Я люблю тебя, "папа"!

***

Седой бета качал головой, хмурил кустистые брови и, всматриваясь в "кривую" кардиограммы, шептал: - Такой молодой... Плохо, очень. Мы с отцом замерли, боясь даже дышать. Бедное сердечко моего омежки слишком многое вынесло в последнее время. Еще и так называемые легкие наркотики, которыми его пичкали бывшие друзья, чтобы смягчить боль от утраты. С тех пор он и не мог держать в руках кистей. - Тремор, нервные перегрузки, недостаточное развитие, а потом и поражение одного из клапанов. Хорошо бы провести операцию, но не сейчас. Пусть окрепнет после родов, мы его понаблюдаем, и - главное - только положительные эмоции! - А без операции? - Молодой человек, вы когда-нибудь ходили с незабинтованным порезом? Поражение сердечной мышцы ничем не отличается от другого ранения. Просто циркуляция крови в организме протекает не так, как положено, и нарастает опасность других заболеваний и поражений... - Не продолжайте, доктор! Мы позаботимся о нем. Сколько у нас времени? - Три месяца. Максимум полгода. Но, мистер Роджерс, вы, как хирург, должны давать себе отчет, что необходимо проводить ежемесячное обследование господина Эдварда... - Роджерса... - А, так он ваш родственник? - Супруг моего сына. И отец моего внука. - Ну что же, тогда я спокоен. Думаю, что благоприятный исход в нашей с вами власти. Мой, теперь окончательно мой малыш! Он спал, разметавшись на большой постели, когда в полдень я тихонько разбудил его, поглаживая нежную ладошку. - Соня мой, просыпайся, ромашковый чай и сладкий кренделек - все, как ты любишь... - Нет, пожалуйста, еще чуть-чуть... - и тут же вскочил, закусив губки. - Ты?! Где я? - Тише, мой маленький, не пугайся. Ты у нас в доме. Мы пока не можем уехать - родители просто не отпустят тебя. Тебе и нашему малышу нужен присмотр и уход... - Мы... Я у твоих родителей? - испуг холодными льдинками застыл у него в глазах - ничего, мы растопим. - Чего ты испугался? Какие кошмары тебя могут мучить в такие радостные и счастливые для нас всех дни? Отец и папа рассказали, кем ты был для них, для меня. Единственное, за что они все это время корили себя, что отпустили тебя одного, что ты снял деньги с карты, растворился, не оставив о себе никакой информации. Отец искал тебя десять лет, пока папа не попросил его смириться с неизбежностью и отпустить тебя совсем. Они, правда, догадывались, видя некоторые из твоих работ, что ты это есть ты, но уже тогда не смели приблизиться к тебе, бывшему в ореоле славы. Потом, когда ты в очередной раз исчез с культурного горизонта, все наконец-то решили, что ты решил завести ребенка... Эдди замер, как будто его заморозили еще больше... - Прости, мне не следовало об этом упоминать. - Нет. Следовало. Мне нужно его найти. - Кого? - Того, рожденного мною малыша. Того, кого отняли у меня... - он сжался от внутреннего холода, и я больше не мог терпеть его отстранения, просто забрался на кровать и прижал к себе так крепко, как только смог, что он даже пискнул. - У тебя теперь есть семья! Не смей! Не смей прятаться от меня, слышишь?! Я все равно тебя найду, выковыряю из любого небытия и притисну к себе, чтобы не смел больше думать, что ты один. Нас двое, слышишь?! Ты и я... - Прошу прощения, но раз уж здесь говорят о семье, то не сбрасывайте и нас с отцом со счетов! Тут, как у одного из классиков, следовала бы немая сцена, но маленький безобразник расхныкался на руках у папы, и тот немедленно переложил ребенка на руки к родителю, подал подогретую смесь в бутылочке, и все четыре пары глаз уставились на виновника торжества, вернее, теперь уже двоих. Мой омежка раскраснелся под ласковыми взглядами, а когда молоко в бутылочке закончилось, то никто не решился забрать из его, пусть и слабых еще ручек крохотный кулечек с самым драгоценным содержимым. Тем более, папа и сын спали, малыш дочмокивал во сне, а Эдди просто держал его так нежно и робко, как будто еще не было меня и того, потерянного малыша. Его первый настоящий ребенок. Его персональное счастье, которым, я думаю, он все же поделится с нами в конце концов.