Эффект бабочки

Эмма долго не могла успокоиться. Кажется, все слезы, которые она сдерживала с тех пор, как единственный родной ей человек пропал, да еще и после этого, хлынули из ее глаз нескончаемым поток, который не желал останавливаться. — Не бойся… — прошептал Румпельштильцхен безутешно рыдающей девушке. Его ярость, как и испуг, немного улеглись, и теперь постепенно слабость возвращалась, хотя и не такая сильная, как раньше, и от того он все сильнее хотел покинуть деревню. Лучше уж ночевать в лесу, чем здесь. Ох, ну почему его магия так не вовремя стала шалить?!.. Будь у него достаточно сил на перемещение, он бы уже просто перенес их в его замок, где, наконец, выполнил бы свое обещание девушке. Найти ее крестную. Но вместо этого они застряли здесь, в месте, которое ему больше не казалось даже относительно безопасным. — Я… я н-не б-боюсь, — сквозь слезы сказала Эмма, и крепче прижавшись к нему, тихо добавила: — По крайней мере, не тебя… Румпельштильцхен ошеломленно замер. Почему-то слова Эммы его очень тронули. Еще никто не говорил ему, что не боится его, и… Тут он впервые понял, что его кожа вновь, как и почти двадцать лет назад стала… золотой. Такой, как она была с тех пор, как он стал Темным. Возможно, от того и слабость, как и боль не была такой сильной, да и сон, колдун подозревал, более ему не доступен. Эффект от поцелуя Белль окончательно прошел, и он вновь попал под действие темного проклятия. Полностью. Но Эмму это, кажется… не пугало. — Даже… даже такого? — робко спросил он, указав на свою кожу, а потом он неловко махнул рукой в сторону тел, что их окружали, и добавил: — Я — Чудовище, птичка… И тебе нужно меня бояться… Эмма шмыгнула носом и посмотрела на тех, кто напал на нее. — Пока, единственные чудовища, которых я здесь встретила, — тихо сказала она, и кивнув в сторону пьянчуг, уверенно добавила: — Только они… После чего, блондинка, стерев последние слезы со своих щек, подняла на него глаза и робко коснулась его щеки. — Для меня, «сир», вы станете чудовищем лишь тогда, когда причините мне боль… — тихо сказала она, едва заметно поглаживая немного шершавую золотисто-зеленую кожу, и робко добавила: — Этого же не произойдет? Румпельштильцхен так и застыл, глядя в эти невинные очи, которые с искренней верой в то, что он не причинит ей боли, смотрели на него. Смотрели с чистосердечной верой в него. Никто еще так на него не смотрел. Никто еще в него так не верил. — Нет, — еле слышно выдохнул он, и обхватив руку девушки, которой она касалась его щеки, колдун на миг прижался губами к ее запястью и твердо добавил: — Я не причиню тебе боль, птичка. Я клянусь. Румпельштильцхен искренне надеялся, что не солгал. Он и впрямь хотел сдержать эту клятву. Он правда желал защитить от всего своего черного сердца эту чистую душу.

***

В таверну они больше не возвращались. Перепуганный бармен сам принес все их вещи на улицу, дал довольно большой сверток еды, еще и пару лошадей тех, кто напал на Эмму, им привел, лишь бы только Темный и его не убил. Но вот колдун последнему не очень-то обрадовался, как в общем-то и несчастные животные, чуявшие его сущность и начавшие тут же нервничать, махать хвостами, да топать копытами. А вот Эмма, одевшись в одежду, которую успела захватить с собой, так и замерла, очарованно смотря на этих грациозных и сильных животных. Одна лошадь была черна, как ночь, статная и мощная, а вторая более жилистая, тонконогая и вся в яблоках. Красавицы, одним словом. Даже поразительно, откуда у столь грязных на вид и не особо богатых пьяниц появились такие роскошные животные. Она в жизни не видела подобных, лишь слышала о них от крестной, да видела пару картинок, и все. А теперь они стояли перед. Живые и настоящие. Видя, как бедняжки беспокоятся, она вытянула руку, и сделав шаг вперед, робко коснулась их бархатных носов. — Тише, тише, — ласко сказала она, поглаживая их морды. «Возможно, в большом мире все же и впрямь есть что-то хорошее…» — подумала Эмма, касаясь головы черного коня, который от ее прикосновений немного затих, хотя и продолжал фыркать и махать хвостом. Колдун, стоявший поодаль, с изумлением наблюдал, как беспокойные лошади буквально за пару минут ласки от руки девицы успокоились и стали сами подставлять головы под маленькую ручку блондинки. «Животные хорошо чуят истинную натуру, вот и они почувствовали, что перед ними стоит чистая душа…» — подумал он. Тут девушка обернулась и невинно сказала: — Почему ты не подходишь? Или ты тоже, как и я, не умеешь на них ездить? — Умею, — буркнул Румпельштильцхен, не уточняя, что в последний раз он садился на лошадь еще во время войны Огров, и сложив руки на груди, ехидно добавил: — Вот только боюсь, езду на них и впрямь придется отложить, дорогуша. Животные, в отличии от тебя, чувствуют мою истинную суть и боятся. Эмма закатила глаза и вытянула руку в его сторону. — Кто здесь плохой, а кто хороший, я сама решу, а сейчас… Румпельштильцхен, коснись лошади, живо! — строго сказала она и топнула ногой. Колдун против воли хихикнул, а потом посерьезнел и сделал робкий шаг вперед. Он не хотел, чтобы животина взбесилась и ранила Эмму, которой сегодня и так досталось. Он вообще удивлялся, отчего та так сейчас спокойна. Но чуяло его черное сердце, что это ненадолго. При его приближении лошади заволновались, но девушка вновь их погладила и успокоила. Они взволнованно затопали, но послушно стояли, сдавшись под ласками белокурой девицы. — Ох, ну что так медленно! — не выдержала Эмма, и на миг отойдя от животных, подошла к колдуну и схватив его за запястье, потащила вперед. — Я и сам могу ходить, несносное ты создание! — проворчал Румпельштильцхен, все же послушно двинувшись за девушкой. Эмма лишь едва заметно улыбнулась, и все также держа его за запястье, притянула его руку вверх и положила на морду черного коня, который фыркнул, но продолжал стоять. Она положила свою ладонь поверх руки колдуна и тихо сказала: — Вот. Видишь… Просто они испугались, — и игриво смотря на него, добавила: — И не только они. Румпельштильцхен возмущенно фыркнул. — Еще чего, — презрительно сказал он. — Лошадей я бы еще не боялся. Конь, к которому он касался, вновь фыркнул и мотнул головой. — Даже он тебе не верит, — весело сказала Эмма и прижав его руку покрепче к шкуре лошади, заставила его провести по ней рукой. — Вот, погладь его. Всякий зверь любит ласку. «Да уж…» — рассеянно подумал Румпельштильцхен, послушно гладя лошадь, думая не только о зверье. Он вот тоже ощутил на миг заботу и ласку от этой красавицы, так теперь только о ней и думал. Ни о жене, без которой прежде думал, что жить не сможет, ни даже о сыне, а лишь о ней. Колдун краем глаза посмотрел на девушку, которая с умиротворенным видом смотрела на лошадь. Эх, зачаровала… — Вот так… — еле слышно сказала она и тоже посмотрела на него. Ее щеки почти сразу заалели, но все же девица не отвела взгляда. «Моя храбрая птичка…» — гордо подумал он, продолжая любоваться зелеными глазищами белокурой красавицы. Такой сильной и храброй… …такой чистой и хрупкой.