Тридцать градусов в тени

Кровь, казалось, намертво впиталась в ладони; на камуфляже расплывались багровые потеки. Багира несколько мгновений смотрела на свои руки, затем провела ладонью по неподвижно-восковому, словно кукольному лицу, закрывая глаза. И в этот момент где-то рядом взвыла сирена. Булатов, пружинисто поднявшись, обернулся к напарнице.       — Багира, «скорая». Рита вскинула на командира отчаянно-льдистый взгляд. И по ее глазам Булатов все понял раньше, чем дрогнули губы, озвучивая приговор.       — Поздно, Бать… Рита молчала, пока шли до машины. Даже не оглянулась на суетившихся санитаров, грузивших в машину пластиковый мешок. Еще один… И только дергая дверцу автомобиля, не сдержалась, бессильно саданув кулаком по стеклу.       — Твари, — прошипела, кусая губы и смотря перед собой пустым, ничего не видящим взглядом. — Твари! — повторила с закипающей яростью и вдруг, разом сникнув, прислонилась лбом к нагретому металлу. Булатов, осторожно коснувшись ее плеча, ничего не сказал — но Багира буквально ощутила прохладную жалость в коротком взгляде командира — и от этого захотелось взвыть. Она еще могла бы принять ласковое сочувствие от Васьки; она всегда на удивление легко принимала его заботу, это неожиданно бережное отношение, но жалость Бати показалась невыносимой.       — Багира, не надо было тебе сюда ехать. Мы бы с Мурой справились, — словно не понимая, что окончательно ее добивает, тихо заметил Булатов. Рита вскинула на него воспаленные, лихорадочно блестевшие глаза.       — Ты тоже считаешь, что я не в форме? — бросила нервно. Батя мысленно выругался.       — Ну я же совсем не это имел в виду…       — А что тогда? — прищурилась Рита, напоминая раненую пантеру.       — Багира, ну ты же психолог, — устало выдохнул Булатов. — Сама прекрасно все понимаешь… Рита, ничего не отвечая, вывернулась из рук командира и, рванув дверцу, наконец забралась в салон. Полпути проехали в полном молчании. Несколько раз Багира ловила на себе взгляды Бати — короткие, встревоженные, и наконец не выдержала.       — Ну что? Говори уже! — бросила, в упор посмотрев на него.       — Почему ты мне ничего не сказала? — после паузы тихо спросил Булатов и притормозил на светофоре. — Даже Кот и то в курсе… А я, между прочим, не только твой друг, но еще и начальник. Если ты вдруг забыла.       — Я помню, — сквозь зубы ответила Рита, отвернувшись к окну.       — И?..       — И это только мое личное дело! Булатов осуждающе покачал головой и вновь нажал на газ.       — Ты же понимаешь, что неправа. Психологическое состояние каждого бойца…       — Все отлично с моим психологическим состоянием! — оборвала Багира, не собираясь выслушивать лекцию о боевом духе и климате в коллективе.       — И ты поэтому огрызаешься на каждую мою фразу?       — Извини, — немного остыв, буркнула Рита и уже спокойней повторила: — Но это правда только мое дело. И я не хочу, чтобы кто-то об этом знал.       — Но Кот ведь знает, — напомнил командир, внимательно глянув на нее. От этого взгляда Рите стало не по себе, но отработанная годами и службой привычка не теряться, даже когда тебя застали врасплох, не подвела и на этот раз.       — Это случайно получилось, — торопливо пояснила Багира, пряча горькую усмешку. Она и сама не знала, что на самом деле имеет в виду: то, что у них завязалось с Котом, или то, что эти отношения имели последствия, или то, что она в который раз не смогла уберечь самое ценное… Героиня-воительница, мать твою! Прав был Васька, она действительно не умеет по-другому — за это и поплатилась. В который раз…       — Багира, ты чего? Ты плачешь, что ли? — командир, с беспокойством взглянув на нее, быстро свернул на обочину.       — Со мной все нормально, — сдавленно выговорила Рита, поспешно вытирая слезы, непрерывно катившиеся по щекам.       — Рита, Рит, ну ты чего?.. — растерянно забормотал Булатов, пытаясь одновременно всучить ей платок, термос с чаем и зачем-то валидол. Багира, на несколько мгновений прикрыв глаза, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, снова провела ладонью по лицу, смахивая слезы, и резко выпрямилась, почти спокойно взглянув на друга.       — Все в порядке, Бать. Поехали уже. Они не перекинулись больше и парой слов. И на обеспокоенные взгляды командира Рита больше не реагировала, попросту их не замечая. Опустила глаза, рассматривая свои руки — уже без следов крови, но противно подрагивающие. Восемь лет… Восемь лет было той девочке, которая умерла у нее на руках, раненая террористом… Еще двое ребят — семнадцати и шестнадцати лет — погибли еще до штурма… Наверное, Батя был прав — командир всегда прав, это непреложный закон военной дисциплины — но у нее что-то бесконтрольно дрожало внутри при воспоминании о телах в черных пластиковых мешках. И хотя школу освободили, заложников выпустили, террористов зачистили, легче не стало. Хоть восемь лет, хоть шестнадцать, какая разница, все равно они — дети… А дети никогда не должны быть жертвами в беспощадной войне между взрослыми. Только есть те, кто считает совсем иначе…