Снег на песке

Пабло втолкнул Бьянку в камеру и запер за ней решетку. В призрачном свете фонаря мелькнул силуэт сидевшей на полу Мии, а когда помощник ушел, трюм снова погрузился в непроглядную темноту. Бьянка сделала пару шагов, рухнула на колени и закрыла руками лицо. — Что с тобой? Сестрица, что они с тобой сделали? — бросилась к ней сестра. — Ничего, — глухо ответила та. Мия обняла ее за плечи. — Я так испугалась, когда он тебя увел! Я подумала, что они тебя убьют! Лучше бы убили! Хотелось заснуть и никогда больше не просыпаться. Не ощущать этой грязи, боли, хлюпающей влаги между ног. Хотелось умереть. Жгучий стыд, унижение и страх переполняли душу. От гнева и отчаяния хотелось выть и кататься по полу. Бьянка чувствовала себя словно пустая скорлупа, из которой высосали все содержимое. Ей было трудно дышать, воздух будто застревал в легких, превращаясь в тугую вонючую слизь. Казалось, что все тело измазано в грязи снаружи и забито грязью изнутри. После того, что с ней сделали, жизнь уже никогда не станет прежней. Мия погладила Бьянку по волосам, и ее пальцы нащупали бинты. — Что с тобой? — в ужасе воскликнула она. — Сестричка, что с твоим лицом? — Упала. Порезалась о стекло, — выдавила та. — Это ведь они с тобой сделали? Скажи мне правду! Это они? — Нет. Я сама. — Не обманывай меня! — Мия, давай спать. *** На следующий день рана воспалилась, лицо распухло. Когда Пабло пришел сменить повязку и размотал бинты, Мия пришла в дикий ужас. — Что, все так плохо? — бесцветным голосом поинтересовалась Бьянка, глядя в ее перепуганные глаза. Та промолчала, но выступившие слезы и задрожавшие губы ответили на вопрос лучше всяких слов. — Шов получился довольно аккуратным, — заметил Пабло. — Но прежней красоткой тебе уже не стать. Он наложил свежую повязку и принялся слой за слоем накручивать Бьянке на голову бинты. — Зачем вы нас похитили? — со злостью спросила она. — Чтобы продать. — Кому? — Откуда я знаю? Если бы этот червь гальюнный тебя не порезал, ты бы попала к какому-нибудь богачу. А теперь вот даже и не знаю, кто на тебя позарится. — А она? — Бьянка кивнула на Мию. — Ее скорей всего купит какой-нибудь вельможа в свой гарем, если только этот мудак Умберто раньше до нее не доберется. — Значит, сделай так, чтобы он до нее не добрался! — Да уж постараюсь. Если он и ее испортит, то мы за эту ходку вообще ничего не заработаем. Пабло намотал последние витки и связал концы бинта между собой. — Готово, — он поднялся с колен и подал Бьянке руку. — Пойдем со мной! — Куда? — Узнаешь. Они вышли из камеры. Пока Пабло запирал замок, Бьянка стояла на ватных ногах, глядя ему в спину. Может наброситься на него, придушить и отобрать ключ? Но что дальше? Куда они денутся с корабля, полного вооруженных матросов во главе с ублюдком-капитаном? При мысли о нем ее затрясло от страха и ненависти. Нет. Сейчас им никак не сбежать. Придется выполнять прихоти помощника и надеяться, что он сможет защитить их от капитана. Пабло завел ее за переборку в тесный закуток, увешанный такелажем и заставленный бочками и ящиками. Бьянка поняла, чего он от нее хочет, и содрогнулась от омерзения. Опять это унижение! Все тело еще болит после вчерашнего изнасилования… но лучше уж он, чем капитан или вся команда… — Облокотись на бочку, — велел помощник. — Только без глупостей. — Обещай, что Мию не тронут, — потребовала она. — Обещаю. Я перенесу сюда свой гамак и буду охранять вас по ночам. — Хорошо, — Бьянка обреченно вздохнула и наклонилась, опершись на деревянную крышку бочонка. Пабло расстегнул штаны и задрал на ней юбку. *** Помощник сдержал слово. Он подвесил свой гамак в трюме и ночевал там, оберегая пленниц от посягательств капитана. Однако тот больше не появлялся. То ли внял угрозам Пабло, то ли, изуродовав Бьянке лицо, просто утратил к ней всякий интерес. Каждый вечер, когда склянки били отбой, помощник приходил перевязывать Бьянке рану, а после выводил ее из камеры и брал в трюме прямо на ящиках. Та отдавалась ему с тупым равнодушием, единственным условием было то, чтобы это происходило не на глазах у сестры. Пабло даже старался быть с ней поласковее, но Бьянке было все равно. Во время близости она не испытывала ничего кроме безразличия, и его слюнявые нежности вызывали у нее лишь отвращение. Через неделю он снял Бьянке швы. — Принеси зеркало, — попросила она. — Лучше не надо. — Принеси! — Ну хорошо. Через несколько минут Пабло вернулся и протянул ей крохотное карманное зеркальце. Сначала Бьянка осмотрела неповрежденную сторону. Мертвенно-бледная кожа, потрескавшиеся губы, темные круги под глазами — за эти дни она словно постарела на десять лет. Она глубоко вдохнула и повернулась к зеркалу левой половиной лица. С замиранием сердца взглянула на себя и чуть не закричала от ужаса. По щеке полз багровый рубец, воспаленная кожа вокруг него вздувалась уродливыми валиками, а поперечные следы от ниток делали шрам похожим на гигантскую сороконожку. «Я уродина», — в отчаянии подумала она, и слезы хлынули из ее глаз. Эта жуткая метка останется навсегда, словно клеймо позора, как вечное напоминание о случившемся. О том, как ее насиловали, как над ней издевались, как осквернили тело и запятнали душу. Она больше не сможет без содрогания смотреть на себя в зеркало. Какое бы красивое платье она не надела, этот шрам всегда будет вызывать в ней отвращение и ненависть к самой себе. Бьянка перевела взгляд на сестру. Та смотрела на нее с нескрываемой жалостью. Хорошо, что не Мие пришлось все это пережить! Она такая хрупкая, ранимая. Она бы уж точно такого не вынесла. Пабло повел Бьянку в закуток, чтобы в очередной раз удовлетворить свою похоть. Он уложил ее на застеленные парусиной ящики, расстегнул на ней блузу и приник губами к ее шее. Его пальцы принялись лихорадочно гладить спутанные, слипшиеся от крови и пота волосы, а затем жадно забегали по телу, щупая грудь и проникая между ног. Бьянка безучастно лежала под ним, позволяя ему делать с ней все, что заблагорассудится. Вдоволь насладившись ее прелестями, Пабло расстегнул штаны и вошел в нее. Его толчки насухую причиняли боль, но Бьянка молча терпела, тупо глядя в потолок и мечтая, чтобы он поскорее оставил ее в покое. Наконец он кончил, перекатился на бок и, тяжело дыша, уткнулся носом в ее плечо. — Эх, были бы у меня деньги, я бы оставил тебя себе, — мечтательно прошептал он ей на ухо. Бьянка равнодушно молчала. — Если ветер не переменится, то завтра мы приплываем в Мирсадин, — продолжил он. — И что дальше? — безразлично спросила она. — Вас продадут, а мы отправимся назад. При этих словах Бьянка вдруг встрепенулась, ее сердце учащенно забилось. — Назад в Форталезу? — взволнованно спросила она. — Скорей всего. Разве что этому недоумку взбредет в голову что-нибудь другое. — Послушай, — торопливо зашептала Бьянка, — ты не мог бы передать князю письмо? — Письмо? — Да. Я напишу дяде записку о том, что с нами случилось, а ты отнесешь ее во дворец. Пабло изумленно уставился на нее. — Так вы и вправду племянницы князя? — его голос испуганно дрогнул. — Да, черт возьми! — рявкнула она. — Наконец-то до тебя это дошло! — Проклятье! — пробормотал он себе под нос. — Я даже и не знаю. Мне в город соваться нельзя, меня живо вздернут, если поймают. — Прошу тебя! Придумай что-нибудь! Уверена, князь заплатит огромные деньги за любые сведения о нас. Пабло почесал в затылке. — Хм… Нет, это слишком опасно. Меня могут схватить и пытать, чтобы выбить всю информацию. — Пожалуйста, прошу тебя, я сделаю все, что ты захочешь, — Бьянка опустилась на грязный пол, встав перед помощником на колени, и умоляюще сложила руки. — Хм… все, что захочу, говоришь? — Пабло погладил ее по щеке, медленно обвел пальцем губы. В его глазах блеснула похоть. — Хорошо. Я что-нибудь придумаю. *** На следующее утро «Синяя гарпия» вошла в бухту и через несколько часов пришвартовалась в порту Мирсадина. Началась разгрузка корабля. Бьянке и Мие связали руки, на головы накинули полупрозрачные покрывала и вывели на берег. После недели плавания в затхлом трюме Бьянка была рада наконец выбраться на свежий воздух. Как непривычно ступать по твердой земле! Кажется, будто суша продолжает качаться под ногами. Девушек усадили на лафет портовой пушки в тени финиковой пальмы и велели двум матросам охранять их. Сквозь тонкую ткань покрывала Бьянка с любопытством смотрела по сторонам. В порту царило настоящее столпотворение. Среди ящиков, бочек и рулонов тканей сновали огромные толпы людей, закутанных в разноцветные одеяния. В сухом горячем воздухе витало множество ароматов: водоросли, рыба, жареное мясо. И специи. Огромное количество специй: чеснок, имбирь, корица, гвоздика, паприка, и множество других, незнакомых запахов. Выкрики продавцов уличной еды тонули в общем гомоне на фоне шума набегающих волн. Отовсюду слышалась чуждая речь. Мать учила дочерей алькантарскому языку, и в долетающих обрывках фраз Бьянка понемногу узнавала отдельные слова. — Смотри! Кто это? — толкнула ее Мия. Бьянка оглянулась и увидела длинную процессию из десятка человек, скованных тяжелой цепью. Среди них были мужчины, женщины и даже несколько детей. Они понуро брели по улице, подгоняемые кнутами надсмотрщиков, а их рваные обноски трепетали на жарком ветру. — Рабы, — изумленно прошептала Бьянка. В Ангалонии и Хейдероне рабовладение находилось под строжайшим запретом, но здесь, в Алькантаре оно процветало. Бьянка слышала, что работорговцы рыщут по всему свету в поисках добычи, которую затем переправляют сюда. Раньше эти истории казались ей чем-то далеким, не имеющим к ней никакого отношения. Разве могла она, дочь короля, помыслить, что и сама однажды попадет в лапы охотников за живым товаром? Между тем одна из пленниц — пожилая женщина с растрепанными седыми космами — вдруг оступилась и упала на землю. Вся процессия остановилась. Надсмотрщик подбежал к несчастной и размахнулся плетью, но тут один из рабов — крепкий светловолосый мужчина — поймал пеньковый конец хлыста и потянул его на себя. — Не трогай ее, скотина! — прорычал он, и Бьянка с ужасом поняла, что эти рабы — хейдеронцы. Ее соотечественники! На помощь охраннику прибежали двое других. Они принялись яростно стегать хейдеронца плетками, пока тот весь в крови не свалился на землю. — Они же убьют его! — прошептала Мия, в отчаянии вцепившись в руку Бьянки. — Тихо! Мы ничего не можем сделать, — прошептала та и притянула ее к себе, пытаясь заслонить от нее это неприглядное зрелище. Наконец охранники прекратили избивать раба. Остальные несчастные помогли ему и старухе подняться на ноги, и процессия вновь продолжила свое унылое шествие. Под покрывалами становилось жарко, и даже тень от пышных листьев не особо спасала от полуденного зноя. Над верхней губой проступила испарина, а по спине поползли струйки пота. Бьянка откинула ткань с лица, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но один из охранников грозно шикнул на нее и задернул покрывало обратно. Удастся ли оглушить одного из матросов, выхватить у него кинжал и перерезать ремни, стягивающие запястья? Нет. Это слишком опасно. Второй охранник ведь не будет безучастно на это смотреть. Да и куда бежать в этом городе, где все чуждо и повсюду враги? Нет. Не сейчас. Нужно дождаться более подходящего момента. Подошел Пабло и принес девушкам пирожки с креветками и бутыль холодного персикового сока. — Поешьте, — предложил он. Бьянка заметила тоску в его взгляде: похоже, ему не хотелось с ней расставаться. — Спасибо, — сказала она и шепнула. — Не забудь про письмо. — Не забуду, — ответил тот, смущенно пряча глаза. Бьянка поняла, что он не сдержит слова, и чуть не застонала от разочарования. Проклятый лжец! К горлу подкатила тошнота при воспоминании о тех мерзостях, что он заставил ее с ним проделывать. И все было напрасно! Наверняка, эта похотливая скотина просто выбросила конверт за борт, не желая рисковать своей шкурой. Трусливая мразь! На берег сошел капитан. Бьянка не видела его с той жуткой ночи, и при виде массивной фигуры и самодовольной бородатой физиономии ее охватила смесь страха и ненависти. В памяти вновь всплыла тяжесть его тела, вонь перегара и блеснувший в руке кинжал. «Я отомщу этому ублюдку, — с яростью подумала она. — Не знаю как, но я ему отомщу!»