своему учителю. Несмотря ни на что, доверял. Знание этого грело этому старику душу. — Так заметно? — кисло улыбнулся Шэнь Цинцю, припадая губами к чашечке. — От тебя несет сексом и демонической ци, так что да, — возвестил Цинхуа, и Цинцю закашлялся, не успев проглотить чай. — Я так понял, жизнь протагониста уже вне опасности? — тихо спросил Шан Цинхуа. — Ну… кхм… да, это так, — пробормотал Цинцю, откашлявшись. — Но почему ты тогда хмурый такой?.. А-а-а, я понял, — Цинхуа сделал страшные глаза. — Бинхэ насильно тебя уломал? Черт, он действительно это сделал? О, небеса, да он… — Не уламывал, — Цинцю чинно поставил чашечку на стол и прикрылся веером. — О, — Цинхуа остановился, передумав бушевать. — О. Серьезно? — Я… сам предложил, — веер заработал чаще. Цинцю начинал краснеть. Цинхуа похлопал ему. — Горжусь. Просто горжусь, бро. Ну, и как оно? Он реально большой вживую, да? Цинцю не составило труда понять, что Цинхуа имел в виду. Лорда Аньдин ждал болезненный тычок в плечо и гневное шипение: — Сам же его таким придумал, придурок, а отдуваться-то мне! — Ха-ха, прости, — неискренность Цинхуа выдал его неловкий смех, но Цинцю только глаза закатил. — Ну так если все живы-здоровы, чего ты такой мрачный? Цинцю обмахивался веером, судорожно обдумывая, можно ли довериться Цинхуа. В конце концов, ему подумалось, что тот может ему кое-чем помочь, и Цинцю решился. — Сначала я хотел бы узнать кое-что про ауру протагониста. — Ты выбрал того человека, чтобы это обсудить, — авторитетно заявил Цинхуа и принял важный вид. — Бог этого мира слушает. — Слушает он, — фыркнул Цинцю. Иногда придурковатость Цинхуа действовала им обоим на пользу — сейчас, например, напряженность в комнате чуточку спала, за что Цинцю был Цинхуа искренне благодарен. — Скажи, влияет ли этот золотой ореол Ло Бинхэ на… способность располагать к себе людей? — Самым прямым образом, — кивнул Цинхуа. — Перед его сиянием и человек без сердца растает. Цинцю поджал губы. — Получается… этот ореол Бинхэ может влюбить в протагониста кого угодно? — Ну, а как ты думаешь, откуда у оригинального него столько жён? — развел руками Цинхуа. — Вообще, у них даже выбора не было — он им нравился с первого взгляда, и всё. Ну, а особо строптивых он всё равно так или иначе подчинял, так что да, золотой ореол работает безотказно. Глаза Цинцю ещё больше потускнели, и Цинхуа переполошился: — Подожди, а зачем это тебе? — Да так. — Не-не-не, подожди, не «да так», — Цинхуа подался ближе, облокачиваясь на стол. — Ты что же, влюбился в Бинхэ? По красноречивому молчанию Цинцю всё стало ясно. Цинхуа влепил ладонь себе в лоб. — Ай да Бинхэ, ай да молодец… Это ты ещё быстро догадался. Ну чего, поздравляю, совет да любовь… — его улыбка стала немного кривой, как если бы Цинхуа вдруг резко стало грустно. — Я вам даже завидую немного. — Какой тут «совет да любовь»… — Цинцю захлопнул веер и уронил голову в руки. — Ты только что сказал, что во всех влюбленностях виновата аура протагониста! Что она пудрит мозги и заставляет чувствовать то, чего нет… — Так, а вот теперь ты начинаешь выдумывать, — нахмурился Цинхуа. — Последнего я, заметь, не говорил. Не понимаю, что не так? — Аура протагониста — это часть этого мира, а мы живем в нем и по его законам, — хмуро выдавил Цинцю. — Если принимать это во внимание, то можно подумать, что… что мои чувства могут быть вызваны не естественным путем, и я влюблен не по-настоящему, но как если бы выпил приворотное зелье. Понимаешь? Это ведь… ненормально. — Ну… — Цинхуа нервно хмыкнул, глядя на Цинцю с недоверием. — Ты думаешь, что не можешь полюбить Ло Бинхэ за просто так? Ему что, кроме ореола и предложить нечего? — Конечно, есть что, но не в этом же дело! — Цинцю продолжал раздражаться тем, что его не понимают. — Я ещё раньше думал, что со мной происходит что-то странное. Ещё давно он меня целовал — мне не было противно. Приставал — и не вызывал отвращения. А теперь мы с ним спим, и я не против, но я совершенно не понимаю, почему это не вызывает у меня отторжения! Если бы кто в нашем мире сказал, что я когда-нибудь заделаюсь обрезанным рукавом, я бы плюнул этому человеку в лицо. Думается мне, что-то тут нечисто. — Хорошо, попробуй забыть о том, что Ло Бинхэ — главный герой сянься-новеллы и что у него вообще есть какой-то там ореол, — вздохнул Цинхуа. — Он тебе нравится, как человек? — Пожалуй… — И он тебе симпатичен довольно давно, верно? Подумав, Шэнь Цинцю кивнул. Шан Цинхуа начал загибать пальцы: — Итак, он тебе изначально симпатичен, вы с ним кучу лет существовали бок о бок, преодолевали испытания вместе, делили одну пищу, воспоминания и эмоции — и ты хочешь мне сказать, что влюбился только лишь потому, что на тебя подействовал какой-то там ореол — и всё? — Шан Цинхуа, — опять нахмурился Цинцю. — Ты хочешь сказать, что в этой истории нет ничего примечательного? Но, черт тебя дери, это не наш мир, здесь всё иначе! — Да что «иначе»! — вдруг поднял голос Цинхуа, но потом глянул на дверь, осел немного и продолжил тише, но не менее напористо. — Разве люди не влюбляются именно так? Что ты здесь видишь такого нелогичного, что вбил себе в свою умную, но упертую голову мысль, что не можешь просто взять — и полюбить хорошего человека? Обязательно тебе нужно какое-то «зачем-то» или «почему-то»! — Я… я просто рассматриваю все варианты, — опешил Цинцю, не ожидав, что эта тема настолько заденет обычно более-менее терпеливого Цинхуа. — Да брось, — скривился Цинхуа. — Ты просто любишь всё усложнять. Когда-нибудь ты помрешь от кровоизлияния в мозг, бро. — Я просто… ни в чем не уверен, — Цинцю опустил взгляд, и Цинхуа покачал головой. — Ладно, давай по-твоему. Если тебе станет легче, то уж позволь сообщить, что аура протагониста работает не так, как ты, видимо, думаешь. — Ну, а как? — устало вопросил Цинцю, складывая руки на груди. — Во-первых, действие золотого ореола протагониста, если мы говорим именно о любовной сфере, складывается в одну аксиому — «пришел, увидел и влюбил». Быстро и бесхлопотно. У вас, насколько мне известно, всё совсем иначе: «пришел, увидел, влюбился», потом сделать перерыв в кучу лет, дальше — «страдал от неразделенной любви», опять перерыв в кучу лет, «добивался» умноженное на десять и только после — «влюбил», — Цинхуа выразительно посмотрел на Цинцю. — Смекаешь? Если бы дело было в ореоле, у вас в отношениях бы не было проблем. По правде говоря, у тебя бы даже мыслей о том, что что-то не так, не возникло. Более того — ты бы упал к Бинхэ в руки тогда, когда он впервые осознал свою влюбленность. То есть, когда этому головастику стукнуло, допустим, шестнадцать. А с момента начала его влюбленности и до сегодня сколько нелегких лет прошло, ты только вообрази… — Вот, — оборвал его Цинцю с широко распахнутыми глазами. Голос его вдруг стал тонким и слабым. — Вот оно. Ты же знаешь, у нас с ним закрутилось что-то в его семнадцать… И мы тогда даже переспали… В воздухе разлилась тишина. Цинхуа выглядел несколько огорошенным — его красивую, стройную идею вдруг нещадно разбили. — Черт. Если в нашем прошлом тоже виноват именно его ореол, и я это понимал ещё тогда, я… я мог выпить зелье забвения как раз для того, чтобы забыть о том, что этот ореол меня надурил… — прошептал убито Цинцю, пряча лицо в руках. — Так, подожди, не делай поспешных выводов, большая голова, послушай, что ещё скажу, — постучал рукой по столу Цинхуа. — Второе: мы с тобой — внесистемные персонажи, и нас большинство правил не касается. Мы вполне можем преодолеть действие каких-либо ореолов. — Ха?.. — Цинцю отнял лицо из ладоней и непонимающе поднял брови. — Ну, типа, я же не ненавижу тебя из-за твоего ореола главного злодея? Нет. Ты ещё не умер из-за того, что у тебя есть этот ореол? Нет. То есть, да, ты умирал, но воскрес, хотя при нормальном развитии событий вряд ли кто-нибудь дал бы тебе это сделать. Говорю тебе — мы можем идти против системы. К примеру, взять тот эпизод со смертью Лю Цингэ, о котором ты мне недавно рассказывал — не ты ли поменял судьбу второстепенного персонажа, переписав нормальное течение сюжета? Заметь — ты это делаешь не в первый раз, Лю Цингэ ведь должен был умереть даже раньше от искажения ци. Как видишь, мы с тобой замечательно нарушаем правила, и ничего с нами за это не случилось. И ты всё ещё думаешь, что в твоей влюбленности виноват золотой ореол Ло Бинхэ? Ай! За что?! — А вот с конца, тупой Самолёт, нельзя было начать? — Цинцю пнул его под столом, не удержавшись. — Мы с тобой эту тему уже полчаса мурыжим, обсуждая, насколько страшна аура протагониста и как она может на нас влиять, а ты мне только сейчас говоришь, что ореол на нас не действует? — Ты же хотел всё по полочкам разложить, вот тебе и конструктивное обсуждение, — Цинхуа всё ещё шипел от боли, потирая ногу. — Всё? Веришь теперь, что мог бы влюбиться и без посторонней помощи? Иди давай тогда, поцелуй своего героя, раз всё понял. С ним же и стресс снимешь, а то злой больно. Цинцю закусил губу, глянув вбок. — …Пока ещё не могу. — О, небеса, ну что ещё?! — простонал Цинхуа. Поверить в слова Шан Цинхуа было несложно. Сложнее было их принять. По всему выходило, что он полюбил Бинхэ просто за то, каков он есть, включая даже то время, когда Бинхэ был семнадцатилетним юношей? Мог ли Цинцю просто так влюбиться в милую, очаровательную овечку, которая так сильно жаждала внимания и похвалы, что постоянно увивалась за своим учителем непоседливым хвостиком?.. «Хм, — Цинцю вдруг настигла одна смущающая мысль. — Может, и правда мог». Он был готов сгореть заживо. Ох, дьявол, Шэнь Юань. Какой же ты жуткий человек — соблазниться несовершеннолеткой! В ответ на стенания Цинхуа был награжден ещё одним пинком. Цинцю пробормотал: — Не знаю я. Как-то… стыдно… Цинхуа просто покатился со смеху. Цинцю закрыл половину лица веером и хмуро бросил: — Очень смешно. — Действительно. Очень смешно, — смахнул слезу Цинхуа, но вмиг стал предельно серьезным. — Нашел себе проблем на голову, Огурец, и маешься понапрасну. Будь я на твоем месте, я бы забил на всё, схватился за бедро протагониста и никогда бы не отпускал, — лицо Цинхуа стало ещё более хмурым, и Цинцю насторожился. — Вы с Бинхэ нравитесь друг другу — ну так о каких преградах может идти речь? Это мне, на самом деле, впору плакаться тебе, такому счастливчику… — Ты тоже чем-то расстроен? — растерянно спросил Цинцю. Стало совестно за то, что за своими переживаниями он даже не заметил, что Самолёт в последние дни тоже не особо пышет радостью. — Расстроен ли я? — с неопределенной улыбкой переспросил Цинхуа и хмыкнул. — Чрезвычайно. Ведь у меня есть одна максимально тупая ледышка, которой я даром не нужен.***
Какое-то время назад. Шан Цинхуа подорвался на постели и продрал глаза. Было темно — по всем закуткам его комнаты ползли тени. Кроме дальнего угла. Там довольно ярко горели синие огоньки демонических глаз. Цинхуа взвизгнул, подтянув одеяло к подбородку. — М-мой король, — смутившись собственного крика, выдавил Цинхуа. — Простите, не признал. Через мгновение светлые кристалы демонической породы неярко зажглись под потолком. Угрожающе высокая фигура Мобэй-цзюня, облаченная в призрачное сияние, тяжело прошла в сторону кровати и застыла у изголовья, заставив Цинхуа съежиться от непонятного страха. Цинхуа вдруг вспомнил, что произошло ранее. Кажется, он резво убегал от Мобэя из зала, где тот передавал Шэнь Цинцю чары морозоустойчивости. В тот момент Цинхуа был напуган — не тем, что Ло Бинхэ, обнаруживший его подглядывающим, на него нарычал, и не тем, что Мобэй пошел в погоню, нет. Просто… он понял, что, передавая чары Шэнь Цинцю, Мобэй заклинателя коснулся. Не поцеловал, как самого Цинхуа, а просто коснулся. И, конечно, Цинхуа сразу смекнул, что это неспроста. Тогда разум подсобил, подкинув соблазнительную мысль о том, что Мобэй передает чары через поцелуй только ему. Шан Цинхуа испугался этой мысли. Но одновременно с тем страшно ей обрадовался. Настолько, что не заметил, как поскользнулся на повороте и ударился головой о что-то твердое, и… Вот он здесь, сидит, как запуганный мышонок, а Мобэй грозно высится сверху, глазея своими синими глазищами. Злится, наверное, что пришлось тащить его тушку, а потом еще и в кровать укладывать… — Тебе было приказано ждать в кабинете. А ты что делал? — тяжело проговорил Мобэй Цзюнь. — Простите, мой король, — пробормотал Цинхуа. — Отвечай! — глаза Мобэя загорелись ярче, и Цинхуа почти выкрикнул: — О-остался! — Зачем? — Подглядывать… Шан Цинхуа было стыдно — но ещё более было страшно, поэтому слова вырвались изо рта сами собой. — Зачем, Цинхуа? — Мобэй начинал терять терпение. Цинхуа судорожно сжал пальцы на одеяле, не смея ответить «потому что ревновал». В этом признаться было сложнее. — Я… Я не знаю, мой король. Вероятно, Мобэй услышал в этом что-то нехорошее, потому что голос его стал ещё более колючим, а аура — почти что убийственной: — Отныне тебе запрещено видеться с Шэнь Цинцю. — Что?! Почему? — заскулил Шан Цинхуа. У Мобэя реально какой-то бзик на недоверии к людям? — Шэнь-шисюн здесь не при чем! — Попробуешь сказать о нем хоть ещё одно слово, зашью рот, — пригрозил Мобэй, и Цинхуа тут же закрыл рот ладонью. Ой-ей. Хорошо. Не хочешь говорить о Шэнь Цинцю? Не будем, но тогда у этого слуги ещё есть, что спросить. — М-мой король… У меня есть иной вопрос, — глаза Мобэя превратились в щелки. Цинхуа замахал руками: — Касаемо вас! Не о… том, о ком вы запретили говорить. — Задавай, — процедил Мобэй. Его тон явно намекал на отсутствие выдержки, потому Цинхуа поторопился, пока не передумал. — Почему вы целуете меня, когда передаете свои чары, если можно этого не делать? Мобэй-цзюнь, выглядевший максимально хмуро и грозно в последнюю минуту, вдруг стал несколько… Потерянным. Шан Цинхуа еле удержал челюсть захлопнутой. Увидеть растерянность на лице Мобэй-цзюня было поистине бесценным зрелищем. Щеки Цинхуа расцвели розовым, а в груди затрепетала глупая надежда… Разбитая одним предложением. — Потому что мне было интересно. — Ох… Вот как, — забормотал Шан Цинхуа, сцепив пальцы до боли. — То есть… Вам всё равно, кого целовать?.. Мобэй нахмурился. — Захочу — тебя. Захочу — иного. Ты — моя вещь, и я могу делать с тобой всё, что пожелаю.***
— …Я для него — вещь, — пробормотал Цинхуа, заканчивая свой рассказ и сжимая коленки. — Не то, чтобы я не знал об этом, Мобэй часто мне это доказывает, но… Цинцю молчал, и даже веер его перестал ходить по воздуху. За товарища ему было искренне обидно. Голос Шан Цинхуа стал злым: — Сегодня он меня поцелует — из интереса. Завтра трахнет — из интереса. А послезавтра что? Разберет на кишочки и папье-маше из меня сделает, потому что хобби новое появилось? Интересно ему! — сплюнул Цинхуа в сторону двери, как будто Мобэй мог стоять прямо за ней, и стукнул от души по столу. — Держись, Самолёт. Шэнь Цинцю был немногословен, оказывая больше поддержку тем, что выслушивал да вставлял, когда удавалось, свои комментарии — но даже такая поддержка была Цинхуа необходима. Теперь-то Шэнь Цинцю понял, почему им надо было скрываться от Мобэя для таких вот бесед. Единственное, что было непонятно, так это почему ледяной демон вдруг возненавидел его… Надо бы поговорить с Ло Бинхэ, чтобы тот прояснил ситуацию — сам Шэнь Цинцю подходить к Мобэю несколько побаивался, а распри им в их команде уж точно не нужны. Шэнь Цинцю обмахивал веером плюющегося желчью Цинхуа, привлекая холодный воздух к его щекам всё время, пока тот не выдохся. — В общем… Что я хотел тебе сказать, братец Огурец… Не забивай голову пустыми переживаниями, когда на самом деле проблем нет, и всем станет много легче, — выдавил он слабую улыбку и похлопал товарища по плечу. — Хорошо, бро? — Спасибо, Самолёт. Шэнь Цинцю улыбнулся, замялся немного, смущенно стуча веером по ладони, но не успел сказать и слова ответной поддержки, как вдруг в их комнату ворвался какой-то мелкий демоненок с выпученными глазами: — Нашествие! На дворец напали! Два заклинателя моментально подорвались, обмениваясь растерянными взглядами. Резиденция Мобэя всегда славилась своей защитой — особенно после того, как Мобэй приказал страже патрулировать границы дворца втрое бдительнее, поэтому новость о нападении показалась несколько удивительной. Шэнь Цинцю приманил свой меч, взяв клинок на изготовку, а Цинхуа нервно нашарил в потайных карманах какие-то амулеты — ими он за последнее время научился пользоваться лучше, чем мечом. — С какой стороны? — успел крикнуть Цинцю демоненку, пока тот в ужасе не скрылся в проходе. — Западное крыло, третий вход! — Значит, надо идти в восточное, — пробормотал Цинхуа, направляясь к выходу из помещения. Шан Цинхуа, конечно, решил пойти в восточное крыло не только лишь потому, что оно находилось дальше остальных от места вторжения: в восточном крыле находился один из нескольких секретных кабинетов Мобэя, в котором хранились источники резервной силы для поднятия барьеров изнутри дворца. Если дело будет плохо, Мобэй-цзюнь пошлет ему сигнал, и Цинхуа активирует защиту. Цинхуа вышел из помещения и пошел направо, но оглянулся, когда заметил, что Цинцю не следует за ним. — Ты не пойдешь со мной? — Я найду Бинхэ, — глаза Цинцю были решительны. Цинхуа улыбнулся, поняв всё. — Да, ты с Сюя можешь быть полезен. Я пригожусь в другом месте. Не заплутай. Заклинатели распрощались на развилке и скрылись по разные коридоры. Не успел, однако, Шэнь Цинцю сделать и сотни шагов, постоянно прислушиваясь к шуму и топоту демонов-охранников, как рядом материализовалась тень, поймавшая Шэнь Цинцю за руку. Цинцю на чистых рефлексах вскинул Сюя. Острие клинка застыло в одном слое бумаги от шеи незваного гостя, когда Цинцю опознал в нем Бинхэ. — Не пугай так больше, — выдохнул Цинцю, мигом убрав меч. Бинхэ, в случае чего, конечно, смог бы уклониться, но Цинцю действительно на секунду ужаснулся мысли о том, что может ранить своего ученика. — Простите, шицзунь, — голос Бинхэ был тверд, а взгляд — удивительно серьезен. — Этот ученик просит вас укрыться в жилом крыле на нижних этажах, пока опасность не будет ликвидирована. — Этот мастер направлялся на поле боя, чтобы помочь, — Цинцю нахмурился, но Бинхэ покачал головой. — Во дворце Мобэй-цзюня находится с дюжину демонических генералов высочайшего ранга, не считая меня и Мобэй-цзюня, так что ваше вмешательство не требуется. Напротив, этому Бинхэ было бы спокойней, если бы он знал, что учитель будет находиться на одном месте и в безопасности. Цинцю обдумал слова Бинхэ ещё немного, прежде чем задать вопрос: — Ты уверен в том, что тебе не понадобится помощь? — Определенно, — уверенно ответил Бинхэ. Посмотрев вниз, он увидел руку Шэнь Цинцю в своей и вдруг резко отпустил её, делая шаг назад. Цинцю моргнул непонимающе, а потом вспомнил, как сам сказал Бинхэ не прикасаться к нему. Уголки губ Цинцю немного опустились. Он уже хотел сказать Бинхэ, чтобы тот больше не волновался по этому поводу, но Бинхэ вдруг поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то, что происходило на этажах выше. Шэнь Цинцю тоже задрал подбородок, но ничего не почувствовал. Возможно, демоническое чутьё давало Бинхэ некоторые преимущества, когда дело касалось усиления органов чувств, поскольку в следующее мгновение Бинхэ сказал: — Они ещё далеко. И тем не менее, прошу, идите к себе. Ни о чем не беспокойтесь. Этот ученик придет к вам, когда всё уляжется. — Кто «они» конкретно такие? — Мы всё ещё… пытаемся понять. Вторженцы обладают неплохими способностями к созданию иллюзий. Шэнь Цинцю сжал Сюя, пребывая в нерешительности. Ло Бинхэ заметил это и сказал: — Пообещайте, что останетесь в тылу. Брови Цинцю взметнулись: — Бинхэ… — Пообещайте. Сердце Шэнь Цинцю дрогнуло, стоило голосу Бинхэ чуть надломиться. Он вдруг припомнил, как Бинхэ прежде говорил ему не лезть на рожон, а в итоге его, Шэнь Цинцю, который не послушался, разрубили напополам. В глазах его ученика застыло напряжение, а кулаки сжались. Шэнь Цинцю мог вообразить, что скрывало это мрачное молчание. «Я не хочу более терять вас». Не выдержав давления, Шэнь Цинцю сдавленно кивнул. — Обещаю. — Спасибо, — Бинхэ выдохнул и слабо улыбнулся. Шэнь Цинцю всё ещё не хотел оставлять его одного, но обещание было дано. Шэнь Цинцю взял себя в руки и сказал сдержанно: — Береги себя. — Этот ученик вернется как можно скорее, — Бинхэ, кажется, тоже не хотел уходить, но стены прошила заметная дрожь, сопровождаемая ревом воюющих. Быстро поклонившись, пряча чуть мрачные глаза, Бинхэ исчез. Делать было нечего — Шэнь Цинцю развернулся и побрел в сторону жилого крыла, попеременно ощущая активность демонических обитателей дворца вдалеке и одновременно — будто бы близко. Возможно, во всем виноваты защитные экраны, отражающие волны атак сверху, но предостеречься не помешало. Сюя взмыл в воздух рядом с хозяином и сопровождал его весь путь до спальных покоев. Шэнь Цинцю присел на кровать, чувствуя себя несколько неуверенно. Это не первый раз, когда ему приказано было уйти в безопасное место и ничего не делать, но первый раз, когда Шэнь Цинцю действительно послушался и не полез в гущу событий. Прежде, однако, он всегда чувствовал, что если не вступит в схватку, то произойдет что-то ужасное, но в этот раз что-то будто говорило ему, что с Бинхэ всё будет в порядке. Шэнь Цинцю занял позу для медитации прямо на постели, откуда лучше всего открывался вид на всё помещение, и закрыл глаза, контролируя всполохи энергии в коридоре силами своей ци. Он просидел так довольно долго. В жилом крыле за это время не появилось ни души, и Шэнь Цинцю начал переживать, что Система вдруг начнет снимать у него баллы за неактивность, но та молчала. Шэнь Цинцю раздраженно вздохнул. Сколько ещё ему предстоит так сидеть и ждать, когда всё кончится? Оказывается, быть принцессой в башне, ожидающей, когда принц повергнет дракона, было чрезвычайно скучно. Шэнь Цинцю ощущал себя бесполезным. Шэнь Цинцю настроил ци таким образом, чтобы ощущать движение неприятелей задолго до того, как те вступят в зону жилых помещений — наиболее защищенное место всего ледяного дворца. Под привычными «неприятелями» он представлял кого-то вроде человекоподобных, звероподобных или иных более-менее крупных существ, поэтому Шэнь Цинцю даже не фокусировался на какой-то уж совсем мелкой живности, понимая, что ей неоткуда взяться во дворце, только если это не какой-то уж совсем крохотный демонический слуга. Именно поэтому Шэнь Цинцю совсем не обратил внимания на тоненький пучок ци, мелькнувшей в коридоре совсем близко к его комнате. Почувствовал он его только тогда, когда этот пучок пробрался внутрь через щель в двери. Шэнь Цинцю выматерился, не ожидав, что его внимание будет обмануто малыми размерами врага, и выбросил перед собой Сюя, поставив одновременно защитный экран. Перед ним на полу очутилась… Крохотная зеленая змейка. Змейка высунула язычок и дернулась, поняв, что её обнаружили, а в следующее мгновение вдруг увеличилась в размерах, превращаясь в человекоподобное существо, растянувшееся на полу в молебной позе. — Господин Шэнь, п-прошу, прежде чем вы убьете этого недостойного, выслушайте… Шэнь Цинцю в мгновение ока пригвоздил шею змеелюда к ледяному полу своей ногой, ткнув острием Сюя в место, где должно было распологаться змеиное сердце. Глаза Шэнь Цинцю были расширены и буквально лучились презрением. Змеелюд сжался. Его глаза с вертикальным зрачком устремились на Цинцю в ответ. В них плескалась тревога и страх. — Чжучжи-лан, — процедил Шэнь Цинцю.