Nights

–Этот сон был короче, чем остальные. Но он был не менее пугающим. Героем в нём опять был Эдриан. В этом кошмаре мы с Эдрианом сильно повздорили. Я узнал о том, что его не было на нескольких уроках в середине учебного дня. Я хотел выяснить у него, почему так получилось, и, видимо, был слишком строг с ним. Как всегда… Мои слишком резкие слова вывели его из себя. Я накричал на него, он накричал на меня в ответ. Высказал всё, что было у него на душе. Всё, о чём он думал долгое время, но не решался сказать. Он обвинил меня в бесчувственности, беспричинной холодности по отношению к нему, сказал, что устал от осознания того, что для родного отца он безразличен. В довершение своей гневной тирады он выкрикнул мне в лицо несколько ругательств и дал понять, что для него было бы лучше вообще не иметь отца, чем жить с таким, как я. Конечно, я понимал, что Эдриан прав. Я всегда это знал, но из-за своего непомерно большого эго, я не мог этого признать. После того, как мой сын закончил говорить, я хотел признать свою вину перед ним и искренне попросить прощения. Но не успел я открыть рта, как Эдриан убежал. Он пулей вылетел из дверей особняка, и я стремглав бросился ему вдогонку. Выглянув за дверь, я увидел сына, уже бегущего вниз по лестнице. Я окликнул его, и на мгновение он обернулся. Отвлёкшись, Эдриан оступился, и кубарем скатился по ступенькам. В мгновение ока я был уже рядом с ним. То, что я видел перед собой, было мало похоже на Эдриана Агреста: правая нога сломана и вывернута под неестественным углом; руки и пальцы на них переломаны; всё лицо в крови, бежавшей ярко-красной ленточкой из носа и рассеченных скулы и брови по светлой коже мальчика. Я вызвал скорую помощь. Дожидаясь приезда бригады спасателей, я придерживал голову Эдриана. Я не знал, есть ли у него повреждения внутренних органов, но понимал, что шансы на их присутствия велики, и не хотел, чтобы мой сын захлебнулся собственной кровью. Я всё время держал руку на его запястье, проверяя наличие пульса. Через пару минут, показавшихся мне целой вечностью, я услышал голос Эдриана. Он был очень слаб и будто доносился откуда-то издалека. Эдриан прощался со мной. Я не мог в это поверить. Нет, я не хотел верить в то, что мой сын, мой мальчик, мой дорогой Эдриан умирал на моих руках. Мой мозг отказывался принимать это. Разум покинул меня. Я чувствовал, как ослабевает пульс моего сына, как замедляется его дыхание, и был не в состоянии сделать что-либо, кроме бесцельного бормотания, повторяющего одно и то же снова и снова: «Прости… Прости меня… Эдриан… Прости меня…» Мой умоляющий шепот перетёк в истерические рыдания. Веки Эдриана дрогнули, и снова опустились. Он умер. Приехавшим врачам оставалось только констатировать факты: факт смерти Эдриана Агреста и факт сумасшествия его отца, то есть, моего сумасшествия. –Вы хорошо поработали сегодня, Габриэль. Я вижу, как тяжело вам рассказывать всё это, но, поверьте, ваши старания стоят того. Мне кажется, у вас уже есть некоторый прогресс.

Прогресс?! Есть прогресс?! Как раз-таки его и нет! Единственное, что изменилось с начала этих приёмов, не считая, конечно, материальных убытков, это то, что я стал жалкой эмоциональной половой тряпкой!

–Я рад, что мы наконец перестали отставать в ваших снах. Теперь вам будет проще, в каком-то смысле. Надеюсь, ваши сны в скором времени прекратятся совсем. Всего доброго, Габриэль, увидимся завтра. –…