<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Приём на Олухе всегда тёплый и родной. Отец устраивает большой обед в Большом Зале, пышнее и праздничнее, чем обычно, что радует весь корабельный экипаж. Люди эти почти сразу направляются туда после пришвартовки, голодные, как стая Жутких Жутей, едва успев посетить собственный дом, чтобы хоть как-то сменить одежду. Впрочем, не все викинги этим удручаются. Я же посещаю своё жилище, ведь рядом с ним находятся драконьи стойла, в которых меня ждёт… — Беззубик! Огромный чёрный дракон двумя скачками пересекает расстояние между нами и бросается облизывать моё лицо своим шершавым розовым языком. Я с силой и радостью треплю его за морду, обхватив её руками. — Да-да, братец, я тоже рад тебя видеть! Мы начинаем шутливо играть: я отступаю и сгибаю колени, уперев в них руки, в то время как дракон, высунув язык, ожидает моих действий напротив. Я быстро обхожу взглядом территорию вокруг и подбираю с земли продолговатую ветку. Но Беззубик вдруг садится на место и презрительно, прикрыв веки, смеряет меня осуждающим взглядом. Я закатываю глаза, но сдаюсь и снимаю ножной протез. — Ладно, — говорю я, проделывая махинации пальцами у своей лодыжки, — твоя взяла. Когда мой ножной протез улетает прочь, дракон молниеносно вскакивает и с прежней живостью бросается следом. Не зря его прозвали порождением Молнии… ну и, конечно, самой Смерти. — Ну, — кричу я ему вслед, — много ты наломал дров за время моего отсутствия? — Да нет, — произносит знакомый, немного туманный и излишне спокойный голос сзади, отчего я вздрагиваю, — только они с Барсом и Вепрем позавчера распугали овец, отчего Ведрон переполошился. Оборачиваюсь и вижу белобрысого здоровяка, сжимающего в руках книгу. Выдыхаю: — А у тебя неплохо с внезапными появлениями, Рыбьеног. Он не бороздит моря вместе со мной и остальной компанией. Он нашёл своё место тут, на суше, в обучении детей общению с драконами и изучении новых материалов. Держит он в руках, кстати, Драконий Учебник. — Извини, — говорит он, — не хотел пугать. Как плавание? Удачное? Он никогда не говорит «охота». Он предпочитает «плавание». — Не очень. Но скоро мы отплывём вновь. Беззубик, оказавшийся рядом с моим обслюнявленным протезом во рту, опускает уши и всем своим видом выказывает тоску от услышанных слов. Я сочувственно глажу его по чёрной чешуе. — Я тоже не хочу этого, братец. Но это моя работа. Секунду я заглядываю в его светло-зелёные глаза, а затем поднимаю взгляд на Рыбьенога: — Тот торговый корабль, на который напали, уже отплыл? — Да. Твой отец помог им с провизией и дал спокойный ночлег. Они отбыли за полчаса до вашего прибытия. Как уже понятно, мы прибыли к Олуху чуть позже, чем «к утру», как обещал Эрет. Это вышло потому, что ночью вдруг разыгралось небольшое подобие шторма. Однако наш корабль приспособлен и не к таким прихотям природы. — Пойдёшь в Большой Зал? — спрашиваю я. — Я как раз шёл туда, — пожимает плечами Рыбьеног, — и решил срезать путь тут. Хотел рассказать тебе про успехи в Драконьей Академии. — С удовольствием послушаю. Мы втроём начинаем двигаться в сторону Большого Зала, путь к которому срезать через конюшни было, мягко говоря, невыгодно. Солнце светит не так ярко и даёт не так много тепла, но нам хватает и этого. — Главное то, что детям очень нравится играть с драконами. Думаю, это положительно повлияет на их психику. — Говорит Рыбьеног, пока мы шагаем через площадь, по которой спешат куда-то викинги и играют в догонялки их дети. Я вдыхаю знакомый аромат сосны, металла и соли. Океан океаном, а возвращаться домой приятно. — Это самое главное, — киваю я, поглаживая идущего рядом со мной Беззубика по шее, — они не должны ничего бояться. У них получается? — Не у всех и не сразу, но да. Они очень хотят, чтобы ты провёл у них несколько уроков вместе с Беззубиком. Ты как? — Мы отплываем где-то через неделю, — рассуждаю я, глядя в небо, припорошенное облаками. — Надо будет сопровождать корабль, который идёт до соседнего острова. Так что, да. Думаю, смогу провести время в Академии. — Отлично! — он радостно улыбается, и я вспоминаю его ребёнком, с такими же искорками добра в радужках. — Скажу им на следующем уроке. Через десять минут мы уже шагаем по Большому Залу, усыпанному голодными викингами, и вдыхаем запахи съестного. Тут и картофель на костре, рыба, баранина, похлёбка — фирменная у Плеваки, в общем, всё, чего пожелает душа. Еда на Олухе не сказать, что шедевральная, но нам всего хватает. Мы добираемся до столика драконьих всадников. Сморкала жадно поглощает куриную ногу, Эрет тихо хлебает суп, близнецы яро спорят о том, кому должен достаться больший кусок мяса, а Хедер что-то записывает в свой блокнот. — Как закуска? — интересуюсь я. — Всем довольны? — Изумительно, — Йогерсон чуть не облизывает кончики пальцев. — Смотри, не лопни, — усмехается Задирака. Забияка пользуется этим моментом и выхватывает свою добычу. Хедер, которая обычно не обращает на них внимания, заметив меня, поднимает взгляд. Она едва заметно кивает в сторону близнецов и саркастично ухмыляется. Я отвечаю ей искренней усмешкой, ведь зрелище справа и впрямь забавное. Но Хедер продолжает на меня смотреть, и я вроде как должен выдержать взгляд, однако сделать это оказывается сложнее, чем кажется. Выразительные зелёные глаза будто бы хотят загипнотизировать меня, затащить в сети своего очарования, оплести ими всё моё тело и завладеть им. Я невольно ёжусь и передёргиваю плечами. Звучит так, будто бы я описываю действия сирены, но Вереск иногда устремляет на меня взгляды и похуже, чем морские твари. Ненавижу такие моменты. Наверное, потому, что не собираюсь поддаваться этим сетям очарования. Моим спасителем оказывается Плевака. Он с силой толкает меня в плечо, и я облегчённо оборачиваясь, хватаясь за ушибленное место, покрытое самодельным наплечником — частью моего доспеха. — Чего застыл? Испугался, что отец решит послать тебя на дипломатические переговоры? Не бойся, я поговорил с ним, — смеётся мужчина, — у него на тебя планы похуже. — Очень смешно, Плевака, — отзываюсь я, прищуривая один глаз и чувствуя, как от моего собеседника разит потом, к которому я, вообще-то, уже должен был привыкнуть. Драконы, люди, все галдят в Большом Зале, и столпотворение, что там творится, помогает мне вынырнуть из объятий Плеваки и протиснуться дальше. Следом шагает и Беззубик. Подняв голову и окинув взглядом территорию, я, наконец, вижу в самом конце зала своего отца. Он истинный викинг, и это доказывает его внешний вид, облачение и пышная борода, заплетённая в традиционные косы, то, как он сидит и как даже смеётся. Люди не боятся его, они считают его за своего, видят в нём бесспорного правителя и своего защитника, мудрого человека, лучшего кандидата для управления деревней. Он живёт также, как и они, ест ту же еду, обсуждает с ними охоту, и это делает его таким принятым людьми. И всё же, несмотря на всю его приземлённость, принятую у нас, викингов, он уважаем всеми и каждым. Даже сейчас от него разит мощью и непоколебимой непобедимостью. Сейчас, когда он просто обедает. Он замечает меня и расцветает ещё большей, доброй улыбкой, с которой в детстве перед сном рассказывал мне легенды о бесстрашных предках наших. — Сынок! Иккинг, иди сюда! — зовёт он. Я послушно огибаю людей и нахожу место неподалёку от отца. — Давай, поешь, — говорит он, указывая глазами на великое множество яств, которые расположились на дубовом столе с щелями меж досок, которые начинали увеличиваться по моим наблюдениям за последнее время, — сегодня готовила Хельга. А у неё потрясающие кулинарные способности, ты знаешь! Я согласно киваю, улыбаясь, и накладываю себе в тарелку. Мужчины вокруг продолжают громко что-то обсуждать, чокаться и смеяться, но отец мой уже не участвует в их переговорах. Он только смотрит на меня с каким-то нетерпение и морем радости, как у ребёнка, которому дали полетать на драконе. — Ну? — Бодро говорю я. — Много мы упустили за время, пока отсутствовали? — Нет! — смеётся викинг рядом с отцом. — Разве что не видели, как перебравший Рогнар пристаёт к каждой прохожей, а затем получает от Готти этой её палкой по башке! Группа мужчин вокруг взрывается гоготом, а Рогнар, сидевший слева, молча опускает взгляд. Я закатываю глаза. — Полно вам! — с укором замечает отец, дрогнув кустистыми бровями. — Ладно! — раздаётся слева от меня, но обладателя того голоса я не вижу. — Расскажи про охоту, Иккинг! Много тварей вы с парнями насадили на свои корабельные мачты? Все опять смеются, а отец хмурится. Я никак не реагирую, даже не пытаясь ответить на эту «остроумную» колкость. — Нет, серьезно, — тихо говорит Рогнар, разрезая своим голосом всеобщую истерику, — много морских певиц погубили? Тут отец сдвигает брови на переносице и так громко прочищает горло, что все вокруг разом замолкают. Даже драконы на огромных балках сверху, скрепляющих крышу, перестают жевать рыбу, а близнецы в одном из уголков Большого Зала замирают. Тем временем отец, как-то виновато опустив взгляд, спокойно произносит: — Пожалуйста, давайте не об этом. Мы всё-таки за столом. Мой отец — грозный викинг, опытный убийца драконов в прошлом и отличный воин и правитель в настоящем, но только не истребитель сирен. Он не очень любит воду, а после смерти мамы и вовсе подаётся туда только по острой нужде (следование традициям ей считается). Все молча соглашаются и какое-то время сидят в относительной тишине, которая только может быть в обществе голодных воителей и драконов. Потом Зал вновь возвращается к каким-то разговорам, но всеобщего гогота уже не наблюдается. Я жую вкуснейшую куриную ногу, когда отец начинает говорить, заставляя меня поднять на него взгляд. — Я видел, к тебе по дороге сюда подошёл Плевака, — почему-то осторожно говорит он. — Чего он тебе наболтал? — Да ничего особого, — проглотив пищу, отвечаю я и вопросительно приподнимаю брови. — Сказал у тебя на меня какие-то страшные планы. Я воспринял его слова не сильнее, чем обычную шутку, а потому не обратил на них внимания. Из-за этого серьёзное выражение лица отца заставляет меня замереть и изумиться. — Он что, не шутил? — Поговорим дома, хорошо? — многозначительно окинув многочисленных викингов глазами, произносит он. Когда через полчаса мы шагаем домой, я неустанно гадаю. Возможность есть: мы оба молчим. Создаётся ощущение, будто бы отец готовится к какой-то пламенной речи или же к супер-серьёзному разговору, а потому ищет в своём разуме нужные слова. Но о чём он думает? Хей, сынок, я готовлюсь в скором времени посетить остров Бурных Ключей, думаю, тебе стоит поехать со мной. Или… Йохан прибудет в следующем месяце. Он просил сопроводить его корабль через тот участок Норвежского моря, в котором больше всего сирен, помнишь, ты о нём говорил? А, может... Я думаю, тебе следует больше заниматься разбором военных ситуаций и дел. И самое худшее из всего: Я тут подумал, Иккинг, всё взвесил… Я считаю, ты уже готов занять моё место. От собственных мыслей по коже летит туча мурашек, и я от ужаса распахиваю глаза. — Иккинг, нам надо поговорить. Я и не заметил, как мы добрались до дома. Отец уже стоит перед входом, приглашая меня зайти внутрь. Он усаживается в своё любимое огромное кресло, усеянное меховыми шкурами, а я в неоднозначном предвкушении сажусь на продолговатую деревянную койку напротив. Он мнётся, не знает, как начать. Поджимает губы и вновь их расслабляет, ищет поддержку у деревянных досок пола глазами, сжимает ладони в кулаки, а потом резко говорит: — Твоё юношеское время на исходе, и мы оба это знаем. Я поднимаю брови. Я не знаю, как нужно воспринимать эту фразу и к чему она должна привести, а потому прежде, чем делать выводы, ожидаю его дальнейших слов, хотя в глубине души уже изнываю от очередной долгой и ни к чему не приводящей беседы о том, что я должен стать вождём. — Я хочу сказать, скоро ты должен стать вождём. Я уже закатываю глаза и собираюсь всплеснуть руками, всем этим восклицая: «Ну мы ведь это уже обсуждали, пап!», но он не даёт мне начать и поднимает руки в успокаивающем жесте: — Я знаю, знаю, но это не то, о чём ты подумал. Я не тороплю тебя. Мы ведь согласно пришли к выводу, что ты сам объявишь, когда будешь готов. Ты здесь не поэтому. Но что же, по мнению Плеваки, может быть хуже разговоров о передачи власти от отца к сыну, раз он так хорошо меня знает? — Тебе уже двадцать, Иккинг. Пора задуматься о семье. О! Плевака прав. Это хуже. Я устало выдыхаю. — Я… Нет, пап. К этому я тоже ещё не готов. Его зелёные глаза выжидающе смотрят на меня. Он изучает всего меня, пытаясь понять, какое истинное впечатление произвели на меня его слова. — Почему? Ты не хочешь? Послушай, — он подаётся вперёд и говорит так, будто бы сам уже жалеет, что начал этот разговор, — я просто спрашиваю. Я всё прекрасно понимаю. Я не давлю на тебя и не хочу, чтобы это походило на разговор с подростком о первой влюблённости, вскружившей голову. А именно таким он пока и выглядит. — Я просто хочу знать, есть ли кто-то в деревне, кто тебе мил. Не спорю, — тут же добавляет он, — у нас все женщины прекрасны, но всё же… Я упираю локти в колени и подпираю голову ладонями. Опять устало выдыхаю и говорю, глядя на отца из-под прикрытых век: — Я так понимаю, у тебя есть кто-то на примете, да? — Ты угадал, — не сразу отвечает он, отведя глаза в сторону, — но я уже предполагаю твой ответ. Я просто хочу, чтобы ты об этом подумал на досуге. И всё. Ладно? Вождю нужна поддержка. Будущему вождю, — тут же добавляет он. Я киваю, стараясь не казаться равнодушным. Мне кажется, я знаю, о какой поддержке говорит отец, а ещё мне кажется, что недавно с ним переговорила мать Хедер.<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Морской Дворец прекрасен. Говорят, когда-то от трезубца самого Нептуна откололся кусочек, упавший на морское дно. Долгие годы вода обтёсывала его, и он приобрёл тот вид, который имеет сейчас. В нём поселились наши предки, которые стали управлять Морями после того, как их покинул Нептун. Дворец, словно огромный бирюзовый коралл с окнами и вытесанными из драгоценного камня вратами, что величественно стоит на дне моря. Мы с Рэн спешим как раз туда. Дорогу указывает сама вода: в стороне, где она холоднее, и находится дом. Так мы находим его по подводным холодным течениям. Добираемся мы довольно скоро. Огибаем группы огромных камней, встречаем даже несколько драконов, что мирно передвигаются, словно скаты у морского дна. Они, вообще-то, очень мирные существа, но я видела несколько раз издалека, как в них стреляли с кораблей. Драконы сразу приходили в ярость и начинали атаковать в ответ. Ну, а что им ещё оставалось делать? Они защищались. Это люди сделали их такими. Морские стражи узнают нас мгновенно, и мы быстро проникаем во дворец. Тронный зал находится в его центре. Его стены богато украшены ракушками и высокими окнами с каждой стороны, которые смыкаются там, где стоит отцовский трон. Отец восседает на нём. С трезубцем в руке и короной на голове, он оглядывает весь зал из-под вечно хмурых бровей. Говорят, некоторые особо хрупкие русалки от этого взгляда могут замереть и упасть на дно морское из-за остановки сердца. Однако лично я никогда не наблюдала подобного зрелища, а потому не особо в такое верю. Огромный серебристый хвост отца с отростками-плавниками по бокам свисает с кресла и покачивается, конец его завивается. Волосы его могучей седой бороды будто бы летают под его лицом. Тут уже находится вся наша семейка: Коббер*, Ванн**, Скум***. Наверное, папе было бы тяжко без сына, но в воде не важно, какому полу достанется трон, так что его устраивают и пять дочерей. — Наконец-то, — громогласно произносит он, — и вы вернулись. Мы с Рэн покорно подплываем к сёстрам и вместе образуем стройную шеренгу. Он окидывает нас взглядом. — Где вы были? — На охоте, — не дрогнув и смотря лишь вперёд, на стену зала, отвечаю я. — И как? Перекусили? — Да. Он какое-то время молчит. — Что ж, Коббер, Ванн и Скум мне уже рассказали о своих занятиях. Вы все можете идти… Я облегчённо выдыхаю, когда он добавляет: — Все, кроме Астрид. Сёстры кидают на меня сочувственные взгляды. По лицу Рэн я вижу, как она желает мне удачи. Они все быстро покидают зал, и я поворачиваюсь к отцу, ожидая его слов. Первое слово всегда за ним. — Как успехи Рэн? — спокойно вопрошает он, глядя на меня снизу-вверх. Это не такая уже опасная тема для разговора. Я ожидала, что он отчитает меня за очередной промах, но он, вроде как, пока что ничем не разозлён. Это не может не радовать, хотя нельзя расслабляться: никогда не ясно, что скрывается внутри отца. — Хорошо. Её охота прошла удачно, — отвечаю я, взирая в глаза отцу, чего не делаю при сёстрах. — Сегодня она утопила человека. — Скажи, — он едва заметно подаётся вперёд, — он был жив, когда она вцепилась ему в шею? Он просто обожает такие вопросы. Можно списать это на подготовку будущего холодного и непоколебимого лидера, но у меня всё ещё есть ощущение, что он вечно пытается меня запугать, да и только. Я видела подробности действий Рэн лишь краем глаза со стороны, но отвечаю уверенно: — Разумеется. — Он достаточно мучался? — Безусловно. Он опять прижимается к креслу и смеряет меня глазами. Это плохо, это всегда предвещает беду. — Раз она так хороша, раз она достаточно обучена холодным убийствам, объясни, почему вчера она пыталась помочь раненой русалке, которую притянуло дно? Я стараюсь дышать спокойно. Я знаю, что он сейчас скажет. — Какое первое морское правило, Астрид? — Слабым не место в море. — Разве ты ей о нём не говорила? Разве ты плохой учитель, Астрид? — Говорила. Я поговорю с ней. Такого больше не повторится. Он легонько взмахивает трезубцем, и с конца его слетает какая-то тоненькая ленточка. Я стараюсь казаться бесстрастной. Терпеть и молчать. — Та русалка была ранена человеком, на которого загляделась из своей слабости, — говорит отец, пока ленточка света медленно подплывает ко мне, — это произошло по её глупости, и Рэн захотела помочь этой дурёхе. Что дальше, Астрид? Завтра Рэн будет помогать тонущему человеку? Ленточка находится на уровне моей руки. Она опоясывает конечность и резко прижимается к ней. Я закусываю губу, чувствуя, как электрический ток расходится по всему телу, но уже даже не закрываю глаз. Я научилась не кричать и не шипеть и привыкла, что на руках появляются всё новые и новые ожоги. Это ещё повезло, что отец бьёт руку, а не хвост. — Такого не повторится, — сквозь боль, из-за которой на мгновение темнеет в глазах, выдыхаю я. — Что ж, ловлю на слове. Ты знаешь, что я прослежу за этим. Ты помнишь, как вчера ночью меня раздосадовал тот случай с русалкой. И ты знаешь, что будет, если подобное повторится. О, да. Я прекрасно знаю. Вчера из-за настроения отца на море разыгралась небольшая буря, но, трепещи океан, если Морской Властитель разгневается по-настоящему. — Можешь плыть. После этих слов я медленно двигаюсь к одному из окон зала и, покинув дворец, сильно ускоряюсь. Уже даже не смотрю на руку, на которой остался кольцевой тонкий ожог. Просто плыву вперёд. В такие моменты, хоть я уже и относительно к ним привыкла, мне хочется быть как можно дальше от отца и от морского царства, а потому я плыву на поверхность. И я вовсе не собираюсь видеть мерзких людишек, из-за которых была ранена та безмозглая рыбина, которой Рэн изъявила желание помочь. И я не собираюсь её за это ругать. Да, я повторю ей морское правило и попрошу быть умнее, но я не могу ничего поделать с тем, что она из нас самая младшая, а, значит, хуже всех с порядками отца и укладом подводного мира. А ещё, думаю, она больше всех унаследовала от нашей милой мамы, которая променяла людскую кровь на животную и не убивала моряков. Потом это сыграло с ней злую шутку. Граница совсем близко, и, наконец, я выныриваю из воды, вдыхая полной грудью.<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Мне нужно переварить то, что я только что услышал, и незаменимым и самым лучшим средством для этого является полёт. Я под каким-то наиглупейший предлогом выскальзываю из дома и мчусь на поиски Беззубика. Думаю, он по моим глазам видит то, что я хочу осуществить, а потому счастливо взирает на меня и всем своим видом выказывает готовность взлететь в тот же миг. Я запрыгиваю к нему на спину, он разбегается и с силой толкается лапами о земь. Впервые за долгую разлуку я, наконец, дома. Этот внезапный побег можно смело списать на вечерний полёт, во время которого мы с фурией осматриваем близлежащие земли. Мы его совершаем всегда, когда я на острове. Мы летим выше облаков, освещаемые последними лучиками тепла, и ускользаем всё дальше от Олуха. Под нами уже нет твёрдой земли: только розоватые волны и россыпь небольших выступов из воды, точно веснушек, которые сложно назвать островами, настолько они малы. Я треплю Беззубика за ушной отросток и откидываюсь назад, выдыхаю и прошу Одина избавить меня от мыслей, к которым вёл отец. Сейчас у меня другие задачи. Беззубик немного снижается, и мы теперь находимся относительно близко к морю. Я рассматриваю бушующие волны и вдруг прищуриваюсь. Я вижу группу из пяти валунов, находящихся рядом друг с другом. Но на этой группе я вижу ещё кое-что. Длинные светлые волосы, словно переходящие в чешуйчатый, цвета коралла, хвост. Я автоматически стискиваю зубы, но сделать ничего не могу. У меня нет никакого оружия, помимо небольшого клинка в сапоге, а заставлять Беззубика убивать я не хочу. Ничего другого, помимо того, чтобы просто пролететь над сиреной на камне, которая, кстати, просто сидит, нам не остаётся. Я считаю своим долгом облететь близлежащую территорию и убедиться, что нигде рядом нет кораблей, которые стоит предупредить об опасности. Через десять минут я убеждаюсь, что никого поблизости нет. Я кидаю последний взгляд на морскую тварь и перевожу взгляд на море впереди. Беззубик чувствует моё смятение, но я кидаю «всё в порядке, братец» и немного расслабляюсь. Ничего. Я всё равно когда-нибудь уничтожу эту сирену. Её и всех её сестёр.