***
Глубокая, чистая прохлада зарождающейся весны. Редкие для столь позднего часа бегуны, неспешно прогуливающиеся мамаши с детьми — покой, в котором утихают жгущие виски мысли. Раскрыть ладони, пропуская через себя ветер, несущий ароматы клейких древесных соков и влажной земли. Ощутить кончиками пальцев силы — чистые, колкие. С такими легко работать образами, даже не используя слова и знаки.Они послушны, они податливы. Они не подведут. Меньше всего сейчас ему хочется разговаривать с кем-то. Неторопливо брести по заасфальтированной тропинке, перебирая в пальцах костяшки чёток. На миг ощутить неясную тревогу, словно чужой взгляд мазнул по спине. Обернуться, замешкаться, пропуская мимо мужчину в просторном плаще. Передернуться от ощущения холода в районе шеи, прижать к ладони пальцы в охранном жесте. Слабая, но защита. Но не от незваных собеседников. — Святоша, мороженое будешь? — ехидный голос над ухом заставляет дернуться в сторону, едва не сбив малыша, проходящего с мамой рядом с ним. Пробормотать что-то, похожее то ли на «извините», то ли на «сгинь», обернуться — и встретиться взглядом с довольным до невообразимости Авриэлем, несущим два рожка с мороженым. Малиновое — то, которое любит священник, и мятное — изрядно облизанное. Молча выдернуть из пальцев хмыкнувшего демона вафельный рожок, кивнуть в знак то ли признательности, то ли в знак того, что они почти перегородили спинами подход к узкому мостику, до которого они не дошли буквально пару шагов. — Новости есть? — А я похож на почтового голубя? — длинный раздвоенный язык скользит по мороженому, и ловко подхватывает зеленую каплю на щеке. — Просто соскучился. — Рогатого церковь исправит. — Потому ты пошел туда? — Авриэль улыбается, приглаживает ладонью волосы. Айво качает головой, одергивает куртку. Взглядом показывает, что не отказался бы отдохнуть — ноги гудели после часов хождения по городу. Все дороги ведут не в Рим, а туда, куда тебе хочется. И не всегда эти дороги короткие. Всё чаще он замечал на стенах домов символы, адресованные для знающих — демонов и просто «туристов» из Ада. В кармане для такого случая лежала разбавленная святой водой краска и нож. С усталым выдохом откинуться на выгнутую спинку скамейки, лизнуть подтаявшее мороженое — и только потом ощутить запах серы. — Плюнул или откусил? — Подышал. Если бы взглядом можно было сжечь, Авриэль приобрел бы более ровный загар. — Шучу. — Демон вскидывает руки в шутливом жесте и с хрустом вгрызается в рожок. — От тебя тоже не Sauvage пахнет. А у меня между прочим на ладан аллергия. — Святой воды выпей. — Уперевшись локтями в колени, Айво с наслаждением слизывает с рожка розоватые капли подтаявшего мороженого. — Тогда у тебя другое беспокоить будет. — Ты такой добрый. — Демон с урчанием трется плечом о плечо подавившегося Айво. — Так и быть, расскажу тебе новости. У нас прижали одного демона — он проводил души через Ворота, чтобы те могли «поразмяться» на свободе. На одну ночь, но как ни странно, всех это устраивало. Пока кипиш не подняли. Проверили, но это не он выпускал их бесконтрольно. — И ты молчал? — вафельный рожок упирается в нос возмущенно фыркнувшего демона. — Адово отродье, ангелы тебя побери. — Ты поосторожней со словами, святоша. — Демон передергивается и рукавом водолазки стирает с носа пломбир. — Не услышат, так сделают так, чтоб икалось мне. — А ты их видел? — пальцами зачесав назад непослушную чёлку, упавшую на лоб, Айво подпер ладонью щёку. — Удиви меня. — Не видел, и слава Люциферу. — Авриэль тоскливо смотрит на уток, степенно проплывающих мимо пологого берега. — И не хотел бы. Сидят они там у себя, и пусть сидят, пернатые засранцы. Святой отец видит, что демон недоговаривает что-то, но не настаивает на откровенности. Молча, без аппетита доедает мороженое, смотрит на людей — беззаботных, смеющихся, живущих. Ощущает плечом костистое плечо молчаливого Авриэля, протягивает тому сигарету. — Если бы мне кто сказал, что я буду якшаться с демоном — вспомнил бы славные времена Церкви карающей. Демон кривит губы, прикуривает от кончика пальца. — Кто б мне сказал, что я буду работать на Церковь… — Не всё так плохо, демон. Когда всё кончится — думаю, мы оба будем рады этому. Айво не видит насмешливой грусти в глазах демона. Не видит его жеста, которым он распылил мелкого беса у урны. Демон молча курит, прикрыв глаза и вбирая в себя пока не греющий свет солнца. Ему не хочется говорить человеку, что новости куда хуже, чем он принёс сейчас. Пока ему хочется просто сидеть, неспешно докуривая очередную сигарету и беззлобно поддразнивая священника. Все дела будут потом, когда они выпьют кофе, встретятся с гонцом, поговорят со святым отцом Михаэлем, главой отдела безопасности. А сейчас есть только скамейка, сгорбленный священник и утки, для которых у Авриэля совершенно случайно завалялась булочка. Демоны не имеют права на жизнь вне Ада. Демоны не имеют права на покой. Демоны — это сосуды, полные пороков, страстей и грехов. Но демоны тоже…2.
24 июня 2020 г. в 05:19
В церкви тихо, прохладно, пахнет мёдом и свежей краской. Витражи пока не восстановили, и без них сама церковь кажется чужой, незнакомой. Болезненно-пустой даже. Строительные леса местами убрали, но у дальней стены они всё ещё стоят. Незаконченная фреска взирает на священника всепрощающим взглядом Сына Господнего. Весь его вид говорит о смирении, недописанное одеяние кажется обглоданным снизу. Айво задумчиво касается восстановленной после происшествия колонны, немигающе смотрит на покачивающиеся язычки пламени на свечах. Тянется к их мягкому свету, теплу, стремясь растопить наледь на душе.
Крики, полные животного ужаса и боли. Кровь, алой россыпью ложащаяся на фрески и витражи, скамейки, разлетающиеся в щепки. Густой, дурманящий запах тлеющего дерева, ладана и внутренностей. И та тварь, с чёрных губ которой срывалась алая густая слюна. Страх сковывает тело, к горлу подкатывает тошнота. Хочется зажать руками уши, чтобы не слышать этих криков. В церкви нет возможности воспользоваться силами, знаки гаснут, стоит их только начертить. Прижаться спиной к стене, скрытым от глаз твари отброшенным амвоном. Нащупать кончиками пальцев осколок витража, сжав зубы вспороть кожу на ладони. Коснуться пальцем крови, торопливо вычерчивая один из символов изгнания и молиться, чтобы он сработал. А подняв голову, понять, что чудо не свершилось. Глаза твари не были глазами одержимого убийцы. Это был холодный взгляд человека, которому интересно, что будет дальше. Живот свело от липкого ощущения узнавания. Слово сорвалось с губ непроизвольно, в том невольном порыве узнавания, болезненном и от того еще более страшном.
— Отец…
Ощутить, как когти сжимают горло, захрипеть, теряя связь с реальностью. На грани сознания слышать, как что-то массивное врезается в двери, сметая их с петель. И блаженная тьма касается сознания.
Коснуться кончиками пальцев алтаря, ощутить его прохладу. Сконцентрировать это чувство внутри себя, успокаиваясь. Отбросить еретичные мысли, хотя и признаваясь себе, что они — логичны. Вера, и без того давно расшатанная, дала ещё большую трещину. Те, кто приходил к нему на исповеди, те, кто верил ему и Всевышнему — мертвы.
Схватить со скамейки куртку, закинуть на плечо сумку и широким шагом, не оглядываясь, дойти до дверей. Нужно успокоиться, нужно собраться. И парк — чудесное место для этого.