Эффект бабочки

Но с поисками пришлось повременить. Яд, несмотря на все усилия Эммы, все еще продолжал циркулировать по телу колдуна, хотя и в малом количестве. Но к счастью, из четырех ран, отравленной была только одна, вероятно, пират, какую бы отраву не раздобыл, нанес на крюк только единоразовую дозу, и последующие раны были лишь результатом его злости, а не желания отравить его как можно сильнее. Поэтому, через пару дней Румпельштильцхен более не впадал в беспамятство, хотя и спал непривычно много, и даже сон-трава, на него обычно недействующая, сейчас довольно быстро усыпляла его, смог набраться достаточно сил и наконец нормально воспользоваться магией, исцелив все свои травмы, кроме отравленной раны, которая даже с помощью волшебства не закрывалась и продолжала периодически кровоточить, стоило ему чуть перенапрячься или неловко дернуться. Так же за эти пару дней он узнал немного о своей маленькой спасительнице. Для начала, она была отличной охотницей, как и врачевательницей, но самое интересное было то, что она обладала весьма большим магическим потенциалом. Белокурая девица явно пыталась быть незаметной, когда пользовалась волшебством, но его не обманешь, к тому же ее способности явно ограничивались инстинктивными навыками, и какого-либо нормального обучения у нее попросту не было. Впрочем, это и не удивительно, ведь как выяснилось, что она так же никогда не покидала границ Бескрайнего леса. — Вообще никогда? — подняв бровь, удивленно спросил он, сидя за столом, который стоял на улице, и наблюдая, как девушка ловко разделывала кролика. Румпельштильцхен, конечно, мог помочь ей, но он предпочитал силы беречь, а не тратить их на всякие мелочи. Да и девица сама так хорошо справлялась. Эмма, услышав неподдельный интерес, который по отношению к ней казалось не угасал у этого вреднюги, закатила глаза, сто раз уже пожалев, что решила перестать его игнорировать, как намеревалась делать еще несколько дней назад. Хотя стоило бы. Ведь этот невыносимый чудак ее самым наглым образом обвел вокруг пальца! После того, как они заключили сделку, а она назвала свое имя, он только пару минут пристально смотрел на нее, а потом спокойно заявил, что устал и хочет спать! Эмма даже открыла рот от возмущения! Когда она потребовала исполнения их уговора, этот… этот сказал, что помочь сейчас не может, да он и не обещал делать это сию секунду, как и не обещал, что сразу назовет свое имя. Ну, каков наглец, а?! Но делать было нечего, ведь он был прав. Сроков-то она, и впрямь, не уточнила. Дура! Пришлось терпеть его и дальше. А он был просто ужасным гостем! То простыни ему не те, то ему жарко, то ему холодно, то скучно… Эмма чуть с ума не сошла! А уж когда он смог встать с кровати, так вообще стыд потерял. Он залез во все углы ее скромного жилища и раскритиковал все, что там было. Только тайник с вещами, которые ей остались от родителей, остался нетронутым, а в остальном… Он везде успел порыться! Даже в ее вещах. Когда он с интересом стал рассматривать ее сорочки, которые достал из сундука, Эмма чуть со стыда не сгорела. Ну, что за беспардонное создание! Кстати, об этом. Ее гость, как оказалось, был еще и колдуном. Настоящим. К своему смущению, когда она случайно вошла в дом и увидела, как он исцеляет свои раны, то, как последняя дурочка, открыла рот. Ее собственные жалкие потуги в колдовстве, которыми она и так не гордилась, теперь вызывали чувства какой-то ущербности. Но попросить о паре уроков ей было как-то неловко. И эти его вопросы… Черт ее дернул сказать, что она лес никогда не покидала, когда он спросил, куда ее крестная могла уйти. Бестолочь! Но тут она прищурилась. — А этот вопрос будет считаться за тот, один из трех, на которые мы условились? — хитро спросила она, промывая очищенную тушку кролика в корыте с чистой водой. Румпельштильцхен издал высокий смешок и покачал пальцем. — Ах ты, хитрюшка, — весело сказал он и серьезно добавил: — Нет, не будет. Эмма фыркнула. Так она и знала, но попробовать все стоило. Но ее веселье было недолгим. Мысли о крестной вновь стали заполнять ее разум, и закусив губу, она исподлобья посмотрела на колдуна. Тот прищурился и нетерпеливо произнес: — Хочешь что-то спросить, дорогуша, так говори. Нечего меня взглядом сверлить, чай не скульптура. — Что такое скуль-скульптура? — с любопытством спросила Эмма, с трудом выговорив незнакомое слово. Румпельштильцхен моргнул, а потом тяжко вздохнул. — Это высеченное из камня то или иное подобие: человека, животного или чего-то еще в этом роде, маленькая невежда, — резковато пояснил он и отмахнулся от нее. К его недовольству, то наваждение, как и интерес к девице, так и не пропало. Когда количество яда уменьшилось в его организме, благодаря настоям и припаркам блондинки, его сознание окончательно прояснилось, и он осознал нелепость своего поведения в первую встречу с девчонкой, как и неуместные реакции своего тела, его затопила такая злость. На себя и на девушку, что смутила его разум. Но особенно на себя. Потому что, если интерес к таинственной девчонке, живущей среди глухого леса с одной лишь крестной, он еще мог себе позволить и простить, то желание подойти ближе, вновь вдохнуть аромат ее кожи или учащенное, как у мальчишки, сердцебиение, стоило только вспомнить, как она стояла в реке в лучах солнца, сияющая и завораживающая, к тому же щеголяющая молочными девичьими бедрами… Вот этого он принять не мог. Это его бесило и выводило из себя. А еще пугало. Ведь даже к Белль подобные чувства пришли не сразу и не так сильно! По прошествию времени Румпельштильцхен убедил себя, что все это было лишь вызвано действием отравы. Ну, или попытался убедить. Он то и дело фыркал или поддевал девушку, в тайне надеясь, что она сможет сделать то, что с ужасом поняв, уже не мог сделать он сам. Убежать, уйти от него подальше, прекращая тем самый бередить его, казалось, уже почти мертвую душу и порядком изорванное черное сердце. Румпельштильцхен даже стал жаждать вновь вернуться в то состояние апатии, в котором он пребывал до сей поры. Ибо лучше равнодушие ко всему, чем эта мука. Мука, которая с каждым часом, с каждой минутой становилась все сильнее. Он этого не хотел. Привязанность, любовь и забота о ком-то всегда выходили ему боком и приносили лишь боль и разочарование, и в этот раз по другому не будет. Эмма, уже попривыкшая к его грубости, тем временем лишь вновь закатила глаза и покачала головой. Ну, вот что ей с ним делать?.. «Терпеть», — тут же мысленно ответила она себе, прекрасно понимая, что он, возможно, ее единственный шанс найти крестную. — Спасибо за разъяснения. Грубиян, — сказала Эмма, последние слово пробурчав себе под нос, но судя по острому взгляду его необычных глаз, он все прекрасно слышал. Да, и черт с ним. Сейчас ее волновало совсем другое. — Когда мы выдвигаемся? — вновь спросила она, посмотрев на него решительным взглядом, и твердо добавила: — Лихорадка уже сутки, как исчезла. Остальные раны зажили, кроме отравленной, но и она не так страшна… — Так жаждешь отправиться в путь? — спросил Румпельштильцхен, пошевелив бровями. Эмма нахмурилась. — Крестной нет уже месяц, я могла и раньше… — начала возмущенно она, но колдун ее перебил, скривившись и взмахнув рукой. — Пойти ее искать, если бы меня спасать не взялась, дорогуша? — язвительно спросил он, игнорируя укол боли в сердце от мысли, что она уже пожалела, что спасла его. Эмма на миг прикрыла глаза, после чего уверенно сказала: — Я бы в любом случае не оставила бы человека умирать. Просто, я боюсь, что… Что крестная может быть… Закончить она так и не смогла, чувствуя, как к глазам начинают подступать слезы. Она закусила губу, и резко встав, убежала в дом. Это было трусливо и жалко, но Эмму это не волновало. Румпельштильцхен с сожалением проводил девушку взглядом, и пару минут поколебавшись, встал и пошел следом за ней.