Будь Моей

Из полудрёмы меня вырывает перебор струн. Кирилл и Саша сидят рядом на перевёрнутой деревянной лодке и разыгрываются. Рядом с ними на пластиковом ведре — и где только взял? — устраивается Глеб. Вокруг потихоньку собирается народ, усаживаются в основном прямо на песок. — Ну что, Демка? По классике? Глеб, готов? Саша машет головой, мол, играй что хочешь. Глеб одобрительно фыркает, зажимая свой барабан-гриб между колен. И Кирилл вступает. Они играют «Группу крови» Цоя, «Вахтёрам» Бумбокса, «О любви» Чижа&Co и даже «Всё идёт по плану» ГрОба. Люди поют, танцуют, кто-то приходит, кто-то уходит, босс с Максом и кем-то из прогеров разводят костёр, время течёт быстрее музыки — но я его не ощущаю. Я просто смотрю, как она играет, слушаю её голос. Она поёт тихо — не лезет вперёд: основная партия вроде как у Кирилла. Но если бы её не было, было бы совсем не то. Солнце тает в озере, как шарик пломбира в кофе глясе. Народ орёт «Батарейку», «Видели ночь», «Восьмиклассницу» и «Выйду ночью в поле с конём». Кто-то обнимается, кто-то фоткается на фоне заката, пьяно размахивая селфи-палкой. У беседки врубают музыкальный центр, и большая часть взбудораженных коллег утекает туда. Вскоре Лизка пытается выдернуть и меня. — Женька, пойдём подэнсим? Там клёво! От неё пахнет как тогда, в «Феллини». Алкоголем, танцами и свежестью. Но в этот раз меня не заводит. Ребята играют «Выхода нет». — Я скоро приду, — отмахиваюсь я, и Лизка уходит. Потом по мою душу является сам босс. На голове у него венок из веток и лесных цветов, между зубами зажата сигарета, очки он где-то оставил — или на ком-то. — Карасик, там танцули. Жарень, красавицы поснимали кофты, распустили волосы, пойдём. От босса пахнет вискарём. Крепко так пахнет. — Я скоро приду, — с натянутой улыбкой повторяю я, уже понимая, что не хочу уходить с этого берега до утра. Ребята играют «Моё сердце». Кто-то подкидывает дров в костёр. Я подвигаюсь ближе, потому что от воды ощутимо тянет холодом. Глеб в перерыве между песнями пьёт что-то прямо из бутылки, а потом протягивает эту бутылку мне со странной ухмылкой. Я делаю глоток. Ром. Пью ещё и передаю бутылку дальше. Ребята играют «Романс». Я сижу на коленях, смотрю в огонь, тихо подпеваю и чувствую, как она смотрит на меня. «И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори…» Ром кочует по кругу. Кирилл задумчиво кладёт руку на струны, успокаивая их. У костра осталось человек десять от силы. Он улыбается. В отблесках огня он похож на огромного доброго медведя. С балалайкой. Этот образ кажется забавным, и я давлюсь смехом, потому что поделиться им не с кем. — Демка, сыграй что-нибудь сама, а? — Ты же знаешь, Кир, у меня репертуар на любителя, — спокойно отвечает она. — Да тут одни любители и остались, — фыркает он. Пересаживается на песок рядом со мной, почему-то хлопает меня по плечу. Получается очень двусмысленно. Кажется, это понимаю не только я. Глеб поднимается, переворачивает своё ведро, ставит в него барабан — чтобы не отсырел, видимо, — натягивает рукава худи: — Я пойду ещё бухла принесу, — и больше не возвращается. Саша садится немного по-другому, берёт гитару как-то крепче, жёстче — и будто подчиняет себе всё пространство вокруг. Костёр трещит, волны плещут, кузнечики стрекочут — всё ей в ритм. — Шёл чудак, Раскаленному солнцу подставив нагретый чердак. Шёл чудак, За спиной его тихо качался рюкзак… Я окончательно погружаюсь в транс. Мне уже даже смотреть на неё не нужно. Я закрываю глаза и растворяюсь в этом тихом, властном, мелодичном голосе. — Люди могут, конечно, спастись от падения вниз. И он шёл рассказать им о том, как им можно спастись. Рассказал… И напуган был всем этим весь этот зрительный зал. И слова его долго летели сквозь этот базар В пустоту. * Люди исчезают. Засыпают, уходят, растворяются в темноте — я не знаю, — просто их больше не существует. Только она и я. Вода тихо лижет песок. Вдали гудит танцплощадка. Ультрамариновое небо усыпано звёздами. Костёр догорает, огонь мечется внутри углей, больше не в силах вырваться наружу. Саша тихо перебирает струны. И смотрит на меня. Я набираюсь смелости и поднимаю глаза, встречаюсь с ней взглядом. Мы оба вздрагиваем. Она моргает как-то растерянно, облизывает пересохшие губы, наклоняет голову набок. — Почему ты не ушёл? В голове гудит. Мысли неповоротливые и тяжёлые, как гиппопотамы. Они трутся друг о друга серыми шершавыми боками, причиняя почти физическую боль. Я морщусь и, так и не придумав, как сформулировать ответ адекватно, выдаю: — Ты меня не отпустила. Она смеётся, качает головой, проводит пальцами по струнам. И снова начинает играть. — Волна бежит на этот берег, Волна бежит и что-то бредит. И звёзды падают за ворот, И ковш на небе перевёрнут. Я встаю и, пошатываясь, подхожу к ней. Сажусь у её ног. Теперь я чувствую тепло с двух сторон. Она не перестаёт играть. Мне плевать, если кто-то это увидит. Мне плевать, что обо мне подумают. Да никто об этом даже не вспомнит назавтра… Я цепляюсь за эту мысль. Главное — мне не забыть. Я не настолько пьян. Я не должен упустить ни крупицы этого вечера. Я понимаю, что мне только что открылась чёртова Нарния, Страна чудес, Зазеркалье, платформа 9 и ¾. Меня пустили в волшебство. И не факт, что это когда-либо повторится. — Ещё глоток, и мы горим На раз, два, три. Потом не жди и не тоскуй! Гори огнем твой третий Рим, Лови мой ритм! Танцуй, танцуй, танцуй, Танцуй, танцуй, танцуй! ** Музыка стихает, но я не открываю глаза. На макушку мягко опускается ладонь. — Пойдём проветримся немного. Я поднимаюсь. На удивление, ноги слушаются намного лучше, чем я ожидал. Мы идём вдоль берега. Я слушаю её размеренное дыхание, её мягкие шаги. Она думает о чём-то своём. Потом вдруг разувается, закатывает джинсы и заходит в воду. Лето, конечно, но ночью не то чтобы тепло. — Присоединяйся. Очень бодрит. Я морщусь. У меня нет никакого желания лезть в холодную воду. — Женя, смелее, — чуть более строго говорит она. Я вздыхаю и разуваюсь. Подхожу к самому краю. Холодная пена лижет пальцы, и я делаю несмелый шаг назад. — Иди. Сюда. Ладно, хорошо, это всего лишь вода. Я вздрагиваю, по коже бегут мурашки, будто меня ударило током. А потом я привыкаю. Не так уж и холодно. Даже приятно. Я подхожу к ней. — Молодец, — она улыбается. — Отношения со мной, Жень, как холодная вода. Сначала холодно, потом бодрит, а потом начинают болеть кости. Тебе это не нужно. Понятно? — Я сам решу, что мне нужно, — огрызаюсь я. Она хмыкает. Опускает руки в воду, зачерпывает, умывается, будто хочет быстрее протрезветь. Будто на пьяную голову она тоже влюбилась и теперь хочет избавиться от этого ощущения. — Твоё право, — наконец говорит она. На ресницах у неё дрожат капли воды. Я решительно делаю шаг вперёд и хочу поцеловать её, но меня одёргивает резкое: — Назад. — П-прости, — бормочу я. Она сводит брови, вздыхает. — Ну и дурак же ты, Карпов.