Будь Моей

Она ведёт кончиками пальцев по спине, мягко, едва касаясь. Эти ощущения так неуловимы, будто их и нет вовсе. Будто я сам их выдумываю. Дыхание перехватывает, тело бьёт мелкая дрожь. Я хочу попросить её остановиться — слишком остро всё ощущается после оргазма, слишком ярко. Но не могу. Заставив меня хорошенько вздрогнуть несколько раз, она прекращает сама. Целует меня в шею чуть ниже уха, бережно накрывает одеялом. Поднимается и уходит в душ. Я стараюсь не провалиться в сон — мне тоже нужно помыться. Я всё чаще ночую у неё. Секс, как и быт, мало отличается от того, что был до разрыва. Она чуть жёстче, чуть больше ведёт в постели, но в целом это всё тот же обычный «ванильный» секс. Я не поднимаю эту тему. Мне сказали «давай потихоньку» — значит, потихоньку. Иногда делаю всякие безобидные штучки: сажусь на колени у её ног, как тогда на кухне, выцеловываю руки, — но она, как правило, реагирует на них очень сдержанно. Не одёргивает, но и не поощряет. «Спасибо, малыш» я больше от неё не слышу в таком контексте. Она тоже иногда вот так щекочет или прикусывает кожу, слегка царапает ногтями, но это всё ещё не БДСМ. А мне интересно, между прочим. Я намекаю на это только однажды, когда она учит меня играть на дарбуке. Интересуюсь, влияет ли практика игры на умение шлёпать и наоборот. Она фыркает и отвешивает мне очень лёгкий подзатыльник. Но толком ничего не отвечает. Иногда мне кажется, что она вот-вот решится. Я слышу это в тоне, вижу во взгляде. Но что-то ей мешает. Или я делаю что-то не так… Душ меня немного бодрит, приводит в себя, спать уже не очень-то хочется. Она лежит, накрыв меня рукой, мягко касаясь губами моего плеча. Вроде тоже не собирается засыпать. — Саш, что тебе нравится больше всего? — тихо спрашиваю я. — Ну, в БДСМ. Типа связывать, или шлёпать, или там соски в тиски, я не знаю… Она прикрывает глаза и тихо смеётся, прижимает к себе. — Какой же ты, Карпов… Крендель. Щенок на подстилке ведёт ухом. Мы оба хмыкаем. — Ну правда. Мне важно это знать. Я хочу понимать, что тебе доставляет удовольствие, а что нет, — я серьёзно смотрю на неё. Она кивает, ласково поправляет мне волосы. Говорит, подбирая слова так долго, будто впервые формулирует всё это вслух: — Связывать, шлёпать, соски в тиски, как ты выражаешься, — это всё физические воздействия. Я бы сказала, в первую очередь мне нравится наказывать… Не играть в «Госпожу» и «раба», не унижать. Но наказывать, да, как-то так… Расшифруй мне БДСМ, — её тон мгновенно становится глубже и строже. Чёрт. Я не хочу возбуждаться снова — больше удовлетворения я сегодня точно не получу. — Бондаж, дисциплина, доминирование, подчинение, садизм, мазохизм, — тихо отвечаю я. — Верно. Мне из этого набора важнее всего два слова на «д». Безусловно, мне нравится шлёпать — давай избавимся от этого детского слова! — мне нравится пороть. Но суть этого действия для меня не в причинении боли как таковой, а в наказании за нарушение моих правил, за непослушание. Понимаешь? — Не каждый Доминант — садист, и не каждый садист — Доминант, — киваю я. — Всё правильно, — она зарывается пальцами мне в волосы, гладит по голове. — Мне нравятся послушные мальчики с лёгким налётом хулиганства. Не забитые тихони, а те, кто одновременно знает себе цену и признаёт мой авторитет. Ты меня этим и зацепил — ты изначально интуитивно вёл себя так, как мне нравится. Я немного смущаюсь. Это очень приятно слышать. Получается, мы друг другу подходим куда больше, чем думали… Ну, чем я думал. Что там она думала — мне не особо понятно. Просто не хотела посвящать «ванильного» мальчика в БДСМ и поэтому так упиралась? Ну так мальчик сам посвятился… — А Глеб? — Глеб мазохист, но не сабмиссив, — она интонацией подчёркивает это слово, я киваю. — В этом была наша проблема. Мы вроде как могли дать друг другу то, что нужно. Потому что так или иначе мазохист тоже передаёт часть контроля, часть власти над собой верхнему. Но в итоге вышло так, что я давала ему всё, что нужно, а взамен получала меньше, чем нужно мне. Получался перекос. Она ненадолго замолкает, гладит меня по груди, целует в висок и над бровью, будто ей это необходимо, чтобы напомнить себе, где она и с кем. Нежно прижимается лбом ко лбу, хмыкает, когда я аккуратно кладу ладони ей на бёдра. Я не буду её торопить, не буду задавать наводящих вопросов. Она сама всё расскажет. Спустя пару минут она действительно задумчиво продолжает: — Глеб в основном опирался на свои желания — и на мои слабости. Ему хотелось по заднице — он меня провоцировал, делал или болтал какие-нибудь глупости, получал своё, просил прощения. А если он заслуживал получить по заднице, но был не в настроении отвечать за своё поведение, — мне впечатывали стоп-слово. Я несколько раз говорила с ним об этом, пыталась не поддаваться на провокации, потом мы даже назначили один день для сессий и копили до него все свои хотелки, но он всё равно меня выматывал… — она прислоняет свою ладонь к моей, мы скрещиваем пальцы, она улыбается. — В любых отношениях люди так или иначе друг под друга подстраиваются. Это нормально, и я к этому готова. Мне не нужно, чтобы человек безропотно подчинялся всем продиктованным мной правилам. Но он… Только требовал к себе бесконечного внимания, а я должна была холить и лелеять его тараканов — я же взяла на себя ответственность, я же «Госпожа». В какой-то момент я задалась вопросом: а кто в нашей паре вообще подчиняется? И всё. Я киваю. Она молчит, периодически коротко целует то шею, то плечо. Я какое-то время перевариваю сказанное, робко уточняю: — Но тебе же не нужен лайфстайл? Она смотрит на меня, как учитель на ученика, который прочитал всю литературу на лето. — Нет, Женя, не нужен. Мне нравится, как складываются отношения с тобой. Ты не зависишь от меня, принимаешь самостоятельные, взвешенные — ну или не очень взвешенные — решения. Ты сам несёшь за себя ответственность. И это прекрасно, я от этого кайфую. Но при этом ты можешь подчиниться, передать штурвал, когда видишь, что мне это нужно или что я компетентнее — если это не противоречит твоим принципам. Прекрасно, что они у тебя есть. Пожалуй, да, всё так. Мне нравится, когда она руководит, нравится её властность — и даже строгость. Но зависеть от неё я не хочу. И уж точно не хочу, чтобы она «холила и лелеяла моих тараканов». Я просто хочу быть рядом. И чтобы мы оба получали от этого удовольствие. — Но ведь иногда я… эм, хулиганю. Почему ты меня не наказываешь? — Боюсь. — Чего? Я же сказал, что готов. Она качает головой, отстраняется. На секунду мне кажется, что я сейчас снова услышу «закрыли тему» или «разговор окончен». Но она нервно облизывает губы, выдыхает и очень медленно произносит: — Это ты сейчас готов. Пока не пробовал. Я боюсь тебя потерять. От последней фразы меня бросает в дрожь. Я обнимаю её, пытаясь таким образом показать, что я никуда не денусь. Она хмыкает, но обнимает меня в ответ. — Я… бил себя ремнём по бедру. Не то чтобы мне понравилось, но это вполне терпимо. Она улыбается и целует меня в висок. Я вижу по глазам, что она сейчас представляет себе эту картину. — Ты снова говоришь о физическом воздействии. Причём о воздействии, которое совершал ты сам. Я не сомневаюсь, что ты выносливый и терпеливый. Но я знаю достаточно случаев, когда люди пробовали один раз, чувствовали себя невероятно униженными — и больше к этому не возвращались. А я, если позволю себе это хоть раз, увижу, как ты вздрагиваешь под ударами, — я откатить назад, вот сюда, уже не смогу. Я слышу в её тоне усталость и горечь. Будто она сама себе эти доводы уже столько раз озвучивала, что возненавидела их. — У тебя так было? — Так закончились мои первые отношения. Он говорил, что готов к любым экспериментам… Оказалось, ошибался. А я дважды на одни грабли не наступаю… Ну, ты — исключение. — Ну вот видишь, — я улыбаюсь. — Я — исключение. И потом, не обязательно же начинать с… порки. Она скользит ладонью с груди на шею, слегка сдавливает, очерчивает большим пальцем линию моего подбородка, заставляя запрокинуть голову. — Я подумаю, Женя. Спасибо.