Будь Моей

Костёр трещит, щёлкает и сыплет вокруг золотые искры. Запахи леса потрясающе смешиваются с запахами огня и вкусной еды. Птичьи трели — с разговорами и перебором струн. Я как-то не думал никогда, что у сдержанной и довольно холодной в общении Саши столько друзей. Ну, то есть она озвучивала мне, кто будет, но тогда я как-то не придал значения. А когда увидел сначала машины, а потом палатки — немного растерялся. Кирилл с Яной, Лёня с Алисой, руководитель поисково-спасательного отряда Костя с женой Ксюшей, друг детства Егор, который ради Сашки прикатил из другой страны, школьная подруга Маша, с которой вместе занимались туризмом. И все они так Саше подходят, так соответствуют. Все любят вот такие природные вылазки, посиделки у костра, песни под гитару, все говорят на одном языке. Будто она своими руками себе друзей создавала. И я такой… Городская бестолочь, любитель клубешников и игр в приставку. Но меня это, как ни странно, не парит. Мы с Сашей на другом уровне связаны. Мы болтаем с Кириллом о нововведениях в последней модели айфона — он в первую очередь за дизайн, конечно, волнуется, а я просто свои пять копеек люблю вставить. Кирилл жарит мясо. Я типа помогаю. Саша приносит мне стакан виски с соком, мягко приобнимает за талию, на ухо спрашивает: — Как самочувствие? Я тянусь за поцелуем. — Замечательно, не переживай. На самом деле, если не усаживаться на какую-нибудь деревяшку или кору, то будто и не было ничего. Если усаживаться — то немного ощущается, но по сравнению с тем, как у меня первое время после трень мышцы болели, это фигня. И всё же мне нравится, что она спрашивает. Очень заботливо. Душевное моё равновесие вообще нисколько не нарушено. Даже, наоборот, стало спокойнее. Да, было больно, стыдно и немного страшно. Да, чувствовал свою вину, потому что опять перегнул палку. Но зато всё решили. Переступили наконец эту черту. Теперь будет проще. Теперь всё будет как надо. Она, довольная моим ответом, оглаживает меня по спине, чмокает в щёку и уходит к девчонкам, которые нарезают салат. Я делаю глоток виски и замираю. Смотрю на костёр, слушаю лес, ощущаю счастье. *** — Экстрасенсы никогда не помогают, понятное дело, — отвечает Костя на Алисин вопрос о поисках. — Помогают вот такие обычные отчаянные люди, как Сашка. Но я не могу сказать, что в нашей работе вообще нет места чуду. Он задумчиво подбрасывает поленце в огонь. Мы все щуримся от ярких искр. Саша сидит рядом, приобняв меня и положив голову мне на плечо. Она держит на вытянутой руке стакан, и если смотреть на костёр сквозь него, получается очень забавная картинка. — Расскажи про огни, — напоминает она Косте. — А, да, любимая Сашкина история. Это было года три назад, осенью. Малой ушёл в лес за грибами. Ну, как малой — четырнадцать или пятнадцать, не помню точно. Деревенский мальчишка, всю жизнь жил на окраине леса, можно сказать. Все тропинки там знал, ну, его и отпускали, естественно, без вопросов. Мать там одна троих поднимала. Короче, ушёл утром, к обеду не вернулся — мать спохватилась, побежала искать. В деревне был кто-то с нашей работой знакомый, короче, к вечеру мы уже были на месте. Двое суток чесали лес, понятное дело, там уже и МЧСники подключились с вертолётами, и собаки поисковые — всё впустую. Погода была неплохая, но ночи уже холодные, боялись, что опоздаем. Короче, на третью ночь заметили какие-то то ли блики, то ли огоньки — фиг поймёшь. Сашка мне ещё доказывала, что какая-то группа поисковая сбилась и проверяет тот же квадрат, что и мы — мол, это их фонари просто. Но мы, понятное дело, всё равно пошли проверить. Огоньки исчезли довольно быстро, но мы всё равно решили курс не менять. И нашли малого. Влез в болото. Сидел на кочке, холодный, голодный, перепуганный до полусмерти, но живой. Ни фонаря, ни спичек, ни даже зеркальца какого-нибудь, которое бы наши фонари отражало — ничего у него не было. Без понятия, что это было. Но это и не наше дело. Я судьбе в ноги поклонился, поблагодарил как следует, и дело с концом. — Может, это вода бликовала? Ну, в болоте? — предполагаю я. — Это выглядело реально как чужие фонари. Наши бы вода так не отразила — рассеялся бы свет, — качает головой Саша. — Я уже все логичные варианты перебрала, Женька. Ничего не подходит. — Может, это был Тайком? — с улыбкой предполагает Кирилл. — Кто? — хором фыркают все, кроме Сашки. — Расчехляй гитару, Демка, — в ответ качает головой он. Саша тихо смеётся и уже собирается встать, но я придерживаю её за плечи. — Сиди, я принесу. — Спасибо, малыш, — одними губами отвечает она. Они с Кириллом немного разыгрываются, а потом он вступает: — Эта история вся об одном человеке — Вряд ли мы слышали о человеке таком. Он будет виден, как только закроются веки, Он по ночам фонари зажигает тайком. Саша тихо подпевает и так восхитительно улыбается, что я забываю не то что дышать — даже моргать. Она невероятная. Я не знаю, как я раньше жил. Как в моём мире существовали какие-то Лизы, Леры, Кати. Это всё было не то, это всё было пустое. Наверное, у меня сегодня слишком насыщенный день и переизбыток эмоций, но я готов разреветься от счастья прямо сейчас. Сдерживаюсь только потому, что не хочу портить ей вечер. Кирилл тем временем уступает основную партию ей. — Он где-то здесь, он невидим и неузнаваем, Храбро сражается против ночной темноты. Кто он такой, мы с тобой никогда не узнаем, Ни я, ни ты… * Я закрываю глаза и представляю себе этого человека — а может, и не человека вовсе? — который зажигает фонари. Почему-то мне представляется, что это призрачный старичок с длинной бородой и усами, у которого ярко-ярко светится нос. И он этим длинным ярким носом тычется и зажигает фонари. Почему старичок? Почему нос? Без понятия. Песня заканчивается, кто-то говорит «давайте ещё» — и струны снова звучат. Саша играет и поёт одна, Кирилл только глухо выстукивает ритм. — Все волны улеглись, умолкли всплески, И спрятался пейзаж за занавески, И вздрогнул телефон от смс-ки. Из телефона Тепло родного дома. Я представляю себе это самое «тепло родного дома», но в голову не идёт ни моя нынешняя квартира, ни мамина — вместе с мамой. Только Саша. И, наверное, это ненормально — думать, что мой дом там, где она. Мы вместе не так давно, и не то чтобы у нас всё гладко и стабильно. Но думать иначе не получается. — В сообщении твоём всего два слова, Всего два слова я читаю снова, Два слова, от которых я теряю голову. ** Она поёт и улыбается. Я ловлю её короткий взгляд и понимаю, что она поёт про меня. Не про загородный коттедж, в котором живёт её большая семья, а про меня. Я всё-таки не выдерживаю — вытираю плечом выступившие слёзы. Если что, можно сказать, что это всё дым. *** Костёр затухает за полночь, замолкают птицы, затихают разговоры. Она ласково ерошит мне волосы на затылке. — Пойдём спать, Женька. Я осторожно поднимаю дремлющего у меня в ногах Кренделя и иду следом за ней. Она включает в телефоне фонарик, ловко прилаживает его в кармашек сверху, и в палатке становится сравнительно светло. Мы оба стягиваем джинсы. Она кивает в сторону моей пятой точки. — Как? Я пожимаю плечами. Мне и самому интересно, как. Я пытаюсь извернуться и посмотреть, не снимая трусов, но меня тут же ловко укладывают на живот на спальник. Саша садится сверху, на мои ноги, аккуратно приспускает трусы, мягко оглаживает. Потом внезапно звонко и больно шлёпает. Я тихо айкаю. — Ну подумают же сейчас… — ворчу я. — Я комара убила, — невозмутимо отвечает Саша. — Нормально с тобой всё. Немного мелких синячков наставила, конечно, но они быстро сойдут. Трусы возвращаются на место, она слезает. Мы синхронно забираемся в спальники. Крендель вытягивается сосисочкой у выхода из палатки. Саша гладит меня по голове. — Устал? — Много впечатлений для одного дня, — я жмурюсь от удовольствия. — Немного на эмоции пробивает. — Я предлагала тебе обсудить всё дома, — она мягко щёлкает меня по носу. — Так было бы неинтересно. — Ну кто бы сомневался, — она смеётся и чмокает меня. — Спокойной ночи, жулик. — Спокойной, — сонно бормочу я, уютно сворачиваясь калачиком и утыкаясь ей в бок.