Па-па-па с протагонистом

      Мобэй-цзюнь не знал, что на него нашло. Почему он набросился на Ло Бинхэ, стоило ему увидеть, как тот нависает над Шан Цинхуа? Почему перенес жалкого слугу в свои, королевские, покои? Почему продолжает сидеть рядом с ним, даже если всё равно ничем не может помочь?       Шан Цинхуа, окруженный дюжиной подушек, перенесенных из покоев для гостей (сам Мобэй-цзюнь не пользовался ничем, кроме твердого валика, набитого ледяной крошкой), и укрытый тремя одеялами, пребывал в беспокойном сне, хмуря брови и шепча что-то в морозный воздух. Из его рта вырывался легкий белый пар — явный признак того, что, несмотря на все старания Мобэя, слабому человеческому телу было холодно.       Ледяной король, будучи в не самом лучшем расположении духа, с неудовольствием стучал когтистым пальцем по предплечью, откинувшись на спинку резного кресла, стоявшего около постели. Отбитые костяшки саднили, напоминая о недавней драке, а внутри клокотал комок странных чувств, которым Мобэй ещё не дал имён. Одно чувство, которое, однако, было ему хорошо знакомо — это злость.       Стоило Мобэй-цзюню вспомнить о «знаках расположения», которыми, со слов Ло Бинхэ, однажды обменялись Шан Цинхуа с человеком господина, или о том, как Ло Бинхэ вжимал Шан Цинхуа в пол, задрав его одежды, как злость накрывала его с головой. Она была так сильна, что леденила стены на расстоянии трех комнат от этой.       Мобэй-цзюнь думал, что знал себя: он верил, что его разум был холоден, как ледяная пустыня, в которой никогда не светило солнце, а сердце, что никогда не билось, всегда будет бесстрастным, как далекая белая луна. Но… оно билось. Словно в ответ на его мысли стук стал сильнее, и скулы Мобэй-цзюня застыли, как у нефритовой статуи. Он так и не успел привыкнуть к этому биению в груди.       Его ледяное сердце ожило не так давно, но уже доставляло Мобэй-цзюню много проблем. И, пусть Мобэй-цзюнь не до конца понимал, что это означало, он, тем не менее, знал, из-за кого это случилось. Король бросил острый взгляд синих глаз на спящего человека, словно пытаясь добиться от него извинений. Шан Цинхуа опять нахмурился сквозь сон. Мобэй-цзюнь хмыкнул. Глупый человек, беззащитный, а спит чутко.       Шан Цинхуа определенно что-то сотворил с ним. Только он виноват в том, что ледяной король изменился.       Но как слабому человеку это удалось? Какое заклятье он применил, чтобы заставить думать о себе всё время и желать быть ближе? С каких пор великий ледяной демон заступается за слугу и вступает в схватку с самим Северным лордом?       Сердце закололо. Раздраженно нахмурившись, Мобэй-цзюнь пустил из руки холод в область грудины так, как обычно затыкал кровоточащую рану, и неприятное ощущение притупилось, но не исчезло насовсем. Мобэй-цзюнь тяжело глядел на человека, и впервые в жизни в груди его царила боль, что прежде была ему совсем незнакома.       Шан Цинхуа что-то тихо промычал, заворочался, а потом вдруг чихнул, неосознанно зарываясь в одеяла глубже. Мобэй-цзюнь понял: ледяные чары, защищающие человека от холода, вероятно, развеялись. Не потому ли он не может согреться? Привстав с кресла, Мобэй-цзюнь наклонился над человеком, повернул его лицо на себя, коротко оглядывая нездорово-синие губы. Совсем замерз. Шан Цинхуа пискнул, желая отодвинуться и опять спрятать нос в одеяла, но демон придержал его за подбородок, не позволяя отвернуть голову.       Взгляд упал ниже, прямо на беззащитно выставленное горло, и по велению мысли на белой шее проступил голубой узор метки, кангой опоясывающий её по кругу. Знак принадлежности господину, знак верности слуги… Мобэй раздраженно вздохнул. Шан Цинхуа уже принадлежит ему, но почему же до сих пор кажется, что это не так? Взгляд снова скользнул выше, останавливаясь на потрескавшихся от холода губах.       Ло Бинхэ однажды сказал, что через поцелуй сила передается быстрей и эффективней, чем через любое другое соприкосновение. Ещё Ло Бинхэ сказал, что люди целуют тех, кого считают особенными. Мобэй-цзюнь, являясь чистокровным демоном, выросшим в культуре, где поцелуи были не в ходу, прежде не знал ни о первом, ни о втором. Однако, поцеловав Шан Цинхуа один раз, он сразу же принял решение отказаться от передачи силы как-то иначе. И не только из-за того, что так усвоить его чары было проще, но ещё и потому, что…       Это «потому» не успело облечься в слова, оставаясь простым ощущением, но… это ощущение определенно было из тех, что приносили демону очевидное довольство.       Сглотнув, Мобэй-цзюнь медленно склонил голову и коснулся холодных губ, передавая свою силу…       И ровно в этот момент Шан Цинхуа очнулся ото сна.       Человек резко отпрянул, широко и испуганно распахивая глаза. Мобэй-цзюнь взглянул на него неприязненно и опустился в свое кресло. Его губы легко-легко покалывало.       — М-мой король… — выдавил Цинхуа, выглядя совершенно потеряно, как птенец, выпавший из гнезда. По щекам его расползался румянец. — Вы… сейчас…       — Дал тебе чары, чтобы ты не умер в моей постели, — безразлично фыркнув, сказал Мобэй-цзюнь.       — Ах. Понятно, — тише слышимого сказал Цинхуа, опуская глаза, а потом вдруг стал запинаться ещё сильнее: — Т-так мы у в-вас в покоях? П-после того, как я… как господин Ло со мной… Вы пришли за мной? — Шан Цинхуа с надеждой взглянул на своего короля, но напоролся на просто убийственный взгляд — и заткнулся, почувствовав, как воздух комом встал в горле. Он сказал что-то не то?       — Донести тебя сюда было сподручней, — явно сдерживаясь, низко пророкотал Мобэй. — Тебя что-то не устраивает?       — Всё устраивает, — сдался Цинхуа, наконец, замолкнув. Мобэй видел, как бегает его взгляд под полуприкрытыми веками — явно ведь хотел сказать что-то ещё, но молчал, не желая наткнуться на ещё один гневный ответ. Но Мобэю было всё равно — или, по крайней мере, он так думал.       Король встал, готовясь уйти, но Цинхуа не выдержал и снова открыл рот:       — Мой господин, простите меня.       Мобэй-цзюнь замер.       — За что?       — За то, что занимаю вашу постель? — неуверенно отозвался человек. — И вечно злю вас. И приношу много проблем. Этот ничтожный не знает, отчего является причиной вашего гнева, но…       — Не знаешь… — усмехнулся Мобэй, не поворачиваясь, и сказал уже будто самому себе, еле слышно: — Я и сам уже… не понимаю.       — Мой король? — в горле Цинхуа стало сухо.       — Тот, кто обменивается знаками расположения с человеком и лежит под демоном, будучи скрепленным связью с другим демоном, должен знать своё место, — голос Мобэя обрел силу и звучность. — Будешь сидеть под домашним арестом, пока не накопишь сил.       — Ч-что? — опешил Шан Цинхуа. — Н-но мой король! Я не до конца понимаю, о каких знаках вы говорите! Господин Ло сам при-прижал меня к полу у себя в кабинете, однако мы с ним ничем таким не занимались… то есть… отдаться господину Ло я бы никогда не…       Отчего-то страшно помрачнев на последних предложениях, Мобэй вдруг с силой вдарил кулаком по стене, осыпая иней с потолка в провалы балдахина и на мебель, тем самым совершенно явно показывая, что разговор окончен. Смертельно холодный взгляд синих глаз, показавшийся из-за плеча короля, впился в сжавшуюся фигурку Шан Цинхуа, повисла угрожающая пауза, и Мобэй-цзюнь, не сказав более ни слова, покинул помещение.       У Шан Цинхуа упали плечи. Мобэй… ушел? Просто так взял и ушел, не дав этому ни в чем не повинному старику даже объясниться? Шан Цинхуа ощутил прилив жуткой обиды — да разве я могу вас предать? Разве я не готов хоть жизнью ради вас пожертвовать?       В уголках глаз застыли слезы, но Цинхуа резко завернулся в одеяло и засопел в подушку, не дав им потечь по щекам. Хорошо, что он однажды всё-таки добавил в этот мир подушек в виде валиков из ткани и мягкой набивки, а не фарфора или камня. «Разве не жестоко давать женушкам протагониста страдать от ревности или разлуки на одном только холодном камне да дереве?» — думалось ему в далеком прошлом. Забавно, что теперь сам Цинхуа смог сполна нарадоваться этому своему решению.       Спать больше не хотелось, но не хотелось и вставать, и в голову вновь полезли всякие мысли. Мобэй опять злится ни про что, хотя ещё недавно, казалось, всё налаживалось, а из-за чего? Из-за того, что Шан Цинхуа дал повод для уличения его в предательстве? Но то ведь была обычная, мать ее, случайность! И как теперь убедить в этом Мобэй-цзюня?       Цинхуа рывком поднялся на постели, но, почувствовав сильную пульсирующую боль в виске, упал обратно на подушки. В животе тянуло, очень хотелось есть: его меридианы, как и желудок, были пусты, и сил для поддержания инедии взять было неоткуда. Цинхуа уронил кулак на постель. Он знал, что никто ему еду не принесет, а сам он сходить за ней не сможет — дверь-то наверняка была заперта сдерживающими заклинаниями, снять которые у Цинхуа просто не было сил. Вот у Цинцю все хорошо. У него есть ласковый протагонист, который ему каждый день ножки целует и хоть луну с неба сорвать готов. А что у Цинхуа? Холод, унижение и побои. Вот тебе и распрекрасная жизнь Бога целого мира…       Свернувшись калачиком, Цинхуа забылся тревожным сном. Проснувшись, он ощутил ещё больший голод, но принял решение терпеть. Слава небесам, что сейчас ему хотя бы не было холодно. Цинхуа потерял счет времени, бессмысленно глядя в опущенную створку иссиня-темного балдахина и вспоминая поцелуй, который его разбудил. До сих пор чувствуя фантомное прикосновение холодных губ к своим, Цинхуа не ощущал ничего, кроме горечи. Ну почему, почему у них опять всё не слава богу?       Словно соглашаясь, его живот громко заурчал — и вот тогда-то Цинхуа стало по-настоящему себя жалко. Расклеившись, он громко шмыгнул и утер нос рукавом ханьфу, наполовину порванного стараниями протагониста. Обычно он сдерживался, но сейчас как-то… навалилось всё, и плотину как прорвало…       И вот таким — зарёванным и совершенно несчастным — его застал Шэнь Цинцю. Цинхуа бы удивился его появлению, да был слишком занят оплакиванием своей судьбы.       — Самолёт! — фигура заклинателя возникла у постели, придержав тяжелый балдахин. — Самолёт, ты живой?       — Иди к чёрту… Видишь же, не-е-ет, — тихонечко взвыл Цинхуа и отвернулся.       — Ох, — Шэнь Цинцю сел на постель и положил руку ему на плечо в жесте поддержки. Цинхуа заскулил ещё горше — он столько лет притворялся куклой «бей-не хочу», но и у него были свои лимиты! — Слишком громкий ты для покойника, — заметил Цинцю.       — Это всё он… Он просто невозможен! — пожаловался Цинхуа, не дожидаясь расспросов. Цинцю понятливо кивнул: ему не нужно было уточнять, какой такой «он» обидел Шан Цинхуа, всё было ясно и так. — Намекнул, что я ему недостаточно верен! И твоего Ло Бинхэ приплел! — при упоминании Ло Бинхэ Шан Цинхуа тяжело вздохнул. — Вот честно тебе скажу, наш господин Ло — страшный человек. Он из меня чуть всю душу не выпил, пока ци перетягивал! В нем нет и капли человечности!       — Касательно этого… — Цинцю поморщился снова, но заведенного Цинхуа было не остановить.       — И зачем ему понадобилась моя ци, в конце концов! — всхлипнул Цинхуа. — Если он так много потерял в бою с… кем бы ни были эти нападающие… то его сил вполне бы хватило, чтобы себя вылечить…       — Он лечил не только себя. Мне тоже досталось.       — Ты участвовал в битве? — чуть повернулся Цинхуа, утирая нос рукой.       — Да, можно сказать и так, — пожал плечами Цинцю. Ну, может, это не совсем правда… В конце концов, большую часть вторжения он провел, собирая вековую пыль в подземных коридорах с Желейкой. — И, эм, — Цинцю замялся, а потом выпалил на одном дыхании: — Я как раз хотел извиниться. И поблагодарить. За ци, то есть. Спасибо, Цинхуа, ты меня просто спас! Иначе я бы черт знает сколько в отключке провел. А ведь был близко — чуть прямо в коридоре не опрокинулся…       — Не понял, — Цинхуа медленно подтер опухшие глаза уголком одеяла и вперился в Цинцю осознанным взглядом. — Так Бинхэ… забрал мою ци… чтобы отдать её тебе?       — Ну… да, — криво улыбнулся Цинцю. И еле-еле успел парировать разящий выпад кулака первой попавшейся подушкой. Вот черт! Цинхуа оказался поразительно более живым, чем был ещё секунду назад!       — О, Небеса! О, Бездна! — Цинхуа застонал, злостно дерясь с выставленной вперед подушкой: — Да я чуть не помер там! Знаешь, как это было больно, когда из тебя вытаскивают ядро? Почему мне нельзя было просто сесть с тобой, чтобы плавненько, не спеша, передать эту гребаную ци? Я, считай, на том свете с бабушкой поболтать успел!       — Я понимаю, — быстро проговорил Цинцю, скорее из вежливости, чем по-настоящему защищаясь подушкой от беспорядочных ударов ослабевшего Цинхуа, — и потому принес кое-что, чтобы загладить свою вину! — легко перехватив его руку, Цинцю чуть сместился, чтобы показать принесенный поднос, который оставил на прикроватном комоде. — Курица по-сычуаньски.       Шан Цинхуа, застыдившись того, как легко его остановили, тут же замер, уставившись на поднос, как на восьмое чудо света.       — Откуда ты это достал? — голос Шан Цинхуа внезапно сел, а глаза превратились в блюдечки. Так этот запах ему, значит, вовсе не привиделся с голодухи!       — Надиктовал Бинхэ рецепт по памяти, он и приготовил. Кажется, это единственное, что я готовил себе в студенчестве, — Цинцю взял поднос в руки и аккуратно поставил прямо на постель. Цинхуа застыл над своей мечтой долгих-долгих лет, чуть ли слюной не капая. — Подходящих ингридиентов на кухне было не так много, ему пришлось импровизировать. Так что эта «курица», скорее, не курица, а какой-нибудь местный монстр, но…       — Ты прощен, — даже не дослушав, Шан Цинхуа с радостью вцепился в миску и со слезами счастья на глазах принялся пачкать рот, набивая полные щеки еды большой ложкой. — Это… и прамвда фкуфно! Уау!       — Не подавись, — фыркнул Шэнь Цинцю. Он прекрасно видел, что Шан Цинхуа всё ещё не до конца в порядке, но был рад, что ему удалось поднять его настроение хотя бы такой мелочью.       — Так… — подобревший Цинхуа удивительно быстро отвлекся от своих переживаний на гораздо более интересную тему — тему чужих любовных похождений. Не переставая жевать с блаженным выражением лица, он поинтересовался с хитрецой: — Вы потому с дражайшим господином Ло в коридоре целовались? Чтобы ци передать?       — А, — Шэнь Цинцю поморщился, вспоминая, кто оказался свидетелем их с Бинхэ коридорного бесстыдства. — Хм… да…       — Судя по уровню страсти, я наткнулся на ту самую сцену, где «протагонист, не щадя жизни своей, спасает драгоценную жемчужину своего сердца за пару секунд до»? Наверняка ещё и таймер сверху пиликал, мол, «давайте уже, дети мои, время поеба...»? — кривая улыбочка Цинхуа стала ещё более скабрезной, за что Цинхуа незамедлительно получил тычок в бок.       — Эй, откуда знаешь про таймер? — тихо зашипел Шэнь Цинцю.       — А? — секунда, и оба замерли. — Серьезно?! — Шан Цинхуа покатился со смеху, а Цинцю залился предательской краской, поняв, что выдал сам себя.       — Тупой автор, тупая Система, — заворчал Цинцю под аккомпанемент унизительного «у-у-у» со стороны веселящегося Цинхуа. — Два сапога пара. У вас даже стиль мышления общий, — беззлобно фыркнул он, мысленно рисуя «1:0» в пользу Шан Цинхуа. Система и Цинхуа ходили на одни курсы по «Внедрению-Ненужной-Сексуальной-Напряженности-В-И-Без-Того-Запруженный-Сюжет»?       Когда чудесная курочка кончилась, они поболтали ещё немного, и разговор сам собой перетек к обсуждению дел. На вопрос о том, кто такой этот таинственный мальчишка-наследник, из-за которого между Королевствами вот-вот готова была вспыхнуть война, Цинхуа только плечами пожал, мол, не знаю никакого брата Ша Хуалин, такого не прописывал.       Это заставило Шэнь Цинцю насторожиться. Может, не все в этой истории так чисто, как кажется. Чтобы сам автор придуманного им мира не понимал, о чем идет речь? Подобное было возможно только в том случае, если Цинхуа на самом деле забыл о создании такого персонажа. Или же если…       Если «наследником» был ещё один попаданец.       Взволнованный Шэнь Цинцю тут же озвучил эту идею. Шан Цинхуа встретил её с пораженным бульканьем. В следующую секунду со стороны обоих хостов Системе полетели настойчивые сообщения, однако разрешилось всё довольно быстро: за каких-то сто баллов Система милостиво сообщила, что после «Хоста 1» и «Хоста 2» новых пользователей в этом мире не наблюдалось. Два брата-попаданца поломали голову ещё немного, но ни к какому выводу не пришли.       — На самом деле, Ло Бинхэ рассказал мне не так уж много, — признался Шэнь Цинцю. — Возможно, лучше будет спросить у Ша Хуалин. Это ведь напрямую касается её.       — Она наверняка где-то у Мобэя, — отозвался Цинхуа. — Хоть Ша Хуалин и сильная демоница, но и ей не чужд холод. Тем не менее, чары защиты получать не хочет — гордая слишком. Вот и остается только, что сидеть рядом с его кабинетом, там приемная — жаркий рай посреди ледяной пустыни. Не все послы из-за границы хорошо переносят холод, потому иногда переговоры ведутся там, чтобы гостям было комфортно.       — У Мобэй-цзюня, да? — Цинцю разочарованно качнул ногой, закинутой на ногу. — Не думается мне, что он будет рад меня видеть. Я встречал его, когда шел сюда в первый день после пробуждения, чтобы навестить тебя, но он в крайне злобной манере запретил мне даже приближаться к этим покоям. На второй день тоже не вышло. Я выждал ещё немного, попросил у Бинхэ ключ-заклинание от запертых дверей, и… вот я здесь.       — Оу, — Шан Цинхуа даже подивился тому, сколько проспал. Неудивительно — ведь у него на самом деле было мало энергии. Теперь понятно, почему ему так дико хотелось есть. Вообразив, как братец Огурец, что мог принести ему эту потрясающую курочку ещё целый день назад, отступает под презрительным взглядом Мобэя, он ощутил что-то наподобие понимания. А потом вдруг подумалось, что Мобэй, в отличие от Огурца, наверняка даже и не думал навещать его, и Цинхуа поник. Неужели ему было бы всё равно, умри его слуга с голоду? — Да, Мобэй… уходил отсюда в жутком расположении духа.       — А ты не заметил кое-что… необычное? — поднял бровь Цинцю.       — Что?       — Он злится, решив, что тебя с Бинхэ что-то связывает, — Цинцю заговорщически наклонился вперед. — Держит подле себя. Не подпускает кого-либо к этой комнате. Тебе не кажется, что… он, на самом деле, заботится о тебе?       — Невозможно, — грустно усмехнулся Цинхуа. — Я не думаю, что прописывал роду ледяных демонов что-то настолько… человеческое, — Цинхуа почесал нос, задумавшись. — Скорее, он просто злился из-за того, что подумал, будто я готов быть более «лояльным» к Бинхэ, чем к нему. Ну, ты понимаешь. Связь господин-слуга. Никому не понравится, если твой подчинённый начнет жаться к кому-то ещё. Пусть и было-то ровно наоборот…       — Но что ты тогда скажешь про то, что он ввязался за тебя в драку с Ло Бинхэ? Стараниями твоего Мобэя, Бинхэ до сих пор лечит синяк под губой.       Шан Цинхуа пораженно распахнул глаза.       — Я этого не знал, — пробормотал он, ощущая тепло за грудиной.       — Кроме того, Ло Бинхэ передал мне, что Мобэй-цзюнь спал сегодня в соседнем помещении. Разве же это нормально для ледяного короля — полностью уступать свои покои, чтобы самому ютиться в какой-то комнате для гостей?       Услышав это, Шан Цинхуа окончательно потерялся. А ведь действительно — он же спал всё это время не абы где, а в постели северного короля. В покоях его Ледяного Величества. И Мобэй-цзюнь не выкинул его за шкирку, когда он очнулся — напротив, оставил здесь под замком!       Шэнь Цинцю ободряюще похлопал потрясенного до глубины души товарища по плечу и поднялся:        — Это только мои наблюдения, но… как по мне, что-то меняется. Подумай над этим, — собираясь занавесить постель балдахином, Шэнь Цинцю добавил напоследок: — Самолет, как поднимешься на ноги, приходи, мы организуем собрание. Пора выдвигаться в Западное королевство.       — Хорошо, — рассеянно ответил Шан Цинхуа, плавая в бушующем океане своих мыслей, а потом медленно повернул голову к комоду и спохватился: — Братец Огурец, забери поднос! Не знаю, как отреагирует Мобэй, если узнает, что ты здесь был, но лучше не провоцировать его лишний раз, правда?       — Ох, верно.       — И, эм… Огурец, не ты ли принес… это? — Шан Цинхуа только что заметил, как на том же столике, где Цинцю оставлял поднос, стояла, красуясь ледяным боком, глубокая изящная чаша, доверху наполненная чем-то.       — Что? Нет. — Шэнь Цинцю задумчиво поглядел на вазочку с миндалем, грецким орехом и тыквенными семечками, перемешенными с кусочками сладкого сушеного имбиря и женьшеня. — Не знаю, Самолёт, откуда это здесь, но… я бы не смог найти таких продуктов во дворце.       — Ага, — потерянно ответил Шан Цинхуа.       Шэнь Цинцю чуть покачал головой, смотря на эту вазочку, обратил на Цинхуа понимающую улыбку и сказал:       — А всё-таки подумай над тем, что я сказал.       Когда Шэнь Цинцю вышел, оставив Шан Цинхуа отдыхать, взгляд Цинхуа так и прикипел к этой странной пузатой вазочке. Не только её появление в этой комнате, но и наполнение казались Цинхуа странными. Это принесли слуги для своего короля? Но Мобэй-цзюнь ведь навряд ли мог проявить любопытство к пище, которая не была мясом. Так почему…       Шан Цинхуа вдруг припомнил один престранный разговор между ним и Мобэй-цзюнем.       — Какая еда у людей считается полезной?       — О, — вопрос короля застал заклинателя врасплох. — Разная, мой господин. Чаще всего люди превозносят дары почвы. Люди склонны давать пище разные полезные свойства: зерно улучшает пищеварение, поэтому его рекомендуют старикам, плоды груши благотворно влияют на цвет кожи, потому они любимы девушками…       — А что для мужчин?       — Мужчин?       — Мужчин, — Мобэй-цзюнь поглядел на него, как на дурачка. — Для повышения сил. Шан Цинхуа, сам того не желая, покраснел. Его король имеет в виду нечто для… той самой мужской силы? Эм…       — О-орехи, мой король? Ещё корень имбиря… и, кажется, женьшень.       — Ясно.       Шан Цинхуа взял вазочку дрожащими руками и съел один орешек. Внутри зашевелилось что-то теплое, и он, не сдержавшись, уронил голову, тихо смеясь.       Пожалуй, Мобэй всё же тогда имел в виду то, что и сказал прямым текстом — еду, которая придаст мужчине сил, то есть, самую обыкновенную физическую силу. Но Шан Цинхуа явно Мобэй-цзюня не понял — и потому сейчас ел то, что когда-то своему королю и насоветовал. Пищу для повышения потенции… Какая ирония.       Медленно отправляя в рот кусочек за кусочком, поглядывая на все эти подушки, что никогда не требовались его королю, и ощущая призрачное касание поцелуя на своих губах, Шан Цинхуа медленно таял. Несмотря на то, что поведение Мобэй-цзюня ему было не понять, он знал, что его хотя бы не ненавидят.       И…       В это было очень опасно верить, но что, если Шэнь Цинцю… на самом деле прав? Насчет заботы? И того, что что-то меняется?       Вокруг лежал иней, а Шан Цинхуа бросило в жар. «Это… не может быть правдой? Или…»       Тихо застонав, он спрятал лицо в коленях. Опасно. Так легко верить — очень, очень опасно…       Но так хочется.

***

      Прошло несколько дней. После нападения демонов, крадущих лики, дворцу потребовался косметический ремонт, но для слуг королевской семьи Мобэй это было сущим пустяком — всё сверкало и блестело уже через считанные сутки. Вторжение, конечно, несколько сбило подготовку к отъезду, но самые главные приготовления были уже завершены, и дело оставалось за малым — всем участникам путешествия необходимо было собраться за одним столом, чтобы разъяснить некоторые детали, проникнуться вдохновляющей речью и уже тогда спокойно трогаться в путь.       Шэнь Цинцю был в какой-то степени воодушевлен: разве это собрание не будет похоже на общий сбор Мстителей перед какой-нибудь важной миссией?       Тем не менее… воодушевление Шэнь Цинцю разделяли не все. Точнее, почти никто, кроме него.       Шан Цинхуа, окрепнув, вышел из комнаты, свиделся с Мобэй-цзюнем, но дальше холодной отстраненности за завесой работы у них отношения не продвинулись. Итог? Мобэй-цзюнь заперся в своем кабинете, не желая ни с кем видеться, а Шан Цинхуа, очевидно, впал в уныние, потеряв всякое желание работать. Что касалось Ша Хуалин, демоница то без устали дрессировала своих подчиненных в темнице, чтобы не бунтовали во время перевозки домой, то грелась в кабинете по-прежнему мрачного Мобэй-цзюня — в общем, была сильно занята. Ну, а Ло Бинхэ, что всё время торчал в библиотеке, работая над заклинаниями и выискивая рецепт противоядия в древних фолиантах, определенно точно не желал пускаться в путешествие без того, чтобы «обезопасить учителя от возможных неприятностей». Этот и вовсе был рад любой возможности посидеть за книгами «ещё немного, шицзунь, ну пожалуйста!».       Из-за того, что все участники будущего путешествия были оторваны друг от друга — физически, будучи разбросанными по разным углам дворца, и, что самое главное, психологически (чего стоит только эта стужа между Цинхуа и Мобэем?) — их даже «командой» назвать было трудно. И всё-таки не терпящий непорядка Шэнь Цинцю, закатав рукава, добился того, чтобы собрание было проведено сегодняшним вечером. Больше их ничто в этом замке не удерживало, и заклинатель ощущал тихую тревогу, какая иногда посещала его перед вступлением в новое и неизведанное.       Когда безмерно усталый Шэнь Цинцю брел по бесконечным ледяным лабиринтам, ему уже было все равно — лишь бы лечь и уснуть, чтобы хоть немного отдохнуть перед собранием. Сегодня они с Бинхэ снова просидели в библиотеке до помутнения перед глазами, но успеха в поисках противоядия так и не достигли. Ло Бинхэ, заметив усталость шицзуня, предложил ему отдохнуть. Шэнь Цинцю согласился и пошел первым.       Заклинатель вздохнул, потирая переносицу. До спальни Ло Бинхэ, которую они в последнее время делили пополам, чтобы поддерживать стабильный поток ци в его теле, было не меньше трех коридоров, а казалось, что все десять. Как же он устал.       К начинающейся головной боли присунулся голос Системы:       [Дорогой хост! Вы забыли про подарок этой Системы, не так ли? Т___Т]       «Нет, что ты! Давай! Что за подарок?»       Черт, а ведь он и правда забыл. За что этот подарок ему вообще причитается? Уж не за «па-па-па» ли с протагонистом? Шэнь Цинцю озарило: и то верно. Кажется, он сказал, что выберет подарок позже, потому что момент был неудобный, а потом и вовсе про него забыл…       Перед глазами возникло веселое разноцветное окошко с анимацией пузатого подарка, перевязанного лентой, сопровождаемой звуками фанфар. Внизу выпрыгнули две кнопки: «принять» и «отклонить».       [За проявленное рвение и невероятные старания хоста эта Система готова подарить Вам «малый движок» развития романтического сюжета! o(❛ᴗ❛)o]        «…»        «Премного благодарностей, но правда не надо. Оставь при себе».       Знает он, что это за движок такой, уже испытано на собственной шкуре, спасибо.       [Нет, дорогой хост, подождите! Эта Система обещает, в этот раз — никаких пошлостей! (⁄ ⁄>⁄ ▽ ⁄<⁄ ⁄)]       Шэнь Цинцю это заверение не впечатлило.       «Даже если ты так говоришь, я не могу тебе верить».       [Отказ от подарка стоит 1000 очков. Вы уверены?]       Шэнь Цинцю аж поперхнулся от столь резкой смены тона.       «Видимо, у меня в который раз нет выбора, не правда ли?»       Вздохнув, Шэнь Цинцю задержался взглядом на зеленой кнопке «принять». Система радостно пиликнула.       В другом конце дворца Ло Бинхэ, что уже несколько дней не только пытался найти противоядие от яда перевертышей, но и корпел над вариантами того, как можно уберечь Шэнь Цинцю, не заключая с ним сделки «раб-господин», вдруг посетило озарение, подобное благоволению свыше.       Он застыл с кистью в руках, широко распахнув глаза, и капля чернил размазала последние иероглифы заклинания, что должно было помочь сымитировать магию демонического контракта. Но Ло Бинхэ это уже не волновало. Потому что…       Не надо. Не надо ничего имитировать! Всё получится и так!       Ло Бинхэ сдернул длинный лист бумаги со стола, достал вместо него новый и принялся быстро-быстро выводить новую формулу, листая демонический трактат для ориентира. Они с учителем заключат контракт, но не как человек с демоном, а как демон с демоном!       На первый взгляд, казалось, глупость — магию не проведешь — но Ло Бинхэ знал, что никакая хитрость здесь и не нужна. По сути, составляющая заклинания ничуть не менялась — менялась лишь оболочка, зато границы дозволенного при этом достигали неизведанных высот! И плевать, что никто никогда не делал подобного раньше. Ло Бинхэ не впервой было изобретать что-то с нуля, выходя за рамки привычного.       Глаза его зажглись, и сердце застучало как бешеное — если шицзунь согласится на это, то они… они станут друг другу…       Ох, лишь бы только шицзунь согласился!..       Ло Бинхэ наскоро дописал заклинание, нетерпеливо наслал на бумагу чары, сушащие чернила, и, свернув бумагу в свиток, выскочил из библиотеки. Пульс отдавался где-то в глотке, а метка, кажется, воссияла от возбуждения — Бинхэ был по-настоящему взволнован настолько, что голова кружилась, и дышать становилось трудно. Как он раньше не додумался до подобного!..       Шэнь Цинцю, в свою очередь, беспрестанно зевая, добрался, наконец, до покоев. Отворив двери, он сделал шаг вперед, поднял голову и… вперился в два желтых глаза, сопровождаемых сияющей улыбкой.       — Мастер Шэнь, здра…       Двери покоев с грохотом захлопнулись. С лица Шэнь Цинцю сошли все краски, но он сумел мужественно удержаться от позорного вскрика.       Срань господня, что за гребаный скример!       Это же… Чжучжи-лан? Какого черта?!       Быстро оглядев коридор на наличие лишних пар глаз и ушей, Шэнь Цинцю спокойно отворил двери вновь, сохраняя холодную бесстрастность, и увидел всё то же лицо, но уже чуть более любопытное:       — Мастер Шэнь, всё в порядке?       Шэнь Цинцю на мгновение прикрыл веки.       Хоть за всё время после пробуждения Шэнь Цинцю ни разу не поднимал тему Чжучжи-лана в разговоре с Ло Бинхэ, это не значит, что он о нем забыл. Просто… он пока не знал, как о нём рассказать. Шэнь Цинцю несколько раз пытался заговорить первым, но каждый раз, когда он хотел обратиться к Бинхэ, тот выглядел таким занятым и усталым, горбясь над столом, заваленным свитками и книгами, что Цинцю отступал.       Тогда он успокаивал себя тем, что рассказать можно и попозже — хотя бы после того, как он придумает достойный вариант изложения ситуации, который не покажется смехотворным. Тем не менее, любой из тех, что он прокручивал в своей голове, был именно таким. «Бинхэ, Чжучжи-лан не враг, как нам казалось, а совсем даже наоборот, а ещё он сейчас где-то в замке, но может вылезти из любой щели в любую секунду!». Да глупости! Бинхэ даже слушать его дальше не станет, сразу разберет дворец по камешкам, чтобы ухватиться за юркий зеленый хвост! «Бинхэ, ты только не переживай, но твой шицзунь подпустил к себе одного из наших злейших врагов, пока ты был занят с вторжением, и принял его помощь…». О, нет, тогда Бинхэ и шагу лишнего из-за своей гиперопеки сделать не даст…       Кроме того, Шэнь Цинцю все ещё не знал, можно ли верить Чжучжи-лану на самом деле. Что скрывается за его добротой — действительно ли желание выполнить долг или же что-то ещё?       Покрутив всю известную ему информацию и так и эдак, Цинцю пришел только к одному выводу: если бы Чжучжи-лан на самом деле вынашивал злые планы, он бы уже попытался убить его. Или Бинхэ. А может, и обоих сразу! После вторжения они были как никогда близки к искажению ци, и для того, кто знает все потайные ходы замка, воспользоваться их слабостью было бы лучшим вариантом, чтобы проникнуть в их комнату, и…       Но Желейка не навредил им ни во время вторжения, ни после него. Что-то подсказывало Шэнь Цинцю, что он и не попытается впредь.       — Что ты здесь делаешь? — тихо и торопливо вопросил Цинцю, плотно прикрывая створки за собой.       — В прошлый раз мы не смогли закончить нашу беседу, мастер Шэнь. Я не смог прийти к вам раньше из-за того, что вас непросто было застать одного. Не сочтите за дерзость столь неожиданное появление, но этот нижайший воспользовался первой подвернувшейся возможностью, — поклонился Чжучжи-лан.       Шэнь Цинцю вздохнул, потирая виски. Под «непросто застать одного» Чжучжи-лан, видимо, имел в виду Ло Бинхэ, который лип к нему день и ночь.       — Не уверен, из каких тайных ходов ты вылез, но, возможно, лучше бы тебе пока спрятаться обратно. Я так и не поговорил с Ло Бинхэ, — признался Шэнь Цинцю. — Ты ведь знаешь, что он может исполнить свою месть немедля, как только на тебя наткнется?       — Этот прислужник понимает, — грустно кивнул Чжучжи-лан. — Он не будет противиться, даже если господин Ло в качестве расплаты возжелает рассечь меня надвое. Это тело не так просто убить — оно срастется вновь через какое-то время.       Шэнь Цинцю внутренне ужаснулся. Желейка, неужели подобный исход тебя совсем не пугает? Или для демонов это в порядке вещей — раз в недельку предаваться радостям экзекуции?       — Не волнуйтесь, господин Шэнь, — улыбнулся Чжужи-лан. — Этот нижайший понимает, что для того, чтобы услужить вам в полной мере, ему нужно сперва заслужить ваше доверие.       — Ты настроен решительно, не так ли? — Шэнь Цинцю внимательно оглядел змеелюда. В чужих глазах селилась уверенность и покорность. Опустившись на колени и глубоко поклонившись, Чжучжи-лан ответствовал:       — Я готов сделать всё, чтобы быть вам полезным.       На этом моменте Шэнь Цинцю перемкнуло. Это было так похоже на…       — А знаешь что? — Шэнь Цинцю отошел от двери и насилу усадил Чжучжи-лана на стул. — Я… не дам тебя тронуть, — сказал он, и Чжучжи-лан удивленно на него воззрился. — Я попробую довериться тебе, Чжучжи-лан, — произнес Шэнь Цинцю тихо и серьезно, — а ты не подведи меня в ответ.       — Да, мастер! — Чжучжи-лан улыбнулся робко, как потерянный ребенок, которого впервые приласкал взрослый, и в Шэнь Цинцю что-то дрогнуло. Он уверился, что чутьё его не обманывает: Чжучжи-лан на самом деле хочет ему помочь. А сам он совсем не хочет давать пощёчину тому, кто искренне к нему тянется.       Эй, у этого учителя не каменное сердце, понятно?! Как он может не поверить этим глазам, сияющим звездами, словно отраженными от самого священного озера Лушуй, если на родном пике на него схожим образом глядели десятки пар глаз его воспитанников, среди которых был и Ло Бинхэ?       В общем, в Шэнь Цинцю проснулся самый настоящий родительский инстинкт, и он ничего не мог с собой поделать. У Желейки больше не было того, кому можно довериться, а Цинцю был не против взять под крыло ещё одного птенца. Да, конечно, с Чжучжи-ланом ещё стоило провести подробный серьезный допрос, возможно, даже применить зелье правды, но до сей поры Шэнь Цинцю было довольно и того, что тот однажды спас ему жизнь, искупив вину за прошлое. Шэнь Цинцю был готов дать ему шанс.       Зрачки Чжучжи-лана вдруг стали узкими, как щелочки, и он быстро проговорил:       — Кажется, сюда приближается господин Ло.       «Прямо сейчас?!» — испугался Шэнь Цинцю. Времени на раздумья больше не осталось. Чжучжи-лан уже усаживался на колени по центру комнаты, очевидно готовясь встретить Ло Бинхэ лицом к лицу, как Шэнь Цинцю поймал его за локоть и быстро вытолкал его за ширму, шикнув: «Жди!». Буквально в тот же момент, когда Шэнь Цинцю обернулся к двери, та с шумом распахнулась, и на пороге предстал сияющий Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю подавил желание закрыться рукой — так слепил тот свет, что его окутывал.       — Шицзунь! — Ло Бинхэ подлетел к Шэнь Цинцю. — Я принес хорошие вести!       — И у меня есть… кое-какие новости, — выдавил улыбку Шэнь Цинцю. Ох, неужели Ло Бинхэ достиг успехов в своих исследованиях? Если так, то это просто замечательно, он ведь столько над этим работал! Но… Шэнь Цинцю закусил губу, бросая быстрый взгляд назад, на ширму. Прости, Бинхэ. Мои новости навряд ли тебя обрадуют.       — И у вас тоже? — опомнился Ло Бинхэ и со смущением отошел на шаг назад. — Простите, я… я довольно взволнован…       — Я тоже, — признался Шэнь Цинцю.       — Прошу, шицзунь, говорите первым, — Ло Бинхэ уже поумерил пыл и спрятал свиток, который принес с собой, за спину. Весь его вид выражал крайнюю степень смущения, воодушевления и взволнованности одновременно; казалось, он хотел сказать о чем-то действительно важном.       «Ну что же, значит, не будем с этим затягивать…». Шэнь Цинцю собрался с духом. Ему было жутко неприятно, что придется испортить это чудное настроение, но…       — Видишь ли, Бинхэ, — начал Шэнь Цинцю, — насколько тебе известно, во время вторжения демонов-перевертышей во дворец этот мастер подвергся нападению. Тогда он не знал, что нападающие являются сущностями, которые меняют лики, был обманут и ранен, но ему… помогли отбиться. Ты, верно, не поверишь моим словам, но…       — Подождите, — Ло Бинхэ медленно посмотрел куда-то за спину Шэнь Цинцю. Взгляд его стал острым. Заклинателю стоило больших усилий остаться на месте, сохраняя ровное выражение лица. Черт, неужели уже обнаружил?! — Здесь кто-то есть?       — Как раз об этом… Стой-стой, я ещё не закончил! — поспешил сказать Шэнь Цинцю, заметив, как угрожающе вспыхнул красный огонек демонической метки, но было поздно. Он и глазом моргнуть не успел, как Ло Бинхэ оказался за его спиной, с грохотом отбрасывая ширму в сторону, чтобы найти за ней…       Чжучжи-лана, скромно сидящего на коленях и смиренно глядящего на них обоих снизу вверх. Ло Бинхэ застыл, как громом пораженный.       — Здра… — вежливо начал змеелюд, но Бинхэ уже материализовал демонический огонь, одной сокрушительной волной направив его на врага.       — Учитель, берегитесь! Это он! — закричал Бинхэ, скалясь и закрывая собой Шэнь Цинцю. Чжучжи-лан еле-еле успел увернуться и вскочить на ноги. Несмотря на то, что он был согласен принять равноценную смерти Шэнь Цинцю кару, подобная атака спалила бы его до пепла, и никакая регенерация уже не помогла бы!       — Я знаю! — закричал в ответ Шэнь Цинцю. Опять! Это опять происходит! Всё катится в Бездну! — Ло Бинхэ! Не руби сгоряча!       То ли из-за шума яростно ревущего духовного огня, перекрывающего любые звуки, то ли из-за собственного упрямства, но Ло Бинхэ и не думал отступать, продолжая скалиться, как волк, защищающий свою территорию.       — Я тебя убью, — зарычал Ло Бинхэ Чжучжи-лану, создавая сразу три меча, пышущих силой ада. Комната начала полниться миазмами, из-за которых в легких становилось тяжело и больно, и Шэнь Цинцю понял, что не сможет допустить той же ошибки, что и с Лю Цингэ.       — Не надо! — Шэнь Цинцю быстро заслонил собой змеелюда, и Ло Бинхэ замер. Внутри него поднялась волна яростного непонимания. Шэнь Цинцю… Почему он защищает это дьявольское отродье?!       — Учитель, дайте мне с ним разобраться!       — Нет! Сначала ты меня дослушаешь, — строго сказал Шэнь Цинцю, пытаясь не закашляться от давления в груди. Прямо за ним, менее чем в одном чжане, полыхало черное пламя, пожирая ближайшую мебель, затылок обдавало жаром, но Чжучжи-лану, который находился к огню ещё ближе, очевидно, было даже хуже. — Ты меня слышишь? Убери огонь!       Нахмурив брови, Ло Бинхэ быстро поглядел за спину шицзуня, за которой притаился его враг. Сердце его разрывалось на части.       Шицзуня загипнотизировали? Он не должен держать врага за спиной, когда тот в любой момент может нанести сокрушающий удар исподтишка!       — Господин Ло, послушайте мастера Шэня, — попытался умерить чужой гнев Чжучжи-лан, выглянув из-за плеча Шэнь Цинцю, но… один только вид того, насколько доверительно Шэнь Цинцю принимал дерзкое нарушение личного пространства со стороны подлой змеи, приводил Ло Бинхэ в ярость.       — Ты! — взревел Ло Бинхэ. Черные сгустки энергии, как живые лианы, метнулись к змеелюду, чтобы сковать его по рукам и ногам (а ещё лучше оторвать эти конечности насовсем — змеи ведь привыкли обходиться одним туловищем, зачем они тогда нужны?) и тем самым отстранить от Шэнь Цинцю, к которому он оказался непозволительно близко, но Чжучжи-лан предугадал этот ход. Мгновение — и он обернулся крохотной зеленой змейкой, а потом… юркнул Шэнь Цинцю за пазуху?!       Шэнь Цинцю совсем — то есть, совсем — этого не ожидал. Волоски на его шее встали дыбом от такого же скользкого, как тело Чжучжи-лана, страха. И пусть Шэнь Цинцю обычно не боялся практически никаких существ, созданных пером Сян Тянь Да Фейзци, его ровное к ним отношение простиралось ровно до тех пор, пока они, дьявол их всех дери, не начинали ползать по его телу!       — Аха! А-ха-ха-ха! — то ли закричал, то ли засмеялся Шэнь Цинцю, почти складываясь вдвое, и Ло Бинхэ пришел в настоящий ужас: эта змеиная падаль посмела напасть на учителя!       Чешуйчатое, скользкое тело Желейки оказалось самым настоящим инструментом для пыток щекоткой. А Шэнь Цинцю терпеть не мог щекотки! Маленький змей, который поначалу притаился на груди, оказался потревожен судорогами смеха, пробившими тело Шэнь Цинцю, и соскользнул ниже, начиная суматошно ползать под рубашкой туда-сюда, чем сделал только хуже. Даже не понимая язык тела змей, Шэнь Цинцю мог вообразить, что Чжучжи-лан был вусмерть напуган, но ведь и этому учителю было не легче! Шэнь Цинцю чуть ли не задыхался от смеха!       Ло Бинхэ, решившему, что его учителю угрожает смертельная опасность, не оставалось ничего иного, кроме как пойти на крайние меры.       — Учитель!       Один росчерк демонического клинка — и новёхонькие одеяния Шэнь Цинцю превратились в лоскуты. Чжучжи-лан выпал на землю и тут же панически метнулся обратно к телу Шэнь Цинцю, пытаясь спастись от смерти, которую явственно сулила аура Ло Бинхэ. Незнамо как все трое оказались на полу: Шэнь Цинцю задушенно смеялся до слез, почти дойдя до истерики, Чжужчи-лан судорожно метался по его телу, а Ло Бинхэ, красный от ярости, пытался поймать чрезвычайно юркого врага, не причинив при этом вреда шицзуню.       В душе Шэнь Цинцю поднялась волна праведного гнева. Бессмертное тело благородного горного лорда — не детская площадка для резвящихся детишек! Он попытался крикнуть:       — Хва… ха-ха-ха, хватит!       Когда приказ не возымел ровно никакого действия, Шэнь Цинцю от всей души рявкнул:       — Немедленно прекратить!!!       И этот гневный окрик подействовал отрезвляюще.       Совсем скоро Ло Бинхэ и Чжучжи-лан, обратившийся в человека, в одинаково смиренных позах сидели перед Шэнь Цинцю на коленях, а на их макушках вздымались шишки от профилактических ударов крепкого веера. Будто не до конца смирившись, Ло Бинхэ кидал на своего врага полные жажды убийства взгляды, а Чжучжи-лан пялился в пол, заливаясь стыдливым румянцем. Шэнь Цинцю возвышался над ними двумя, кутаясь в накидку Ло Бинхэ, которую тот сам ему отдал, чтобы прикрыть тело, и смотрел тяжело и грозно.       Нет, не так. Тяжело. И грозно. Из-за этого взгляда Бинхэ и Чжучжи-лан ощущали себя пригвожденными к земле — они долгое время не могли ничего сказать, сидя тихо, как пристыженные за выходку дети, пока Шэнь Цинцю не подал голос первым:       — Ну и?       — Я не хотел осквернить тело достопочтенного мастера, — не выдержав, выпалил Чжучжи-лан и стукнулся лбом об пол. — Прошу, простите меня!       — Ты жив только благодаря милосердию моего шицзуня, — Ло Бинхэ сплюнул в сторону. — Целуй его ноги, отродье.       — Ло Бинхэ, а тебе разве нечего сказать? — Шэнь Цинцю выразительно глянул на него, и Бинхэ потупил взгляд.       — Простите, что оставил вас без одежды, шицзунь, — механически прогудел Бинхэ, и получил ещё один хлопок по макушке.       — «Простите, что полез в драку, хоть вы и говорили мне этого не делать», — назидательно сказал Шэнь Цинцю и вздохнул. — Бинхэ. Чжучжи-лан нам не враг. Во время вторжения он спас мне жизнь. Именно он защитил меня от демона-перевертыша, который ворвался в мои покои, и спрятал в подземных ходах. Я ему многим обязан.       Ло Бинхэ поднял голову в изумлении, темная энергия вокруг, поколебавшись, чуть осела, и Шэнь Цинцю незаметно перевел дух. Пометка на будущее: все важные разговоры стоит начинать сразу с главного.       — Но… — Ло Бинхэ перевел непонимающий вгляд с него на Чжучжи-лана и обратно. — Почему вы не рассказали об этом раньше?       «Боялся, что ты не сдержишься? Что, в принципе, и произошло…»       — Обдумывал, можно ли ему верить, — кашлянул Шэнь Цинцю.       — Это несложно проверить, учитель, — острый взгляд красных глаз вперился в змеелюда, и Чжучжи-лан, даже не поворачивая головы, вздрогнул. — Моя кровь внутри его тела почувствует каждый неровный толчок его сердца, если он солжет, а способность контролировать сны поможет пробраться в воспоминания. Вам стоило сразу попросить моей помощи, шицзунь.       Шэнь Цинцю подавил желание пораженно открыть рот. Вот так просто? Действительно, всемогущие способности Ло Бинхэ изначально были на их стороне — а Шэнь Цинцю о них как-то и не подумал…       — Ты готов на это, Чжучжи-лан?       Демон робко поднял на него своё все ещё пылающее лицо:       — Готов. Господа могут воспользоваться телом и памятью этого нижайшего, как пожелают.       — Отлично, — кивнул Шэнь Цинцю.       Ло Бинхэ без лишних промедлений сделал неглубокий порез на запястье, что затянулась сразу же, как из неё выплыли три капельки крови, зависнув в воздухе напротив лица Чжучжи-лана. Чжучжи-лан ещё раз взглянул на Шэнь Цинцю и, встретив его твердый взгляд, без колебаний проглотил эти капельки.       Когда два вида демонической крови смешалось, Ло Бинхэ вытянул руку вперед, провел ладонью по глазам покорно замершего Чжучжи-лана и отправил его в сон.       — Учитель, вы позволите? — Ло Бинхэ протянул Шэнь Цинцю руку, предлагая сесть рядом.       Фыркнув и покачав головой, Шэнь Цинцю устроился на полу самостоятельно, придерживая рукой светлую накидку. Ло Бинхэ отправил в сон и его. Голова Шэнь Цинцю покачнулась, тело расслабилось, но Ло Бинхэ успел аккуратно придержать учителя за талию и положить его голову себе на плечо, чтобы тот не скатился на пол. Оглядев тело шицзуня в своих руках, Ло Бинхэ вздохнул и отправился в Царство снов последним.       Благодаря недюжинным способностям протагониста все трое смогли перенестись в один и тот же сон. Они застыли посреди пустого белого пространства. Шэнь Цинцю оглядел себя и еле заметно хмыкнул: Ло Бинхэ был достаточно учтив для того, чтобы вернуть ему его любимое зеленое ханьфу горного лорда. В нем он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в накидке поверх разорванных тряпок!       — Шицзунь, — Ло Бинхэ, серьезный и строгий, сложил руки за спиной. — Задавайте ваши вопросы. У него не будет возможности отвертеться.       — Итак… — Шэнь Цинцю задумался на мгновение. — В тот день ты не успел рассказать об истинной причине неприязни ко мне Тяньлан-цзюня. Что скажешь сейчас?       Шэнь Цинцю невольно припомнились глаза бывшего Императора, полыхающие обещанием смерти, и по телу поползли мурашки. Что-то во всей этой истории с Тяньлан-цзюнем было нечисто. Конечно, Шэнь Юань признавал, что Шэнь Цинцю многое успел натворить, пока был в этом теле — но как он, помимо прочего, мог вызвать гнев священного демона, с которым никогда не пересекался? Шэнь Цинцю задержал дыхание, когда Чжучжи-лан начал говорить.       — Вероятно, вам знакомо имя заклинательницы Су Сиянь? Это благородная заклинательница Хуаньхуа, что влюбила в себя Тяньлан-цзюня и понесла от него дитя. Насколько мне известно… в голове Тяньлан-цзюня ваш образ наложился на неё. Из-за этого он не может быть спокоен.       — Су Сиянь? — переспросил Шэнь Цинцю, немало удивленный. Это же мать Ло Бинхэ, верно? Бросив быстрый взгляд на ученика, он заметил, что его глаза засияли, а сквозь маску холодной отстраненности проступил живой интерес. Ему наверняка хотелось узнать больше о своей матери — единственной из родителей, к которой у него теплилась та любовь, какую испытывают сироты, никогда не видевшие семьи. — Но… почему Тяньлан-цзюнь сопоставил меня с ней? И, самое главное, почему он… зол на меня, если испытывал к ней любовь?       — Быть может, вам стоит взглянуть самостоятельно? — Чжучжи-лан доверительно склонил голову набок, и вокруг них вдруг начал вырисовываться рельеф далеких зеленых полей, показались крыши далекой деревни, сбоку зашумела быстрая река, сверху загудели густые кроны плакучих ив, а в уши залетел приятный чистый голос, поющий старинную баладу о любви.       Лицо Ло Бинхэ стало мрачным, душа Шэнь Цинцю наполнилась любопытством, а в слабой улыбке Чжучжи-лана поселилась печаль. Молодой Тяньлан-цзюнь, преисполненный одухотворения и какой-то удивительной нежности, пел, не обращая ни на кого внимания, и казался полностью поглощенным человеческой песней — как и музыкальным инструментом, которым владел в совершенстве.       Шэнь Цинцю подивился — оказывается, тот жестокий, словно бы обезумевший от темных чувств демон, который повстречался им с Бинхэ однажды, мог быть… таким. Приглядевшись, Цинцю разглядел черты, которые передались его сыну — богатая копна волнистых волос, ровный, уверенный взгляд и, без сомнения, божественное телосложение. Не знай он о личности этого благородного господина, подумал бы, что тот является протагонистом всея истории — настолько располагающе тот себя презентовал.       Но знание о том, в кого превратится этот молодой демон, заставили восхищение Шэнь Цинцю смениться скребущим изнутри разочарованием.       Чжучжи-лан из воспоминаний, скрутившись кольцами, отдыхал, прячась в тени камня, на котором сидел Тяньлан-цзюнь, но как только почуял приближение постороннего, вскинул плоскую голову, мазнув воздух языком. К ним приближалась молодая девушка — спокойный взгляд темных глаз и мягкие черты лица, как у Бинхэ, не давали, однако, обмануться в её характере. Манера держаться, гордая осанка и благородная сдержанность, сквозившая в каждом движении, выдавали в ней лучшую ученицу именитой заклинательской школы.       Все трое застыли, наблюдая восход истории несчастной любви.       После первой встречи последовала вторая. За ней третья, четвертая, десятая и пятидесятая — Чжучжи-лан был постоянным зрителем почти всех свиданий своего господина, играя роль то подушки для двух возлюбленных, то сторожевого пса на краю поляны для встреч. Разговоры, видения, звуки, эмоции — всё проходило сквозь Ло Бинхэ и Шэнь Цинцю одним сплошным потоком, оседая в душе ощущением собственных воспоминаний.       Они путешествовали по памяти Чжучжи-лана, и из того, что успел увидеть Шэнь Цинцю, напрашивался вывод, что те двое действительно были счастливы. По крайней мере, Тяньлан-цзюнь, на котором и было сфокусировано большинство воспоминаний Чжучжи-лана — Су Сиянь, как видно, не сильно его волновала.       Из-за подобного пренебрежения фигурой Су Сиянь Шэнь Цинцю упустил довольно много деталей, которые помогли бы раскрыть её эмоции и мотивы, но в чем из воспоминаний Чжучжи-лана сомневаться не приходилось, так это в её совершенно ужасающем предательстве. Су Сиянь не появилась на запланированном свидании, но привела своих соратников. Она не пришла возлюбленному на выручку во время западни. И она никогда не искала с ним встречи после. Сколько бы изувеченный, закованный в кандалы Тяньлан-цзюнь не выдыхал её имя в холодный затхлый воздух под пещерой Байлу, им не суждено было встретиться вновь.       Изображения стали тусклее, а потом и вовсе сошли туманом, возвращая присутствующих в пустое белое пространство. Сказать, что Шэнь Цинцю был потрясен, это ничего не сказать. Он словно прожил чужую жизнь. И история этой любви, что так быстро превратилась в трагедию, на самом деле была… до ужаса печальной.       Интересно, что думает об этом Ло Бинхэ? Это ведь история его родителей. Ожидал ли он чего-то подобного? Бросив украдкой взгляд на ученика, Шэнь Цинцю замер, и сердце его пребольно сжалось.       Лицо Ло Бинхэ застыло маской белой статуи, а глаза не выражали ничего. Только сжатые в тонкую полоску губы показывали, как тяжело ему далось увиденное. Шэнь Цинцю догадывался, что отец был ему безразличен, но вот узнать про то, что его мать руководствовалась лишь холодным расчетом и принципами, когда ходила на любовные встречи, во время которых понесла сына…        Вероятно… к Ло Бинхэ пришло понимание того, что его мать, вероятно, вовсе не была такой, какой он себе ее представлял. Шэнь Цинцю не мог даже вообразить, насколько это должно быть больно. Он тронул руку Ло Бинхэ, мягко сжимая его ладонь в своей. Тот посмотрел на него, и его губы дрогнули в слабой улыбке, выражая тихую благодарность.       — Господин был безутешен, когда распознал истинные мотивы Су Сиянь, — тихо сказал Чжучжи-лан. — В его сердце она осталась роковой женщиной — предательницей его самых искренних чувств. Она оставила на его сердце и разуме незаживающие шрамы.       Шэнь Цинцю обратился к нему:       — Теперь этот мастер понимает ту тоску и боль, что испытывает Тяньлан-цзюнь, вспоминая о Су Сиянь, и осознает, почему он обозлен на весь заклинательский мир, но всё же… Я всё ещё не понимаю, отчего Тяньлан-цзюнь начал сравнивать меня с ней.       — Видите ли… Тяньлан-цзюнь с тех пор действительно не может думать о Су Сиянь, точно как и ненавидит заклинателей, заточивших его на десятки лет под горой Байлу. Однако более всех остальных он ненавидит тех, кто предает своих близких, — Чжучжи-лан смотрел на них с Бинхэ очень внимательно. — Тех, кто обманывает, руководствуясь собственным интересом, кто предает чужую любовь ради корысти или из ненависти. Таким человеком он посчитал вас, господин Шэнь.       А вот тут с Шэнь Цинцю сошли все краски. Лицо его осталось невозмутимым, но внутри все вдруг сжалось, и даже рука, удерживающая руку Ло Бинхэ, вдруг мелко задрожала. Он вдруг заподозрил кое-что.       — Что… что ты имеешь в виду? Как он мог подумать обо мне подобным образом, если мы с ним никогда не встречались?       — И пусть Тяньлан-цзюнь был недвижим всё время заточения, у него были глаза, уши и рот, приносящие ему вести с поверхности. Этот Чжучжи-лан был тем, кто докладывал ему обо всем, что видит. Он видел ваше предательство, господин Шэнь, — голос Чжучжи-лана был спокоен.       Ло Бинхэ на этих словах как-то задеревенел, но ничего не сказал. Шэнь Цинцю широко распахнул глаза. В его голове возникла только одна догадка насчет упомянутого Чжучжи-ланом «предательства».       — Неужели ты… ты был на Собрании Союза Бессмертных в тот день?       — Чжучжи-лан действительно был там. Он видел, как мастер Шэнь столкнул своего ученика в Бездну.       Шэнь Цинцю плотно сжал губы. На висках его заиграли набухшие вены. Словно подтверждая слова демонов-перевертышей, которые в подробностях расписывали каждую минуту происходящего на краю бездны, Чжучжи-лан заявил, что тоже видел ту сцену. Сколько же свидетелей той постыдной и неприятной тайны было на самом деле?       Смятение не заставило Шэнь Цинцю потеряться. Но почему же ладонь Ло Бинхэ стала такой холодной?       — Бинхэ. Он не врет?       — Вы можете проверить, — предложил Чжучжи-лан.       Шэнь Цинцю быстро посмотрел на Ло Бинхэ, ощущая, как гулко и тяжело забилось в груди, а Бинхэ продолжал смотреть вперед. Его лицо вновь стало холодной маской без единой кровинки.       «Ему до сих пор больно», — понял Шэнь Цинцю.       Как и у Ло Бинхэ, душа Шэнь Цинцю выворачивалась наизнанку, стоило событиям того дня всплыть в голове. Это… определенно не было тем, что хотелось пережить дважды. Но Ло Бинхэ, что до этого только слушал, но ничего не говорил, вдруг сказал:       — Покажи.       — Бинхэ… — в голосе Шэнь Цинцю промелькнула обеспокоенность, но Бинхэ вернул ему осторожный, успокаивающий взгляд, от которого у Шэнь Цинцю внутри всё сжалось от сокрушительного чувства вины.       — Шицзунь, если вам неудобно смотреть, не нужно. Этот ученик посмотрит сам. Не проверить подлинность даже одного эпизода в памяти врага — большое упущение, которое позже может выйти боком.       — Лучше я, — нахмурился Шэнь Цинцю. — Незачем тебе возвращаться в тот день. Этот мастер справится.       — Тогда… вместе?       Ло Бинхэ и Шэнь Цинцю посмотрели друг на друга прямо, без утайки, и после молчаливого диалога Цинцю опустил глаза первым.       — Хорошо, — тихо сказал он.       Пространство вокруг них снова поменялось. Теперь в глаза ярко бил красный цвет — цвет крови, цвет Бездны и цвет огня, пожирающего всё живое, что попадалось ему на пути. Под ногами расстелилась выжженная земля неподалеку от расщелины Бездны, чуть поодаль показался узкий скалистый выступ, под которым ревел настоящий ад, а на нем — две фигуры, неподвижно застывшие у самого края.       Шэнь Цинцю вжался плечом в плечо Ло Бинхэ. С позиции Чжучжи-лана не было слышно того, о чем говорили эти две фигуры, но для понимания того, что там происходило, можно было и не слушать: реплики, которыми учитель с учеником обменялись в тот день, остались вечным клеймом на их памяти.       — Учитель, вы действительно хотите убить меня?       — Я не хочу тебя убивать. Но тебе не место в Царстве людей. Тебе следует вернуться туда, где твои корни.       — Шицзунь!..       — Отправишься туда по доброй воле, или это придётся сделать мне?       Шэнь Цинцю не отпускал чужой руки на протяжение всей сцены, ощущая ответную крепкую хватку. Тот роковой день из прошлого… они с Бинхэ никогда не вспоминали. «Так будет лучше», — вот что думал каждый из них, и ведь казалось, что это на самом деле так. Однако… Шэнь Цинцю сожалел о том, что никогда не просил прощения за то, что сделал. В обычных условиях мало что могло подтолкнуть их к обсуждению самого неприятного эпизода в их отношениях, и Шэнь Цинцю был вынужден хранить эту вину глубоко в себе.       Но сейчас, впервые за долгое время, ему представилась возможность сказать то, что давно хотелось.       Когда рука Шэнь Цинцю из прошлого толкнула худенькое тело юного Бинхэ в жар и оглушающий рев живого развала Бесконечной Бездны, пальцы Шэнь Цинцю из настоящего переплелись с пальцами взрослого Ло Бинхэ.       — Бинхэ, я… — и как назло, слова застряли в глотке. Что? Он что? Сожалеет? Просит прощения? Все эти слова отнюдь не выражали того, что творилось у него на душе. Как это выразить? Как сделать так, чтобы Бинхэ понял?       — Всё хорошо, — отозвался Ло Бинхэ.       — Нет, не хорошо, — начал горячиться Шэнь Цинцю, но чем больше он волновался, тем сильнее путались его мысли. Ему столько хотелось сказать. Ему так хотелось, чтобы Бинхэ знал… — Я хотел сказать… что…       — Всё хорошо, — повторил Ло Бинхэ, сжимая пальцы крепче. Взгляды встретились, и посреди буйства самых темных страхов улыбка Ло Бинхэ казалась живительным глотком чистого воздуха. — Я знаю. Теперь знаю.       Лицо Шэнь Цинцю исказилось, в груди заныло, но мираж начал исчезать, а вместе с ним — и ощущение момента. Когда они оказались на белом плато, Шэнь Цинцю отвернул полыхающее лицо с надломленной линией бровей, кусая губы, но Ло Бинхэ и не думал расцеплять их руки. Через единение ладоней они отчетливо ощущали пульс друга друга.       — Как видно… он не солгал. Он и вправду всё видел, — произнес Ло Бинхэ, глядя вперед. Шэнь Цинцю очнулся и заметил, что Чжучжи-лан очень внимательно следил за ними всё это время. Брови Цинцю сдвинулись глубже, а голос стал жестче:       — Зачем тебе вообще было следить за нами в тот день?       — Этот нижайший был привлечен сильной энергией. Разрыв Бесконечной Бездны — серьезное событие, что происходит не каждый день. Мне казалось, что около скопления стольких сил я смогу найти что-то, что поможет мне вызволить своего господина из заточения.       — Тяньлан-цзюнь желает покончить с учителем из-за того, что в его глазах он — предатель по отношению к его сыну, — сказал Ло Бинхэ. — Но разве я ему не безразличен? Какая ему разница, кто такой лорд Цинцзин и что он делает? Зачем ему подсылать тебя, чтобы расправиться с ним?       — Чжучжи-лан не ведает этого, — змеелюд покачал головой. — Цзюнь-шан редко когда заговаривал о причинах. Он позволял этому нижайшему знать только то, что нужно сделать — а не почему это нужно сделать. Возможно… память о предательстве Су Сиянь до сих пор сидит занозой в его сердце, не давая покоя…       — Но ты, — с нажимом сказал Шэнь Цинцю, — ты, как я посмотрю, знаешь слишком много. Было ли твоему господину разумно просто отпустить тебя, понимая, что ты, скорее всего, перебежишь к врагу? Почему он не убил тебя?       — Тяньлан-цзюнь пусть и демон, но и он не лишен души, мастер Шэнь, — в глазах Чжучжи-лана появилась тень печали. — Я всё ещё его племянник. Тот, кто помог ему обрести тело и Синьмо.       После всего, что сделал Тяньлан-цзюнь, Чжучжи-лан все ещё обеляет его в своих глазах. Это не казалось Шэнь Цинцю странным. Странным казалось то, что Тяньлан-цзюню, выходит, было безразлично, что его враги могут заполучить себе такого ценного информатора, как Чжучжи-лан.       — Но ты ведь знаешь о том, какие планы он вынашивает? Неужели он не беспокоится о том, что ты можешь нам о них рассказать?       — Цзюнь-шан действительно поведал мне о большей части своих планов, но, как вы верно заметили, он вовсе не боится того, что вы сможете о чем-то узнать. В его руках Синьмо, а за спиной — сподвижники, сохранившие преданность ему, священному демону, наследнику великой силы, даже спустя года. Сейчас Цзюнь-шан почти отвоевал свое прежнее влияние в Южном царстве. С Синьмо в руках ему ничего не стоит вернуть власть и найти союзников — поэтому вряд ли он боится вас… При всем моем уважении к вам, уважаемый господин Шэнь, и к вам, господин Ло.       Ло Бинхэ хмыкнул, глядя в сторону, и Шэнь Цинцю еле удержался от того, чтобы сделать то же самое. Выходит, мания величия главного босса является константой, не чуждой практически никакой истории, включая эту.       — Желают ли господа узнать о чем-либо ещё? — Чжучжи-лан сложил руки за спиной, всем своим видом выражая готовность быть услужливым.       — У меня есть последний вопрос. Ты сказал, что Тяньлан-цзюнь — не господин тебе более, верно? — спросил Ло Бинхэ, посмотрев на змеелюда с особой жесткостью.       — Это так.       — Тогда… О чём ты умалчиваешь?       Шэнь Цинцю со смутной тревогой перевел глаза от мрачного Ло Бинхэ на застывшего Чжучжи-лана.       — Моя память — ваша память. Я не смогу солгать. Что господа хотят услышать?       — Во время просмотра воспоминаний я видел… не всё, — голос Ло Бинхэ стал тяжелым, как камни, падающие с высокой горы. — Как будто какие-то отрезки памяти оказались мне недоступны. Как ты это объяснишь?       — Вероятно, этот нижайший просто о чём-то забыл? — Чжучжи-лан не выглядел взволнованным — только слегка обеспокоенным, как если бы причинил кому-то неудобства и извинялся за это. — Как хозяин Царства снов, господин Ло лучше остальных знает, что никто не обладает идеальной памятью, и в ней часто бывают прорехи…       Ло Бинхэ задумался ненадолго. Сердце Чжучжи-лана билось честно и ровно. Ничто не давало поводов для подозрений — только какие-то мелкие, почти неуловимые детали, которые не хотели складываться в единую мозаику…       А вот Шэнь Цинцю, однако, уже все для себя решил.       — У меня тоже не осталось вопросов, кроме одного. Может ли Тяньлан-цзюнь попытаться навредить нам через тебя, если ты перейдешь на нашу сторону? — вопросил он предельно прямо.       — Этот нижайший клянется, что Цзюнь-шан не сможет воспользоваться моим телом или разумом, чтобы причинить вам вред. Однако… Возможно, мне стоит поведать кое о чем? — глаза Чжучжи-лана опустились вниз, на свою руку. — Взамен на то, что Цзюнь-шан великодушно отпустил меня, пощадив жизнь, с меня была взята пожизненная клятва. Я не смогу убить его, если всё же примкну к вам. Это единственное, в чём я не смогу вам помочь.       Шэнь Цинцю кивнул про себя. Мудрое решение. Тот, кого ты столько лет держишь подле себя, скорее всего знает всё о твоих слабостях. Если говорить о Чжучжи-лане — тот наверняка знает и того больше. И тем не менее, эта мера предосторожности показалась Шэнь Цинцю излишней. За всё недолгое время знакомства с Чжучжи-ланом он успел немного познакомиться с его характером, и ему не казалось, что Чжучжи-лан посмеет убить Тяньлан-цзюня, даже если тот встанет по другую сторону баррикад. Он ведь воспринимал его как отца. Вот только сам Тяньлан-цзюнь, похоже, не воспринимал его как сына.       — Пожалуй, можем возвращаться, — сказал Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ щелкнул пальцами, и белое пространство, дрогнув, рассеялось.       Шэнь Цинцю очнулся в руках Ло Бинхэ, головой на его плече. В первую секунду это его смутило — однако он сумел сохранить спокойное выражение лица, отстранился, поправляя белую накидку на груди, и встал. В воздухе и на языке ощущался неприятный осадок гари — последствие недавней схватки — но между Чжучжи-ланом и Ло Бинхэ стало намного меньше искр, намекающих на скорое возобновление драки, и это не могло не радовать.       Чжучжи-лан взволнованно воззрился на Шэнь Цинцю, словно бы задавая немой вопрос. Шэнь Цинцю, вздохнув, переглянулся с Бинхэ, получил от него неохотный кивок, а затем слабо улыбнулся Чжучжи-лану и сказал:       — Так и быть. Мы согласны тебе поверить.       Змеелюд воссиял и совершил глубокий поклон:       — Этот нижайший благодарит вас за доверие!       — «Доверие», — хмыкнул Ло Бинхэ язвительно и тихо, а потом сказал уже громче: — Не думай, что я смогу когда-либо довериться тебе, отродье. Ты всё же причастен к смерти моего шицзуня. Одной из.       Даже несмотря на то, что Чжучжи-лан спас Шэнь Цинцю жизнь, частично искупив свою вину за прошлое, Ло Бинхэ касательно него всё равно был настроен скептически.       — Если пожелаете, вы можете нанести мне такое же ранение, какое было нанесено мастеру Шэню, господин Ло, — мигом предложил Чжучжи-лан. Теперь, когда у Бинхэ не было явного намерения убить его, он мог принять эту месть, потому что знал, что сможет выжить. Ло Бинхэ замер на мгновение, а потом расплылся в пугающей улыбке:       — Как вы думаете, шицзунь, может, мне стоит принять это предложение?       Шэнь Цинцю напрягся. Пахнет жареным!       — Кровная месть… в традиции демонов, я полагаю? — потерянно отозвался Шэнь Цинцю, и вдруг схватился за свои плечи, задрожав. — Разумеется, я против… подобного… но… Ах, кажется, мне дурно, — ноги заклинателя подкосились, и сразу два демона подскочили, чтобы помочь, но Ло Бинхэ был первым. Осторожно поймав ослабевшее тело в свои объятия, он торопливо вопросил:       — Учитель, что с вами?       — Кажется… путешествие в Царство снов выпило из этого мастера последние силы, — слабо произнес Шэнь Цинцю. — Хочу… отдохнуть немного.       Ло Бинхэ быстро переключился со своей идеи о мести на заботу о шицзуне: он легко переместил Шэнь Цинцю на постель, спросил, нужно ли воды, поправил одеяло, отодвинул ширмой всё безобразие, что оставила их с Чжучжи-ланом потасовка…       — Г-господин Шэнь? — взволнованный Чжучжи-лан топтался на месте, не зная, что ему делать. Шэнь Цинцю, прикрывший глаза в полном изнеможении и слабо дыша, вдруг поглядел на него совершенно четко и, резко махнув рукой, беззвучно шикнул: «Иди, быстрее!». Чжучжи-лан, оторопело заморгав, застыл, переваривая полученную команду, но сбоку к нему прилетел сердитый ответ Ло Бинхэ:       — Не видишь, учителю плохо? Скройся с глаз! Займусь тобой позже.       — Х-хорошо, — выдохнул чуть расслабившийся Чжучжи-лан, получив легкий довольный прищур глаз Шэнь Цинцю, и выскользнул из комнаты.       Ло Бинхэ, явно волнуясь, обернулся к Шэнь Цинцю с пиалой воды:       — Учитель, как вы себя чувствуете? Вас полечить?       — Ах, — простонал Шэнь Цинцю, возвращаясь к своему болезненному состоянию. — Не нужно… просто… побудь со мной, ладно?       Взгляд Ло Бинхэ просветлел:       — Конечно, шицзунь.