Будь Моей

— Рыба моя, есть ли у тебя удочка? — попивая кофе, интересуется Сергей. На улице такая жара, что даже он не в любимой тройке, а в рубашке с коротким рукавом и льняных брюках. Хотя я бы горячий кофе сейчас пить не стал. Надо будет сгонять за айс-латте, когда немного освобожусь. — Смотря кого надо ловить, — не отрываясь от работы, отвечаю я. Он ухмыляется. — Представь: гладь лесного озера, запах костра, щебет птиц, насыщенно-оранжевый закат… — он напевно растягивает слова и помогает себе жестами, потом резко меняется в лице. — И шумная бухая компания у тебя за спиной. — Корпорат?! — восторженно интересуется Лера. — Он самый. Последние выходные июля. Ничего не планируй, Карасик. Ну, кроме рыбалки с любимым боссом. Вместо рыбалки с любимым боссом я представляю себе пьяные танцы, волейбол, шашлыки… и её. Причём она стоит в стороне, наблюдает издалека с прохладной и такой красивой улыбкой. Я смотрю на Леру, которая в этот самый момент делится впечатлениями от прошлогоднего летнего корпоратива. Смотрю, как скачут светлые локоны, как сияют серые глаза, как порхают в воздухе маленькие ручки с элегантным маникюром. И меня не торкает. Да, красивая. Как все красивые. Милая, смешная, неглупая даже. Встречался бы я с ней и горя не знал. Но нет. Обеденный перерыв я трачу на то, что покупаю бургер, айс-латте и ищу в корпоративном мессенджере фотографии прошлогоднего корпоратива. Нахожу. Саши на них нет. Страйкбол, волейбол, застолье, шашлыки, танцы, даже настолки — всё это есть. А Саши нет. Наверное, она по таким мероприятиям не ездит. Плевать. Я всё равно поеду. Ну свет-то клином не сошёлся, в конце концов. Нельзя зацикливаться. Точно. Нельзя зацикливаться. «Погнали завтра в «Феллини?» — пишу я Лизке. Она, естественно, соглашается. Главное не упиться в край. На выходных переезд, похмелье будет некстати. И мама мозг выест чайной ложечкой. Она и так взяла это за правило с тех пор, как я сообщил, что съезжаю. Каждое утро мне рассказывает, какой я несамостоятельный, бестолковый, и как я без неё пропаду. Я только огрызаюсь, что она сама такого бестолкового воспитала. Она причитает и весь вечер демонстративно со мной не разговаривает, а на следующее утро цикл повторяется. Ну ничего. Скоро буду делать что хочу, с кем хочу и когда хочу. А ей звонить раз в неделю, чтобы сообщить, что жив. Надо только со Стасом договориться, как мы поступаем, если кто-то из нас хочет провести ночь с барышней. Я раньше для этих целей снимал квартиру на сутки, но снимать квартиру, когда снимаешь квартиру, — это как-то тупо. *** Горьковатый апероль потрясающе освежает. Я жмурюсь от удовольствия и опираюсь на стену, вытягивая уставшие ноги на диванчике. С первого этажа, где мы только что отплясывали, доносятся басы, которые заставляют наш стол и сырную тарелку на нём мелко подрагивать. Глухой тёплый свет не раздражает, наоборот, немного успокаивает и расслабляет. Лизка, сидящая напротив, потягивает сладкий «куба либре» и болтает о Машеньке из бухгалтерии, которая влюблена в руководителя Лизкиного отдела, Виктора. Я слушаю вполуха. Я люблю рабочие сплетни, несмотря на то, что мало кого знаю, но сейчас, после двух коктейлей и хорошей встряски на танцполе, воспринимать информацию просто физически не в состоянии. И только когда она разводит руками, смешно хмуря брови, и возмущается: — Не понимаю, какой смысл сохнуть по тому, кто никогда не ответит тебе взаимностью, — я включаюсь. Смотрю на неё в упор. Она очень красивая. Русые волосы немного растрёпаны после танцев, лицо светится, на щеках блёстки — видимо, тени осыпались, — помада съелась, и губы выглядят так, будто их долго целовали. Я делаю глоток апероля, ставлю бокал на стол, решительно встаю и пересаживаюсь к ней. Густые ресницы вверх-вниз, губы приоткрыты, пальцы оглаживают запотевший стакан. Я знаю все эти сигналы, как свои пять пальцев. Мы целуемся. Долго, пьяно. От неё невероятно пахнет: танцами, алкоголем и одновременно с этим свежестью. Холодные пальцы перебираются со стакана мне на шею. Я вздрагиваю, но поцелуй не разрываю. Зато это вскоре делает она. Смотрит очень серьёзно, мягко проводит ладонью по моей скуле, закусывает губу. — Мне не нужны отношения, Жень. Смотрит так потерянно, будто я сейчас встану и уйду. И больше никогда не позову её ни на одну гулянку. Я киваю. — Мне тоже. Наверное, это правда. Пусть будет правдой. Отношения — это уступки, скандалы, упрёки и ограничения. Почти как с мамой. Только с сексом. Так секс может быть и без отношений. — Поехали ко мне? — улыбается Лиза. Я снова киваю. *** Утром я с больной головой и слабостью во всех конечностях заканчиваю паковать шмотки и слушаю очередную мамину тираду о том, что я уже через месяц вернусь обратно, голодный, запущенный, в нестираной одежде и вообще весь такой беспризорный. Так какой смысл тратить деньги и время, если можно сразу никуда не ехать. — Мам, я уже заплатил за два месяца вперёд, поздно, — вяло отбрыкиваюсь я. Нет никакого смысла вступать с ней в дискуссию. Всё равно сейчас подъедет Стас, наберёт мне, я возьму шмотки, встану и выйду. Что бы она ни говорила. Всё будет хорошо. Я буду жить с другом, без этой тошнотворной гиперопеки, буду периодически зависать в барах с Лизкой — и ездить к ней. Типа «friends with benefits». А я неплохо устроился. Так и Саша со временем забудется. — А как же Сашенька? Она вообще в курсе, что ты с другом съезжаешься? Почему ты не мог с девушкой съехаться? — Мы расстались, — морщусь я. — Как расстались? — Вот так, мам. Характерами не сошлись. Мама меняется в лице. У неё дрожат губы, а по щекам бегут крупные слёзы. Она прижимает ладони к груди, всхлипывает: — Признайся, Женя! Никакой Саши и не было, да? Я устало смотрю на неё, пытаясь застегнуть рюкзак. Ну что за спектакль? Она несколько раз глотает воздух, пытается что-то сказать, но осекается. Наконец выдавливает: — Женя, скажи мне как есть! Ты гей, да? Пффф. Здрасте, приехали! Ничего не имею против геев — видимо, в отличие от своей матери, — но я к ним не отношусь, и я без понятия, что навело её на эту мысль. — Мам! Ну ты же помнишь Юлю из универа! — Да я уже не знаю, что там было, а чего не было, — отмахивается она. — Я её видела-то один раз в жизни! Может, это так, для прикрытия. Я вздыхаю, откладываю рюкзак и обнимаю её. — Мам, я не гей, не бестолочь и не ребёнок. Хватит меня контролировать. Она отчаянно рыдает мне в плечо.