Meu grande amor

Альбьери, нервничая, грыз ногти и ходил по квартире туда-сюда. Завтра предстоял суд, на котором ему придётся признаться в клонировании. Но суд волновал его меньше, чем комиссия по этике, которая сочла его просто чудиком и отклонила заявку Симоне. Он не мог решить, что для него важнее - признание его достижения или всё же спокойная жизнь. Спокойная жизнь? Да когда она у него была! Альбьери горько усмехнулся. Вот уже очень много лет он постоянно нервничал из-за Лео, и всё равно всё вышло из под контроля. А ещё Амалия... Он должен был признать, что ему приятно её внимание. Журналистка слушала его монологи буквально с открытым ртом. Даже его жена, даже Эдна была в ужасе от того, что сотворил учёный, а вот Амалия не высказывала ни малейшего страха, она искренне восхищалась его поступком. Но скрывать их встречи стало всё сложнее, он не знал как выйти из этого положения. Его размышления прервал настойчивый стук в дверь. Альбьери вздрогнул, но неуверенно подошёл к двери, открыл её. За дверью стоял Лео. Учёный ахнул от радости - парень показался ему впервые после того, как стало известно, что он клон. - Сынок! Проходи, проходи скорее. Лео молча зашёл в квартиру, угрюмо засунув руки в карманы штанов. Альбьери засуетился, усадил его на диван, отметив про себя, что Лео выглядит несчастным. - Я пришёл поговорить с тобой, - сказал он. - Завтра будет суд. - Я знаю, Лео, - улыбнулся Альбьери сквозь слёзы. - Знаю. - Знаешь, я всегда считал тебя своим отцом, - прямо посмотрел на него Лео. - Любил тебя, как родного отца. - Я и есть твой отец, Лео, - заверил его Альбьери. - Я твой отец. - Ты не можешь быть моим отцом, - покачал головой тот. - Если я клон, то ты не можешь быть моим отцом. У меня вообще есть отец? А мать? Скажи мне! Альбьери поморщился от прямых неудобных вопросов. Какая разница! Какая разница, есть ли у него родители, если он - самое уникальное в мире существо. - Я не понимаю, зачем тебе это. Я... - Я больше так не могу! - вскочил Лео. - Последние месяцы превратились для меня в ад! Я чувствую себя чужим для всех! Даже Леонидас считает меня погибшим сыном. Все видят во мне кого-то, кого им хочется видеть. - Лео... - растерялся Альбьери, но тот не дал ему продолжить: - Ты говоришь, что ты мой отец. Почему? Потому что ты создал меня? Почему ты тогда говоришь, что Деуза не моя мать? Ведь она тоже создала меня, я рос в её животе! С этой точки зрения она такая же моя мать, как ты мой отец! - Лео, это не совсем так... - А как? - выкрикнул парень. - Объясни мне! Кто мой отец? Кто мой биологический отец? - Ты должен понимать, что в этом плане ты не совсем обычный человек... - Ага! - снова перебил его Лео и рассмеялся. - Не ты ли говорил мне, что я совершенно обычный? Не ты ли говорил мне, что я такой же как все? - Метод твоего зачатия отличается от... - Я устал это слушать! - снова не дал ему договорить разгневанный Лео. - У меня нет родителей, у меня нет своей жизни - тот, Лукас, уже прожил её за меня! У меня вообще никого и ничего нет, я один в этом мире! Мне приходится читать про Долли, чтобы понимать, что со мной может произойти! Ты понимаешь, я вынужден постоянно следить за жизнью какой-то овцы, потому что она единственная во всём мире создана так же, как я! Альбьери молчал, напуганный вспышкой гнева. - Ты пытался вылепить из меня Дього, своего крестника. Но генетически я Лукас, так? У меня те же увлечения, те же стремления, я даже не могу выбрать свою жизнь сам! Всё происходит так же, как у него! Я даже влюбился в ту же женщину, только вот я ей не нужен, потому что она любит не меня! Альбьери открыл рот, но ничего не смог сказать, он был в замешательстве. Все его волнения по поводу признания его достижения вдруг рассыпались в прах перед этим молодым пареньком со слезами на глазах. Учёный невольно вспомнил Матьоли - тот что-то говорил об отдельно взятой человеческой трагедии. Но Альбьери отмахнулся от этих мыслей: - Лео, то, что сделано, уже не исправить. Мы должны работать с фактами. - А какие они, эти факты? - упрямо поднял подбородок парень. - Что завтра будет на суде? Леонидаса признают моим отцом, так? Адвокат матери мне объяснила, что так и будет, потому что генетически я Лукас, а он сын Леонидаса. А что с мамой? Что будет с ней? Меня не признают её сыном, так? Альбьери стушевался, развёл руками: - Я не силен в юридической части вопроса, но... - Да в чём ты вообще силён? - крикнул Лео. В комнату вбежала испуганная Эдна, но он даже не обратил на неё внимание. - Ты, как трус, сделал всё в тайне, побоялся сказать всем, что ты натворил! Ты мог бы выбрать суррогатную мать, ты мог бы воспитывать меня в доме Леонидаса! Но ты струсил и сделал несчастными всех нас! - Лео! - осуждающе воскликнула Эдна, но тот отмахнулся: - А ты только защищаешь его, ты его всегда защищаешь, потому что любишь. А он тебя не любит, он вообще никого не любит! В комнате повисла звенящая тишина, Альбьери только открывал и закрывал рот, обливаясь слезами. Эдна прижала руки ко рту, не веря своим глазам. Лео тяжело дышал, не сводя глаз с крёстного. - Я знаю, чего ты хочешь на самом деле. Чтобы твое "достижение", - издевательским тоном выделил он это слово, - признал весь мир, чтобы тебя все признали как великого учёного. На всех нас и на наши жизни тебе плевать. Тебе и на меня плевать, я всего лишь очередная галочка в твоём списке. Но ты просто трус, - мстительно повторил Лео. - Просто трус, и ничего больше. Ты даже не смог сам закончить свой эксперимент - доктор Симоне рассказала, как всё было, она сказала, что подсадила маме эмбрион по ошибке. - Лео, ты не можешь так говорить! - пришла в себя Эдна. - Альбьери очень тебя любит! - Он никого не любит, - устало потёр переносицу парень. - Только себя и своё тщеславие. - Лео! Перестань! Посмотри, что ты наделал, - Эдна присела к мужу, обняла его за плечи. - Ему плохо! - А нам всем не плохо? Мне не плохо? - усмехнулся Лео. - Я пришел сюда сказать, что, если ты завтра на суде скажешь, что я клон, ты больше никогда в жизни не увидишь меня. Я всему миру расскажу, какой ты на самом деле трус. Шокированный Альбьери поднял на него лицо, залитое слезами, а Лео, прежде чем кто-либо из них заговорил, развернулся и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. - Это была прекрасная поездка, Далва, - Маиза разложила на диване подарки для неё и Мэл. - Я даже не могла подумать, что мне понравится в Марокко после того, как я была там в прошлый раз. - Вся жизнь этой семьи крутится вокруг Марокко, - проворчала Далва. - Сеньор Леонидас и Иветти там жить готовы. Ещё немного, и они правда купят там дом. - Не ругайся, лучше посмотри, что я тебе привезла, - улыбнулась Маиза, передала ей свёрток. - А Мэл?.. - Она должна сегодня прийти к ужину вместе с Шанди. Она очень счастлива, Маиза, - добавила Далва, когда увидела, как с лица женщины сползла улыбка. - Не надо им мешать. - Я ничего и не делаю, так? - угрюмо ответила Маиза. - Она ещё не выбросила из головы эту дурацкую идею о свадьбе? - Нет, но, насколько я знаю, мать Шанди настояла, чтобы они сначала закончили учёбу. - Слава богу, - закатила глаза Маиза. - Обидно только, что меня моя дочь не слушает, а эту Журу... - Донна Жура очень хорошая женщина, не наговаривай на неё, - упрекнула её Далва. - Да-да, я поняла, - огрызнулась Маиза. - Не знаю, останусь ли я на ужин, поэтому отнесите эти подарки наверх, в комнату Мэл. Далва кивнула Мишель, та послушно взяла пакеты и поднялась по лестнице. - Как там Лукас? - спросила Маиза, с улыбкой наблюдая, как Далва восхищённо разворачивает свёрток. - Я слышала, он помирился с Жади. - Да, у них всё в порядке, слава богу. А ты? - Далва отложила подарки. - Ты правда ездила в Марокко с бывшим мужем этой Жади? - Правда, - кивнула Маиза. - Все начинают приходить в себя, и это прекрасно. - Не знаю, Маиза, - помрачнела Далва. - Завтра состоится суд. Сеньор Леонидас светится от счастья, а вот Дього и Лукас ходят мрачнее тучи. - Его зовут Лео, Далва, - Маиза уже скорее по привычке поправила Далву в тысячный раз. - Но я не понимаю, разве он не хочет жить в этом доме? - Он не говорит со мной об этом. Он вообще в последнее время стал заходить реже. Но они с Мэл ладят друг с другом, может быть, тебе спросить у неё? - Как-нибудь... - рассеянно ответила женщина. - Маиза, какой красивый! - Далва расправила золотистый платок. В воздухе сразу повеял стойкий аромат благовоний. - А здесь что? - она открыла очередной пакет, в нем лежала упакованная в бумагу серебряная посуда - высокий изящный кувшин с витиеватой ручкой и широкий поднос. - Какая красота! Умеют эти марокканцы делать красивые вещи! - Тебе бы тоже там побывать, - улыбнулась Маиза. - Там такие красивые большие рынки. - Иветти и так уже скупила там половину Феса и Касабланки, - отмахнулась Далва. - А в следующий раз они собираются в Марракеш. - Мы были там, - кивнула Маиза. - Очень красивые сады. Как оазис посреди пустыни. - Я смотрю, у тебя тоже был медовый месяц, - пошутила Далва. - Ты не собираешься за него замуж? - Я не знаю, - потухла Маиза. - Не знаю, правда. Он уже не раз говорил об этом, но я всё никак не могу поверить, что в его сердце больше нет Жади. Но ты только посмотри, что он подарил мне! - встрепенулась Маиза, осторожно достала из сумки черную плоскую коробку, открыла её. Далва восхищённо ахнула. - Отсюда поеду в банк, опасно держать дома такую вещь, лучше положить её в сейф. - Она настолько дорогая? - неверяще посмотрела на неё служанка. - Ты всегда хранила драгоценности дома. - Ты даже не представляешь себе, насколько дорогая. Я не знаю точную сумму, Саид мне не говорит, но здесь как минимум половина стоимости всех украшений, которые были у меня до этого. - Господи Иисусе, - покачала головой Далва. - Он тебя балует. - Они любят, когда их женщины красиво одеты, увешаны драгоценностями, - кивнула Маиза. - Но это колье я буду надевать нечасто. Прямо скажем, есть мало мест, куда можно пойти с украшением на шее стоимостью в несколько квартир. - Он знает, чем тебя подкупить, - покивала Далва. - Не скажу, что мне всё это нравится, но раз всех устраивает... - развела она руками. - Маиза! - раздался голос сверху, Иветти спустилась по лестнице. - Я не слышала, как ты пришла. Маиза поднялась навстречу, женщины обнялись, чмокнули друг друга в щёку. - Как ты съездила? Правда же, в Марокко просто чудесно? - сияла Иветти, они уселись друг напротив друга. - Там прекрасно, но долго я там не выдержу, - призналась Маиза. - Очень жарко, и ритм жизни не совсем подходит мне. Я всю голову сломала, думая, что тебе привезти, ведь вы были там не так давно. Маиза достала из сумки ещё одну коробку, протянула её Иветти. - Что ты, не стоило, - улыбнулась женщина, но открыла коробку, довольно улыбнулась. На синем бархате покоился резной золотой браслет с россыпью бирюзы. - Очень красиво! Спасибо, Маиза, я очень люблю бирюзу. Она приносит счастье и сохраняет от сглаза. Маиза кивнула, улыбаясь и думая, что Иветти обычно умудряется скупать все самые броские украшения. Ранее её раздражала подобная безвкусица, но довольно быстро стало понятно, что Иветти хороший человек, пусть и чересчур импульсивный, так что на многое можно закрыть глаза. А вот Далва, судя по укоряющему взгляду на довольно откровенный вырез на груди Иветти, так и не могла привыкнуть к хозяйке дома. Пышущая жизнью, открыто говорящая о том, что думает, искренне и громко смеющаяся - в понимании Далвы, Иветти просто не вписывалась в размеренную жизнь этого дома. - Ты волнуешься? - Жади поправила галстук мужа, пригладила ворот рубашки. - Скорее хочу, чтобы это побыстрее закончилось, - угрюмо ответил Лукас. - Но надеяться, что всё решится за одно заседание, глупо. Скорее всего, их будет два-три, а то и больше. - Я бы хотела пойти с тобой, - искренне сказала Жади, - но не уверена, что хочу видеть Лео. - К счастью, суд проходит в закрытом порядке. Надеюсь, эта история затихнет. Неприятно, когда на тебя смотрят, будто на привидение. - Всё будет хорошо, иншАлла, - заверила его Жади. - Я поеду к Хадиже. Позвони мне, когда всё закончится. Лукас кивнул, быстро поцеловал её в щёку, и вышел из квартиры. Гнетущее чувство не покидало его. Злость на Лео не прошла, скорее трансформировалась в злость на Альбьери. В конце концов, не Лео виноват в случившемся, ни его, ни самого Лукаса никто не спрашивал. Лукас всегда чувствовал некоторое отчуждение, когда находился рядом с учёным. Это Дього обожал его, как родного отца, и эта любовь была взаимной. После смерти брата были потрясены все, но Альбьери особенно. Видимо, это и толкнуло его на подобный шаг. "Разве это может быть оправданием? - гневно размышлял Лукас. - Разве может быть хоть какое-то оправдание тому, что он сделал?". К тому времени, как Лукас припарковал машину у здания суда, его уже практически трясло от злости. Мелькнувшая в дверях взлохмаченная шевелюра Лео успокоения не принесла.