Нет, Натали не плакала. Слёзы струились против её воли. Она не видела ничего вокруг. Перед её глазами застыли цветными фотографиями моменты прошлого. Моменты её жизни. Моменты её жизни
с ним.
Натали не плакала. Это воспоминания текли по её щекам, останавливаясь на долю секунды на подбородке, а затем срываясь дальше, вниз, на лацкан пиджака.
Натали не плакала. Она ведь никогда не плачет. Это просто что-то попало в глаз. Что-то, что называется
жизнь без него.
Лайонел Сент-Клэр был её человеком. Он всегда понимал её. Понимал её мысли, чувства, предугадывал её действия. С ним ей не нужны были слова. Их отношения были будто бы телепатическими: они словно спокойно проникали в разум друг друга, и каждый знал, что на уме у его второй половинки. Они действительно дополняли друг друга. Две части одного целого.
Они были прекрасной парой. Она, похожая на фарфоровую куклу с яркими синими глазами и иссиня-черными волосами, и он, с такой же фарфоровой кожей, ярко-рыжий и с изумрудно-зелёными драгоценными камнями вместо радужки.
Их знакомство оба запомнили на всю жизнь. Это не была любовь с первого взгляда, напротив, Натали сначала отпугивала внешность этого странного старшеклассника.
Натали была новенькой в школе. Она ещё не знала, что этот самый юноша окажется самым популярным парнем школы, и что именно ей выпадет честь покорить его сердце.
Он же сразу обратил на неё внимание. Она отличалась от остальных своих сверстниц. Отличалась сдержанностью, начитанностью и тактичностью. Позже он узнал, что не ошибся: эта девушка обладала недюжинным интеллектом, а также восхитительным смехом, заставлявшим его сердце биться чаще.
Несмотря на свою «популярность», Лайонел был скромным. Он долго не решался сказать ей о своих чувствах. Поэтому он решил признаться донельзя банально, но в то же время романтично — пригласить на выпускной бал. Натали никогда не забудет это вечер. Навсегда останется в памяти их первый поцелуй, этот ягодный вкус пунша на губах, это совместное влечение, повинуясь которому они танцевали до рассвета, даже после окончания бала, даже после того, как их объявили королём и королевой выпуска, даже после всего.
Они действительно любили друг друга. Несмотря на неодобрение друзей и знакомых, говоривших, что этого не может быть. Утверждавших, что такое бывает только в сказках и дешёвых сопливо-слезливых мелодрамах для девочек-подростков. Но Санкёр и Сент-Клэру не было совершено никакого дела до мнения окружающих: им нравилось ломать стереотипы своими чувствами, нравилось видеть осуждение в глазах других, ведь на то они и другие, чтобы отличаться своей посредственностью.
Натали не плакала. Это были просто слезы. Слезы осознания. Осознания того, что без него она бы не стала в этом мире никем. Это он забрал её от родителей, губивших жизнь пятнадцатилетней девочки. Он помог ей поступить в престижный университет, о котором она и думать не смела. В конце концов, это именно он познакомил её с Габриэлем, устроил к нему на работу, обеспечив высокой зарплатой. А она? Чем она ему отплатила? Втрескалась в его лучшего друга — своего работодателя? Не прошло и двух лет с момента
его смерти…
Натали просто пыталась понять, что в ней заставило сердце влюбиться в Агреста, но мозг отказывался думать. Все они были в шоке, когда у Лайонела обнаружили рак. Он всегда был таким жизнерадостным, что сопоставить образ смертельно больного с образом Лая было просто невозможно. Тем не менее, он ушёл… Смерть недаром женщина — всех лучших мужчин она забирает без раздумий и угрызений совести, если таковая вообще имеется у госпожи с косой. Он ушёл и забрал с собой части их душ. А спустя ещё пару месяцев умерла и Эмили.
Такой двойной удар, обрушившийся на Агреста и его ассистентку, напрочь выбил обоих из колеи. Просто не мог не выбить. Тогда и началось то, что Натали с горечью называет «изменой». Изменой во всех смыслах, перемены если и приходят, то затрагивают всё в человеке. Они были объединены общим горем, и тогда она поклялась, что сделает всё для того, чтобы хотя бы Габриэль был счастлив.
Она и не надеялась на взаимность. Просто жила ради него, понимая, что её жизнь однажды закончится, угнетённая гонкой за талисманами, но надеясь, что вместе с этим прекратится и боль. Но самопожертвование, к счастью, не всегда остаётся незамеченным, и Габриэль начал отвечать
взаимностью? Иначе девушка никак не могла объяснить этого волнения с его стороны,
этой заботы?..
***
Эдриан был напуган. Каких-то пару дней назад он думал, что хуже уже быть не может. Оказалось, что может. Как ни грустно, неприятности не любят заканчиваться. Конечная остановочка для них — это слово из шести букв, вторая из которых «и». То слово, которое чаще всего употребляется вместе с прилагательным «полный».
Он никогда даже представить не мог, что, когда рушится мир человека, это происходит так стремительно. Теперь же он наблюдал крушение собственной микровселенной. Страшнее всего было понимать, что в этой пьесе он представлял собой лишь безучастного зрителя, оказавшегося в эпицентре разворачивающейся катастрофы, в которой, похоже, никому не удастся спастись.
Все его близкие изменились до неузнаваемости. Вечно закрытый, социопатичный, нелюдимый отец его стал мягким, уязвимым и таким эмоциональным, словно те эмоции, которые он так долго скрывал пробили наконец невидимую плотину, удерживающую их от контакта с окружающим миром, и теперь слились воедино, смешивая все цвета и оттенки в одну грустно-непривычную палитру восприятия происходящего.
Более того, его отец предпринял попытку суицида. Он никому ничего не сказал. Даже своему сыну. Ни слова. Даже не удостоил открытым для чтения переживаний взглядом. Хотя Эдриан иногда с грустью думал, что даже будь у него способность к чтению чужих мыслей, о своём отце он всё равно ничего бы не узнал.
И теперь, сидя на краю больничной койки, он видел лишь то, что осталось от его устойчивого к телепатии отца. Он понимал, что здесь должен лежать пациент, но видел лишь груду обломков металла, постепенно плавящегося под воздействием солнечных лучей их с Натали взглядов.
Кстати о Натали. Её Эдриан тоже перестал узнавать. Но здесь его образное мышление подбирало другой сравнительный образ. Вместо Натали он видел бескрайний океан. Океан, долгое время пребывавший в холодных оковах льда, а теперь наконец растаявший и разлившийся, не зная границ. Океан, прекрасный своей чистотой. Океан, в котором очень хотелось утонуть, но Эдриан невесть откуда знал, что этого никогда не произойдёт. Переливающаяся поверхность воды ни за что не даст ему пойти ко дну. Всегда поддержит на плаву.
Несмотря на то, что вызваны такие перемены были событиями крайне неприятными, новый образ его гувернантки нравился юноше куда больше прежнего. Натали стала более живой, более человечной в его глазах. Перестала походить на бесчувственную машину, а превратилась в простого человека, у которого есть и свои радости, и свои крупицы горя.
А сам Эдриан? Разве он остался прежним? Чёрта с два!
***
Габриэль совершенно перестал понимать, куда катилась его жизнь. Мир рушился. Устои ломались. Ничего прежнего не оставалось. Только он
и она против всех.
Натали стала для него больше, чем просто ассистентом. Больше, чем просто другом.
Возлюбленной? Нет! Нет!!!
Это недопустимо! Он любит Эмили! И точка! Он никогда не перестанет любить её! Будет любить её вечно!
Ведь так?..
Ему всё это надоело. Надоело настолько, что он даже был готов поверить в собственную смерть, он даже хотел этого.
Ему надоело так жить.
Дела Бражника, отсутствие какого-либо прогресса во всех начинаниях, ссора с Эдрианом, отъезд Натали, ещё и эти дурацкие сны — всё это пошатнуло психику Габриэля Агреста. Психологическое давление, сформированное его же собственным мозгом, достигло своего пика. И модельер низвергся ниже плинтуса, разрушая свою плотину безразличия, плотину, над созданием которой он трудился долгие годы.
А может, оно и к лучшему? Перемен требуют наши сердца! Может, это знак? Пора прекратить тщетные попытки. Пора оставить прошлое.
Пора забыть её. Пора открыть свои душу и сердце чему-то новому! Или, быть может, кому-то?..
Но как же Эмили? Что станет с его женой? «Может, пришла пора действительно отпустить её?» — шепнул голос в голове. Отпустить? Точно? Но ведь…
Но аргументов не нашлось. Мысль, подсказанная сознанием, оказалась исчерпывающей. И он решился. Он откроется новому! Вернее новой!
И вроде все проблемы теперь позади. Только вот…
— Почему всё-таки психотерапевтом был Лай? — спросил Габриэль в своей голове.
— Потому что он твой лучший друг, — прозвучал ответ его же мыслей.
— Тогда почему ничего он не порекомендовал? — продолжился диамонолог.
— Может, потому что он вообще-то не психолог? — саркастично отозвался голосок.
— Логично, — признал дизайнер.
Действительно, со своей же логикой трудно спорить. Хотя бы потому что это глупо и ненормально.
— Хе-хе, ты думаешь, что хоть что-то внутри твоей тупой головешки ещё сохранило хоть толику нормальности? Ха-ха-ха! Дурачок! Просто наивный дурачок! Конечно нет!!! Ха-ха-ха-ха! — назойливый голосок залился отвратительно противным подобием смеха.
— Почему ты так считаешь? Я нормальный! — возмутился Габриэль.
— Почему так считаю? Хе-хе! Нормальный, говоришь! Ха-ха-ха! То есть нормальные люди держат свою
мёртвую (подчёркиваю,
МЁРТВУЮ) жену в подвале своего дома, запирают своего сына в четырёх стенах, проникают в разум его друзей (и не только, между прочим), и, конечно же, каждую ночь абсолютно все нормальные люди убивают своих верных ассистенток! Ха-ха-ха-хе-хи-хи! Разве тебе самому не кажется что это бред, милый мой тупица? — не унимался голосок.
Габриэль встал в тупик. В чём-то голос был прав: он загнался. Насовсем. Навсегда. Стал пленником собственных грехов и потонул под их тяжестью.
Габриэль ненавидел себя. Какого чёрта его настроение меняется по сто раз на дню! И вот даже сейчас! Здесь, внутри его головы он снова вспылил! В который раз подтвердил свою беспомощность!
Внезапно поток мыслей прекратился. Так же незаметно, как и начался. Наконец-то тишина! Ничего в голове! Пусто!!!
Он вспомнил, как он пришёл к таким отнюдь не весёлым мыслям. Живыми картинками предстали воображенные образы присутствующих в палате. Тех самых людей, пришедших его навестить. Тех людей, тех единственных людей, кому он небезразличен. Тех единственных людей, которые небезразличны ему. Тех людей, которые любили его. Тех самых людей, которых по-настоящему любил он сам. Но ничто не удерживалось в его памяти дольше, что на долю секунды.
Мгновенно все пространство, предназначенное для полёта его мыслей занимало только это лицо. Это нежное и доброе лицо. И только эти мокрые от слёз глаза. Эти вечно печальные и всё время грустные глаза. Эти глаза, голубые с вкраплениями нежного светло-серого льда. Эти самые глаза, в которых он тонул без единого шанса на спасение. Без единой, даже самой мизерной и практически незначительной надежды на выживание. Но ему не было жаль. Это ведь были не просто глаза. Не какие-то обыкновенные глазёнки какой-то городской девчонки. Это были особенные глаза.
Её глаза.
Глаза его Натали.
