***
— Человек. Он идёт за нами, — оглянувшись назад, известил вожак, эхом отзываясь в голове каждого. Мёртвой хваткой обняв шею товарища, содрогаясь от тряски, я, обессиленный и измученный жаждой, чутко вслушивался в тяжёлое дыхание Антона. Запекшиеся раны горели огнём, продолжая назойливо напоминать о себе, не давая ни секунды покоя. Тогда я впервые пожалел о том, что променял стройку на чистенькую, как мне раньше казалось, работу дипломата. Лучше навеки пропасть в канализационных рукавах, добывая ненавистную слизь. Зато живой останешься! Поход на ВДНХ — это русская рулетка. Либо ты, либо тебя. Мучительная смерть тёмного навсегда оставила отпечаток в моей памяти… Больше ни ногой сюда! Никогда! Да. Форпост полностью разрушен. Но разве ради этого мы пришли сюда? Все эти бессмысленные смерти обоснованы бредовой идеей, что гласит: «Объединившись воедино, мы построим с человеком новый мир». А заслуживает ли человек прощения? Может, для людей и вовсе нет места в будущем? Ведь ещё немного, и наши же собственные пороки окончательно вычеркнут нас из истории как вид, превратив в ископаемое. Сквозь пелену показались знакомые ободранные колонны, что держали поросший мхом свод станции, а в темноте осколками позолоты блеснули буквы: «Ботанический сад». — Всё! Не могу больше. Перекур, — облегченно пробубнил Антон, усаживая меня на край платформы. Не выдержав собственного веса, я мгновенно повалился боком на пыльный холодный кафель. Считая бешеные удары сердца, я взглядом провожал каждого дипломата, боясь провалиться в предсмертный мрак. Воздух молнией пробил глухой удар плети, от которого кровь застыла в жилах. Осмотревшись, я не досчитался одной особи. Волочась последним из-за ранения в грудь, он, видимо, решил взять передышку, не упредив при этом старшего, за что немедленно поплатился. Я ожидал, что темные, всполошившись, ринутся к гермодвери. Но остатки отряда по-прежнему сохраняли хладнокровие. Вмиг стало ясно — они вовсе и не собирались уходить. Тёмные целенаправленно дожидались человека, отчего я вновь ощутил не так давно позабытое чувство страха. Их решение казалось чистой воды самоубийством ради неведомой цели. Тогда я осознал, что даже перевоплотившись в одного из них, мне-человеку никогда не суждено понять этих существ. Подняв моё сырое от жара тело с кафеля, Антон в предчувствии бойни, вновь водрузив на спину бесполезный балласт, потащил меня в сторону гермодвери. Вскоре мы медленно поднимались к спасительному свету, оставляя вожака и замыкающего в зловещей пустоте наедине с убийцей. — Ничего, Саня… Ничего… Потерпи ещё немного. Сейчас разделаемся с этим недобитком с форпоста, чтобы на пятки не наступал, и домой двинем, а там еда, тепло, раны твои залатаем, — подбадривал меня Антон, тяжело поднимаясь по стальным ступенькам эскалатора. В лицо ударил поток холодного свежего воздуха, заменяя пыль и душную сырость. Ненадолго я почувствовал облегчение. Поднявшись на поверхность, Антон поспешил осторожно усадить меня на заснеженный пол вестибюля, облокотив на толстую, пожелтевшую и обшелушившуюся от старости колонну, что находилась неподалёку от заржавевших пропускных аппаратов. Сам Антон молча вышёл на улицу и бесследно пропал в белой пелене. Солнце ослепительными лучами игриво заглядывало в окна павильона. На улице стояла безмятежная тишина. В окнах виднелась костлявая верхушка чёрного города, от которой исходили тонкие струи пара. Почувствовав холод, кожа инстинктивно начала стягиваться и грубеть, от этого раны заныли ещё с большей силой. Сил уже не оставалось. Клонило в сон. Зачерпнув в ладонь горсть снега, смяв его в небольшой комок и с наслаждением положив белый леденец на язык, я откинул голову назад. Кругом царила убаюкивающая тишина. Веки незамедлительно налились свинцом и я, сдавшись, провалился в объятия морфея.***
Сквозь сон раздался нарастающий стук сапог, которому сначала мной не было придано никакого значения. С малого детства мы живём в мире, где постоянно что-то хрустит, шуршит, скрипит. Мы настолько привыкли к комфортной жизни, что давно не обращаем на это значения. Но я абсолютно позабыл, где нахожусь. Широко раскрыв глаза от страха, я устремил взор на эскалатор. Звук исходил оттуда. Человек. Это точно был человек! Движимый страхом, запыхаясь и извиваясь словно змея, я совершил попытку выбраться наружу. Снег предательски скользил по кафелю, удерживая меня на месте. — Ещё один гомоновус, — раздался позади глухой грубый бас. Перевернувшись на спину, отчаянно продолжая отталкиваться ногами, перед собой я увидел высокого, черноволосого, довольно широкого в плечах солдата, облаченного в серый камуфляжный ватник, поверх которого располагалась весомая разгрузка, а на левом плече виднелся довольно странный шеврон: красная жирная буква «м» на чёрном фоне, под которой сильно выделялся белый череп. К форпосту этот человек не имел никого отношения, а больше походил на человека из спецподразделений. На левой щеке багровыми красками сверкали свежие глубокие порезы от когтей. Небольшими шагами он приближался в мою сторону. В руках блеснула рукоятка двуствольного обреза. Сердце заколотилось в костяном коконе словно дикая птица. Для него я был не больше, чем пробная мишень. — Ну вот, сейчас будет чуть полегче, — раздался поблизости спасительный голос Антона. Уверенно ступив за порог, он что-то увлеченно разглядывал в ладони, совершенно не замечая опасности. — УХОДИ!!! — завопил я, посылая тревожный сигнал. Щелчок. Воздух прорезал тугой удар пламени и грома. Белый снег усыпали крошечные капли чёрной крови. Тело Антона глухо рухнуло на землю, а из его ладони по полу рассыпались те самые алые мерзлые ягоды, которые он гордо называл лекарством от страха. — Да-а, мельчает Чингачгук… мельчает, — с досадой разговаривал сам с собой громила, выкидывая в снег израсходованные красные гильзы. — Нашёл на старости лет, кого бояться. Совсем его мирная жизнь изменила. «Гомоновусов» каких-то выдумал. «Новая ветвь эволюции». Сказки для взрослых. Слава богу, Артём у него не такой…— бубнил он себе под нос, вытаскивая бинокль из кожаного чехла, напрочь позабыв обо мне. Жаль, нож остался в том мальчишке на ВДНХ. Хотя если бы даже он и был, то что бы я с ним стал делать? Сплошная глупость. Захлестнутый отчаянием, я в надежде на чудо подобрался к телу Антона. Зря! Дробь превратила его грудь и живот в решето, из которого обильно сочился чёрный густой «сироп». Все мои мысли перебил белый шум. Человек, отпрянув от бинокля, с презрением бросил взгляд в мою сторону и, не обнаружив ничего интересного, вновь принялся изучать окрестности. Страшная потеря. Антон был не просто для меня другом и учителем. Он стал моей второй семьей в этом проклятом мёртвом мире. Внезапно пришёл, так же внезапно ушёл. В горле застрял тяжелый комок, выдавливая соленую влагу на глазах. Раскаленная, скупая слеза покатилась по мёрзлой щеке. — Покойся с миром, друг… Спасибо тебе за все. Если бы не ты, то я бы никогда не узнал, что это такое — жить по-настоящему. Надеюсь, там тебе будет лучше. Прощай, Антоха… На плечо неожиданно опустилась чья-то ладонь. Подняв взор, я увидел в прозрачном воздухе изумрудный блеск двух угольков. Разделив пополам мою печаль, полупрозрачный силуэт двинулся вглубь павильона. Вслед за ним сверкнула ещё пара глаз, а за ними — ещё и ещё. Почуяв неладное, убийца вновь схватился за обрез, но было уже слишком поздно. Выстрел. Ещё один. Вмиг за его спиной вырос чёрный силуэт с занесенными над головой руками. Резко опрокинув ладони вдоль туловища, человек, обмякнув, рухнул лицом на мелкие осколки оконного стекла, что острыми шипами торчали из прогнившей рамы. — Ты считаешь нас убийцами, Хантер? — произнёс один из тёмных, обращаясь к воину, перевернув его на спину. — Но разве люди лучше? Ты лучше? Сколько своих собратьев ты убил? А скольких ещё убьешь? Они не желали тебе зла… Молили о пощаде. Но ты все равно их не слушал. Беспощадно вырезал на своем пути все, что казалось тебе угрозой. Ты не знаешь раскаяния. Не знаешь прощения. Твоя смерть — слишком малая цена за спасение. Каждый имеет шанс все исправить, не упусти его, Хантер… Не упусти…