Даби — Джун Твайс — Джун (Джи) Хоукс — Кохэку
Восемь часов грима, черный душный парик и готический плащ. Накладной пирсинг, линзы неестественно яркого оттенка голубого и тяжелые сапоги на размер меньше, чем нужно — но Джун давно не пугают сложности его персонажа. Не сползающая улыбка с лица, от которой сводит скулы — мимика с трудом поддается актеру от нескольких слоев накладной «кожи», но он все равно раз за разом выдает нужную режиссеру эмоцию. — Так уж устроены герои — вас учат всегда быть готовыми спасти чью-то жизнь, — у актера относительно высокий голос, но это добавляет персонажу особого шарма и делает злодея интереснее. Он весь острый, весь «на грани», болезненный, испещренный ожогами, несет в себе секреты, в которые никогда не посвятит других, скрывает десятилетия страданий, которые красуются на его изувеченном теле. И, если длинные рукава еще могут скрыть от зевак то, что с ним стало, его темно-лиловую кожу лица спасет только сплошная маска. — Купился на твой обман? Не льсти себе: я не верил тебе с самого начала. Твайс лежит на полу в агонии, корчась от боли. Его рот искривлен, а с глаз обильно стекают слезы.***
Мужчина в черном костюме пробегает мимо «Даби» несколько раз: сначала двигается, как израненный зверь. Затем возвращается назад и после очередного удара «хлопушкой» отпрыгивает от места, которое уже не рядом с Джун, а в метре от того, и отскакивает. Наконец, он делает прыжок уже в другую сторону в метре от двери. Это нужно, чтобы на этапе постпродакшна специалисты отрисовали процесс действия причуды Твайса. Помещение, обитое зелеными стенами, заполняет сигнал, оповещающий о завершении съемок. Камеры выключаются, Джун обнимает своего тезку, сыгравшего Твайса, и они выходят на свежий воздух. Наблюдая за тем, как мимо людей проплывает аппаратура, а следом за ней — визажисты, гримеры, операторы и другие члены кру, актер в черном парике делает долгую затяжку и неспешно опустошает легкие, высвобождая застоявшуюся струю дыма. — Поверить не могу, что это твой последний день, Джи, — он обращается к «Твайсу», который стеклянным взглядом смотрит куда-то в спину удаляющейся ассистентки. — Как же я буду по всем вам скучать, — отвечает мужчина и улыбается. — Я снимаюсь с шести лет, но все никак не привыкну к полному отсутствию хронологического порядка в съемках. Это кажется чем-то неправильным, — Джун откашливается и стряхивает пепел в мусорный бак. — Но напоминает о том, что все это — действительно просто игра. — Как депрессивно, — отвечает Джи, поворачиваясь лицом к приятелю. — Депрессивно было вчера, когда мы снимали сцену с «Тога». Это было сильно. — Заслуга сценаристов, — Джи заводит руку за голову, в смущении прикрывая глаза. — Нет. Ты действительно классно выложился. Как и сегодня. Мне даже сложно было играть такого хладнокровного засранца рядом с тобой. — Перестань. С твоим опытом, даже будь у тебя белая горячка, ты бы справился лучше всех нас вместе взятых. — Спасибо, — Джун улыбается естественно, не напрягаясь, как в кадре, и из-за тяжелого грима это совсем не заметно. — Сходим в бар? Мы обязаны отметить. — Ну, мы ведь договорились, что устроим «проводы» в субботу… — Да, я помню, — Джун тушит сигарету и выбрасывает ее. — Но я буду рад. Позовем еще кого-нибудь? — Уж точно не этого напыщенного петуха, — добавляет тише экранный «Даби», заметив вдалеке актера с зелеными накладками «крыльев». Джи не отвечает, но заливается громким смехом, хватаясь за живот. — Я даже по нему буду скучать. — Может, однажды, я буду вспоминать его с теплотой, — протягивает актер, и коллеги направляются вниз по улице, — но, а пока… Хм, прости за негатив. Это было непрофессионально. — Да ладно тебе. Рабочий день закончился, а значит можно побыть человеком. — Если под этим ты подразумеваешь «эмоции», то я сыт от них по горло. — Понимаю. Пойдем, смоем наш грим и… Тут недалеко — неплохой бар. — У меня есть идея получше, — лицо актера остается обездвиженным, но по его горящим глазам видно, что он улыбается. — Давай завалимся туда прямо так. — Чего? — Джи хватается за голову — в точности, как его персонаж. — Устроим бартендеру и посетителям Хэллоуин. К тому же, это все равно недалеко от нашего актерского пристанища, так что никто не будет слишком удивлен. Джи хочет возразить, но затем вспоминает, как долго снимают и наносят грим его приятелю, поэтому он поднимает большой палец правой руки вверх, давая понять, что всецело поддерживает идею. — Заметано.***
— …А затем мне, восьмилетке в идиотском костюме морячка, нужно было сплясать танец «маленьких утят». Я дрыгался так дублей тридцать, а в итоге этот чертов момент вырезали! — уже опьяневший «Даби» громко ударяет кружкой по поверхности стола и заливается смехом. — Черт, вот так да! — восклицает Джи и присоединяется к товарищу. — А какая твоя самая дурацкая история со съемок? — Как-то раз мне нужно было полностью раздеться и… Ну, черт, не помню название фильма, но я играл придурковатого приятеля главного героя. В общем, мне нужно было зажать между ног свой член и в шутку соблазнить своего друга в его номере. Персонаж был тем еще психом. — Чего? — почти давится пивом Джун. — В общем, делаю я так, точнее он, и далее в номер отеля заваливается его друг со своей пассией… В этом и был панчлайн. — Боже, что за чушь! — Но настоящий панчлайн — в том, что сцену тоже вырезали, а я после съемок еще несколько месяцев вспоминал этот момент перед сном. — Это ведь фильм «Семьдесят семь друзей Севена»? — Да, та пародийная чушь, — «Твайс» хлопает себя по лбу и, почувствовав «шрам», поддается волне хохота. — Совсем забыл о том, что мы сейчас в «рабочем». — Тут почти никого, — начинает Джун и смотрит по сторонам, ища подтверждение своим словам, — но те немногие, кто здесь есть, наверняка уже записали нас в тех-самых-чсвшных-актеров, которые привлекают к себе внимание, заваливаясь в бары в сценических образ… — Какие люди в Голливуде! — голос за спиной заставляет Джуна и Джи вздрогнуть, и они одновременно оборачиваются. — Чего это вы при параде? — Кохэку, — «Даби» закатывает глаза, но ни одна струна его голоса не дрожит. Он продолжает нейтрально, даже с нотками дружелюбия: — Ты и сам в образе. — Ой, точно! — искренне спохватывается актер и расплывается в улыбке. Джи прикрывает рот рукой, пытаясь сдержать очередную волну смеха, а Кохэку будто совсем забывает о своих приятелях: направляется к бартендеру и заказывает себе три шота, как отмечает мысленно Джун, «какой-то лиловой дряни». — Все еще думаешь, что будешь по нему скучать? — шепотом добавляет «Даби», и Джи неопределенно поднимает вверх раскрытые ладони рук. Актеры еще несколько раз переглядываются и напряженно гадают: решит ли присоединиться к ним коллега или же попрощается и улетит восвояси, но «Хоукс» будто совсем забывает о встрече, произошедшей мгновение назад. Опустошив рюмки и расплатившись с владельцем, он, даже не попрощавшись, направляется в уборную и больше не показывается на глаза актерам. — Еще по пиву? — Джи поднимает указательный палец вверх и улыбается, на что Джун согласно кивает.***
— Какие планы на будущее? — спрашивает у Джуна, уронившего взгляд в остывшую заасфальтированную дорогу и утонувшего кистями рук в глубоких карманах, экранный «Твайс». — Это была моя реплика, — отвечает актер, выплывший из своих мыслей. Оба идут по опустевшей проезжей части, то и дело задирая головы и смотря на тонкий лунный месяц. — Что ж, меня пригласили в пару проектов, — пьяно, но как-то тоскливо отвечает Джи. — Сам понимаешь, на какие роли. — Как же меня такое бесит! — медленнее обычного — сказывается количество выпитого пива — отвечает парень в парике. — Именно поэтому мне так грустно прощаться с «Академией». Этот персонаж такой сложный и интересный. Он не просто «безумный безумец». Я не хочу снова возвращаться к бесхарактерным клоунам, которым меня привыкли видеть на экране. Джун молчит: то ли потому, что не знает, что ответить, то ли потому, что вновь тонет в своих мыслях. В голове крутится глупый вопрос, который смешивается с контекстом его жизни: «А надо ли тебе возвращаться к игре вообще?» Он машет головой, прогоняя назойливую мысль и, остановившись, достает из кармана новую пачку сигарет. — А у тебя какие планы? — после короткого зевка обращается к другу Джи. — Честно? — Ага. — Я думаю, Даби — моя последняя роль.