Я люблю тебя, "папа"!

«На беду мы встретились... на беду...»- пел высокий голос. Они медленно двигались под красивую мелодию. Эд давно приметил высокого темноволосого альфу с такими ясными синими глазами, в которые хотелось смотреть до конца жизни. Но... Как всегда, это но - альфа был не один, понятно, конечно, группа друзей завалилась в это уютное гнездышко, чтобы поразвлечься. Рядом был горнолыжный курорт, и богатенькие «буратины» бывало заглядывали в уютный деревенский кабачок - позадираться с местными, полапать молоденьких омежек, наряженных в короткие штанишки и толстые фланелевые рубахи. Особенно, когда те держат в маленьких ручках по десять кружек пива. Старинные музыкальные автоматы тоже были оставлены для забав местных жителей, что любили потоптаться со своими пухленькими дородными омежками на потеху приезжим. Эда сюда в свое время занес случай, когда он был еще молодым, начинающим художником... слава первых удач, головокружение и опьянение успехом. Первые большие деньги, и, да, он стал одним из «Б.Б.» и отдыхал от трудов праведных на соседнем курорте, но как-то с близкими друзьями завернул сюда, да так и прожил весь срок, вместо шикарного шале ютясь в небольшой мансарде под крышей дома гостеприимного хозяина. И стал приезжать сюда почти каждую зиму - на пейзажи, а потом, когда ему все надоело и просто так. Теперь он никто, его имя забыто, а сам в высшем обществе персона нон грата... а все из-за скандала с изнасилованием. Он не позволял себе вспоминать об этом, только одно саднило душу: он, поддавшись на уговоры так называемых близких друзей, оставил своего рожденного от насильника сына в роддоме. Когда прошла депрессия, когда закончился тягомотный курс реабилитации, он кинулся на поиски, но было поздно. Вот тогда он приехал сюда, думал хоть умереть в земном раю, но хозяин все взял в свои руки. Почти год Санерс выхаживал его, бледного, тощего, похожего на тень самого себя. Горы взяли его тоску, озера и реки приняли его слезы в свои воды, тело подняли травы, душа воспарила к небесам, и в какой-то момент ему захотелось жить. Для чего? Он и сам не знал. Он уже не мог держать кисти в дрожащих руках. Пришлось осваивать новую профессию - курс компьютерной графики. Теперь, под чужой фамилией, он преподавал студентам и часто вглядывался в их лица. И в каждом семнадцатилетнем пареньке он видел своего потерянного сына. И, как ни странно, ему становилось легче. Сейчас, когда его талию обвивают руки красавца-альфы, слегка прижимаясь, нежно, но не нагло одна ладонь чуть скользнула вниз в самом конце танца, и он, сдержанно охнув, закусил губу. Скоро должны начаться омежьи дни, а он в это время становился чувствительным к подобного рода прикосновениям. Медленный танец закончился, и в металлическое брюхо доисторического автомата дзынькнула монетка. Зажигательная мелодия вспугнула его грусть, и он предпочел удалиться в свою комнатушечку. Там, скорчившись в постели-ларе, он немножко поплакал и заснул. Проснулся от скрипа старых ступеней, кто-то, невидимый, завозился в темноте у двери, а затем на него навалилось огромное тело со знакомым запахом. - Не нааадо... - его рот был заткнут поцелуем, по телу шарили жадные руки. Ладони, размером с две его ладошки, мяли, трогали и не давали вырваться. Пахло пивом, мускусным потом альфы. - Тише, расслабься, я же понял, что тебе хочется. Я не сделаю больно, только помогу. Три дня и три ночи жесткого, нежного, потрясающего траха. Эд и потом краснел, вспоминая ту ночь, когда они зачали их первенца. Тео, конечно, позже все объяснил, просил прощения за... А потом была помолвка, свадьба и свадебное путешествие, пока не стал выглядывать из-под ремня брюк аккуратный животик. Молодые на первых сроках беременности Эда посетили затерянную деревеньку и даже ночевали в прежней комнатке, где началась их любовь, где тепло пахло деревом и натертыми мастикой полами.