<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Успеваю лишь перешагнуть порог, когда… — Иккинг! Я оборачиваюсь. Хедер полусидя лежит в постели с деревянной чашкой в руках, от которой вьётся пар, и пламенной радостью на лице. Судя по голосу, она готова вскочить и броситься мне на шею, и так и сделала бы, позволяй ей ситуация. Ханна, чьи губы трогает легкая улыбка при нашем появлении, спешит забрать отвар у Вереск и поставить его на столик неподалёку. Я мгновение слежу за Хедер, отвечая ей таким же выражением лица, как и ее, а потом невольно отступаю в сторону, ведь кто-то легонько меня толкает. Задирака проходит мимо, и сомнений, кому будет так рада Ханна, уже не остаётся. — Мы вас оставим, — произносит она, глядя то на меня, то на Хедер, то на свою ладонь, к которой «невзначай» касаются пальцы Торстона, — вам многое нужно обсудить. Если что, сразу зовите. Как только они скрываются в соседней комнате, я оказываюсь рядом с кроватью. А затем, как только я занимаю краешек кровати, любезно предложенный девушкой, она заключает меня в кольцо из своих рук. Так быстро, что я не сразу реагирую. — Я рада, что ты здесь, — произносит она прямо над моим ухом, и я слышу её улыбку. Я выдыхаю и расслабляюсь, прижимая девушку к себе. Я не знаю, что она пережила, но, судя по всему, что-то неимоверно странное и опасное. Счастье, что она очнулась. Надо сделать так, чтобы она почувствовала себя в безопасности и в спокойной обстановке, постаралась всё вспомнить. — Роза Ветров в порядке? Где она? — Все хорошо, не беспокойся. Она в надежных руках. За ней присматривает Рыбик. Она выдыхает и подаётся ещё ближе. — А ты-то себя как чувствуешь? — спрашиваю я, мягко отстраняясь от неё. — Как новенькая. Только голова болит. Но я могу продолжить тренировки… Я не сдерживаю смеха. — Я прекрасно знаю, что ты хоть сейчас готова выйти на поле боя, но, прошу, побудь ещё немного в лазарете. Хотя бы ради приличия. Пусть Ханна думает, что все-таки права, и тебе нужен отдых, — я демонстративно оборачиваюсь и наклоняюсь к Хедер, — хотя мы оба знаем, что это пустые бредни. Ты ведь даже не спишь по ночам. Хедер прыскает, и какие-то секунды помещение тонет в наших эмоциях. — Поле боя это, конечно, здорово, — наконец произносит она, — но я бы лучше отправилась в море за новым уловом. Кстати об этом, — в её глазах вдруг пробегает что-то зловещее и азартное, а искренняя улыбка молниеносно деформируется в какую-то загадочную. — Как там наши пленницы? Какая-то невидимая рука смахивает с моего лица улыбку. — Ну… — я отвожу глаза, — ситуация слегка поменялась. — Слегка?! — восклицает она пятью минутами позже, когда я вкратце сообщаю о произошедшем. — Соглашусь, смахивает на сумасшествие. Но всё это уже произошло, поэтому надо двигаться дальше. — Куда двигаться, Иккинг? — Пытаться узнать, что случилось с тобой и Эретом. На её лице читается тревога, и это можно понять. Она готова прямо сейчас выскочить из лазарета и помчаться увидеть все своими глазами. Хедер резко дёргается, метнув в меня взволнованный взгляд. — Но, пока мы это делаем, рядом зреет опасность! Откуда нам знать, что они не разнесут деревню?! Их больше не сдерживает яд цветка! — Всё лучше, чем в твоих рассказах, Хедер. Одна из сирен без сознания, вторая, скорее всего, сильно ослаблена. — Но, судя по тому, что ты сказал про Забияку… — Тогда почему она не сделала этого раньше? — У неё, наверное, какой-то план… — Что может быть лучшим окончанием плана, чем убийство вождя? Отец приходил к ней. И ничего. — Это ещё ничего не доказывает… — Послушай, — выдыхаю я, — как только она совершит неверный шаг, копье охранника вонзится в ее горло. Если она обойдёт его, подключится второй. Если справится и с ним, часть дозорных, дежурящих у Академии, забьют тревогу, которая привлечёт внимание всадников, а вторая часть в это время займётся сиреной. Ну, а наш план тебе как? Вереск расслабляет брови и на какое-то время закрывает глаза. — Сейчас нам нужно понять, что случилось в ту ночь. Забудь о сирене. Хоть ненадолго. И попытайся всё вспомнить. Она молча кивает и тянется за отваром. Я осторожно передаю ей чашу и терпеливо жду. — А… с Эретом что? — глядя куда-то в сторону, немного отстранённо спрашивает Хедер. В голове всплывает недавняя фраза Ханны. …кости его черепа раздроблены… — Он поправится, — сглатывая, произношу я, — но на это уйдёт больше времени, чем у тебя. Глаза Хедер, немного даже равнодушные до этого момента, вдруг принимают серьезность и впиваются в меня. И я не знаю, как ответить на немой вопрос, что в них застыл. — Перенесёмся в ночь. Я помогаю ей вернуть чашу на стол неподалёку и благодарю Тора за то, что Хедер молча кивает, хоть и испепеляет меня взглядом. — Все было как обычно, — начинает она, глядя куда-то вперёд, — мы разожгли костёр. Морские твари тихо сидели в своём омуте. Эрет собирался лечь, была моя очередь дежурить. Из леса раздался какой-то шорох; мы тут же насторожились. Эрет с Крушиголовом поднялись над озером и скрылись среди деревьев. С минуту все было тихо, когда вдруг из леса послышалась какая-то возня. Оттуда вырвался Крушиголов и спикировал вниз прямо к нам. Он двигался как-то странно, но я не обратила на это внимания, потому что перед тем, как коснуться земли, он выпустил из лап тело Эрета. Чувствую мурашки на спине. — Я тут же подбежала к нему. Он не двигался. Я не успела даже нащупать пульс. Кто-то скатился вниз по склону, я обернулась, но почти ничего не разглядела, было слишком темно. Роза Ветров подскочила ко мне, а через пару секунд я услышала её рёв. Она упала рядом с костром. Это было в паре метрах от нас, но, кажется, пламя затушили. Я опять ничего не видела. Кто-то ударил меня ногой. Я тоже кого-то ударила. Судя по голосу, это был мужчина. И он был не один. Его дружок потянулся к Эрету, я бросилась назад, а потом всё угасло. Я перевожу глаза на Хедер, которая пытается в своих традициях оставаться непоколебимой, но в этот раз терпит неудачу. Она немного дрожит. Прилив гнева умножает во мне желание разыскать этих ублюдков. — Так… Их было несколько, и один из них мужчина? — Определенно. — Сколько примерно? — Двое, трое, но точно не один. Думаю, все мужчины. — Уверена? — Я доверяю слуху. — Хорошо… — Что хорошего? Это ничего не даёт. — Но это даст, если постараешься вспомнить не только звучание голосов, но и их наречия. На миг она замолкает. — Они говорили мало. Только крикнули друг другу что-то пару раз. — Это естественно, но всё же… — Ты же понимаешь, что я не назову акцент? — Для меня будет достаточно и того, что он был. На ее губах проскальзывает улыбка; она окидывает меня взглядом. — Грубые голоса. Грубее, чем у Плеваки. Точно звериные. Смахивает на племена кочевников. Или пираты?.. Нет, вряд ли. Они ничего не взяли. Да и знали, скорее всего, куда идти, ведь деревню не тронули. Зачем они напали на ребят? Чтобы устранить охрану. А предметом охраны были сирены. Зачем им сирены? Они просто вытащили их на сушу. Только одну из них. А вторая? Не полезли в озеро? Понятно, слишком много возни, да и опасно. А как добрались до блондинки? Она сама всплыла? И они с ней справились… Что ж она своих талантов не применила? Странно. Всё это странно. С ней можно об этом поговорить? Или она опять применит свои штучки… Нет, это необходимо. А вдруг она что-то знает, что-то видела? Почему я раньше об этом не подумал? А если она ничего не скажет? Когда она уже примет решение?.. Она его вообще примет или продолжит играть в эти свои игры?.. Я только сейчас ощущаю, как раскалывается голова, и зарываюсь пальцами в волосы, уперев локти в колени. Дают знать о себе ушибы, полученные в рассветной встрече с блондинкой. …Так кто на них всех напал?.. Ощущаю ладонь на своей щеке и, подняв голову, встречаюсь с глазами Хедер. Они вновь походят на омуты, только теперь более человечные. — Мы всё распутаем и разузнаём. Ты разузнаешь. Я пытаюсь улыбнуться. — Отдыхай. Я поднимаюсь, и её рука на мгновение зависает в воздухе, расставшись с моей щекой. Я уже нахожусь у двери, когда слышу её голос. — Куда ты идёшь? — На самом деле, у меня полное разнообразие вариантов. Рыбьеног с драконами, отец, Академия. Даже не знаю, что здесь меньше из зол… Некая грусть на её лице сменяется усмешкой. — Навести Розу Ветров. Скажи ей, что я скоро буду. Больше я не дам её в обиду, — тут она сжимает краешек ткани с такой силой, что я улыбаюсь тому, как дух прежней Хедер начинает пробиваться наружу несмотря на раны тела. — И спи хоть иногда. — Ты тоже. Я ещё приду. Я пересекаю порог, когда кто-то вновь называет мое имя. Ханна быстро проскальзывает через дверь лазарета вслед за мной, хорошенько её притворив. — Ну, как она? — нетерпеливо интересуется девушка. — Это лучше у тебя спросить, — нервно усмехаюсь я. Ханна раздраженно выдыхает. — Я имею ввиду её не физическое состояние, а духовное. Лучше всего оно видно тебе. — Нормально, — выдыхаю я. — Ну, я думаю, оно приходит в норму. — Хорошо. Это сейчас один из самых важных компонентов её выздоровления. — Как Эрет? — Ему лучше, но привлечь Готти всё же пришлось. Она дала нам указания и ушла по какому-то срочному делу к себе. Вторая сирена, должно быть, и есть это важное дело. — Эрету нужно будет много больше времени, чем Хедер. — Насколько всё серьезно? Она отвечает не сразу, с мгновение глядя в неопределённую точку. — Его били в висок. И били сильно. Повезло, что фрагменты костей не сдвинулись. Однако задето правое ухо. Возможны последствия… — Но жить он будет? — Вероятность этого высока… но молитвы никогда не бывают лишними. Мы встречаемся глазами, и она слабо улыбается. — Конечно. Спасибо, Ханна. Твоя помощь неоценима. — Я просто делаю то, чему меня учили, — с проступившим румянцем замечает она. — От этого заслуга не уменьшается. Я скоро вернусь. Передай Задираке, чтоб не задерживался. Впереди много дел. — Разумеется, я только перевяжу ему ногу… Я чуть поджимаю губы, искривлённые в ухмылке, и приподнимаю бровь, и этого хватает, чтобы она зарделась и улыбнулась, потупив глаза.***
— Я хочу сказать… Мы приняли решение… И в итоге… Недавно… — Отец? Я подаюсь чуть вперёд, выглядывая из-за угла, прежде чем сделать шаг в комнату. — Это ты, Иккинг… — вздрогнув, он резко оборачивается. Похоже, мой вид его успокаивает; он устало выдыхает и облокачивается о стол. — Так ты… решил прислушаться к той идее? — Да… он выглядит неуверенно. — Задирака прав, мы не можем скрывать всё это от народа. Соберём совет. Там я всё расскажу. К тому же, как я понимаю, ты тоже не знаешь точно, как следует дальше поступать. Устроим голосование. Я широко распахиваю глаза и невольно подаюсь вперёд. — Голосование? Хочешь сказать, насчёт того, жить им или… — Я не хочу, я говорю именно об этом. — Ты что, сейчас серьезно?! Ты убьешь их после всего того, что произошло?! — Ну, жить им или нет, как раз и решит голосование… — Мы рисковали всем, когда перенесли их на остров! Мы столько дней провели за караулом! Возможно, это из-за них пострадали Хедер и Эрет! И ты что, просто возьмёшь и дашь убить их?! — С чего ты взял, что все наши обязательно… — Детям с самого рождения рассказывают сказки, в которых главным злом предстаёт сирена! Каждый год от моря страдают столько людей! И ты всерьёз думаешь, что викинги, узнав о том, что сирены на острове, проголосуют за сохранение их жизней?! — Ты прав, — его лицо становится серьезным, черты изгибаются в острых углах, и узнаю фирменный взгляд Стоика Обширного, — они убивают столько людей, а ты сохранил им жизнь, Иккинг. Ты сказал, что это нам поможет, и я поверил тебе. Видишь? Они тут, у нас, живёхоньки, готовы вновь вспомнить свою природу и разорвать первого встречного в клочья. Но ничего не происходит. Они принесли нам пользу? Сколько нам ещё ждать решение этой морской твари? Почему мы вообще дали ей право выбирать? Это она в наших руках, но время идёт, и может сложиться ощущение, что ситуация меняется в противоположную сторону. Я выпрямляюсь и шумно выдыхаю, отступая от стола, над которым, не отрывая от меня глаз, склонился отец. В голове борются гнев и осознание реальности. А затем на оперу вступает любимая тема отца. — Но ты будущий вождь, Иккинг. И должен сделать так, чтобы подобного ощущения не сложилось. Дай им понять, что ты выбрал правильный путь. Заставь их поверить тебе и сделай все то, что пообещал. Я не нахожу, что ответить, всплескиваю руками и верчу головой. Не хочется признавать, но он прав. — И мне… Я… — Ты выступишь на собрании. И скажешь людям все то, что хочешь сказать сейчас в пользу защиты сирен мне. Спасибо, что не добавил «как и подобает будущему вождю». — Хорошо… Кстати, как раз насчёт этого, я тут подумал… В общем, мне кажется, блондинка может что-то знать. Так что придётся повременить с голосованием. Он переводит на меня взгляд «меня не удивит уже ни одна твоя идея». — Устроишь ей допрос? Он занимает место за столом и подпирает голову кулаком. Тон отчего-то разглаживается, и я чую запах какой-то его затеи. — Думаю, стоит. — Как вывести ее из клетки? Не думаю, что там выйдет провести нормальный допрос. — Ну… — Все разы, что мы ее переносили, она была без сознания. Как это устроить сейчас? — Можно… — Ударишь её камнем? Думай, предлагай, Иккинг. — Пыльца остролиста! Она успокаивающе действует на сирен, а в смеси с перемолотыми стеблями ромашек вообще усыпляюще! Я узнавал у Готти… — Молодец! — он с довольный улыбкой откидывается назад. — С такой уверенностью ты и должен говорить. Я хмурюсь его уловке. — Продумай план допроса лучше, и тогда он будет иметь смысл. Голосование проведём сразу после него, так что я жду твоих мыслей как можно быстрее. Что там с той второй морской тварью? — Ею занялась Готти. Я зайду к ней и все узнаю. — Тут на меня обрушивается осознание всех тех дел, которые навалились за сегодняшний день и которые нужно срочно решать. — Или кто-то другой зайдёт… Один! — я хватаюсь за голову. — Что с тем торговым кораблём? Я совсем забыл про него! — Весь сегодняшний день, пока сирены превращались в людей, ни о чем не подозревающие олуховчане торговались с купцами за куски ткани. Все хорошо, насколько мне известно. Я отправил туда Плеваку, Забияку и Сморкалу. Они должны держать контроль. Тут уже и я падаю на стул, вдруг ощущая небывалую усталость и замечая, что день за окном близится к концу, уступая место сумеркам. — И что? Они уплыли? — Завтра утром на рассвете отбывают. Их всего шестеро, мы предложили им пустующие дома, но они предпочли корабль. Зато от ужина, конечно, не отказались, — он добродушно смеётся. — Хотя, кто отказывался? — И где они сейчас? — В Большом Зале. — И что же, ты не стал принимать гостей лично? Мне нравится, что диалог с отцом, сперва начавшийся с напряжения, сейчас перерос в мирную беседу за столом, и мне становится спокойно, несмотря на то, насколько серьезные темы мы затрагиваем. Огоньки размеренно пляшут над свечками, борясь с темнотой, что льётся из окна. — Я немного побыл там вместе с ними, а затем оставил все Плеваке. Все-таки, дело у меня важное, ну, а уж в том, как развлекать народ, он смыслит неплохо. Думаю, он справится. Его слова вызывают у меня усталую улыбку. — Думаю, тебе тоже стоит туда пойти. Судя по твоему виду, ты не ел весь день, а не спал и подавно со вчерашней ночи. Я угадал? — Да, но… Я не могу. Мне нужно заняться нападением. — И много ты узнал в сегодняшней суматохе? — Хедер рассказала все, что помнит. Там было несколько мужчин с грубыми голосами. Сперва напали на Эрета, привлекли его шумом из леса, потом на неё. Это всё. — Не густо. — Мне нужно это исправить. — Сейчас тебе нужно поесть и отдохнуть. Куда ты пойдёшь на ночь глядя? Исследовать место преступления? — А это идея… — Ты итак знаешь, что плохая. Иди в Большой Зал. Вдруг Плевака плеснул себе слишком много медовой браги? Надо бы разведать. — Ладно, так и быть. — Я встаю изо стола. — Но, думаю, переборщи Плевака с порцией, мы оба были бы уже осведомлены.***
Я успеваю навестить Беззубика, которого не видел почти весь день и оставил без дневного полета в конюшнях, прежде чем отправиться в Большой Зал, и таким образом оказываюсь там совсем уже к темноте, а потому людей застаю немного. Всего где-то треть деревни, почти все из которых — мужчины, всё ещё сидят здесь, наполовину захмелевшие и окружённые полупустыми тарелками, но не вступая в разговоры. Время сейчас такое, когда зал становится походящим не на столовую, а скорее на бар, где под песню грубого смеха, голосов и звона посуды выплывают особы с чарующими улыбками на лице, которые оплетают тебя руками и заговаривают зубы, впрочем, стремясь заставить свою жертву издавать звуки лишь по их вине и лишь от удовольствия. Я не раз замечал их сходство с сиренами. Я прохожу как раз мимо этих, по сравнению с другими нашими женщинами, довольно откровенных в одежде девушек, которые занимают место у стены и постепенно выходят на охоту. Замечаю в углу Сморкалу с Задиракой и направляюсь к ним. Через минуту я сажусь напротив всадников, выуживаю откуда-то более-менее чистую тарелку и заполняю её куриной ногой, запах которой, хоть и холодной, но вызывает возмущение пустого желудка. Справа слышится голос Плеваки, в котором я, впрочем, не замечаю опасности, а потому отвожу взгляд, лишь на миг задержав его на не местных, должно быть, купцов, с которыми разговаривает кузнец. — Явился! — восклицает Сморкала, следя за мной взглядом и сжимая в кулаке ручку кружки. Он делает глоток. — Мы думали, ты уж не придёшь. — Это вышло случайно. Как нога? — спрашиваю я, обращая глаза на Торстона. — Лучше всех! — со свойственной себе расслабленной улыбкой отвечает близнец. — А ты как? Где был? — Говорил с отцом. — Что слышно? — Завтра будет тяжелый день. — Все дни с некоторых пор тяжелые. Я с грузом осознания правдивости высказывания согласно киваю и приступаю к еде. — Где все? — Забияка ушла спать, а Рыбик опять отправился в Академию, зайдя лишь на десять минут, — отвечает Задирака. — Думаю, в ближайшее время он будет там ночевать. — А я думал, что ему не очень приятна мысль о близости сирены. — Мы все так думали, — Йогерсон делает новый глоток, — но что ни сделаешь ради любимых драконов. — А что насчёт завтра? Каков план? — интересуется близнец. — Встречаемся утром в Штабе. И все дела, связанные с происходящим, обсуждаем только там. Я многозначительно смотрю на обоих, опасаясь, что они решат поинтересоваться состоянием сирены, Эрета или решения отца. И тогда невинные слушатели, коих тут рядом опасно много, смогут задаться вопросами: с какой сиреной? Что с Эретом? И какое это такое решение отца? Не успеваю я оставить тарелку, как ощущаю чьи-то руки на своей спине. — Иккинг… — поёт женский голос. На мгновение я застываю оттого, что успеваю предположить, но через мгновение вижу, как девушка с каштановыми, а не белёсыми волосами занимает место рядом со мной, а потому тут же выдыхаю. — Ооо… — слышится от Сморкалы, и я хмурюсь. — Что ты хочешь, Герда? Ту, что позволяет себе немыслимые при дневном свете по отношению к незамужнему мужчине, да ещё и в обществе, жесты, а в данный момент руку, что покоится на моей груди, я знаю с самого детства. Она, вообще-то, сначала тоже занимала место среди всадников, а потом перестала, и её забросило в радикально противоположную сторону. — Была бы тут Хедер… — «мимолетно» бросает Йогерсон Задираке, вызывая у того усмешку. Их заинтересованные в продолжении представления взгляды начинают меня бесить. Но Герду они сейчас нисколько не смущают. — Тебя, — роняет она мне прямо на ухо, обжигая своим дыханием. Дело вовсе не в этом, но я пытаюсь отогнать её самым действенным способом: — Мне нечем тебе заплатить. — Ты же знаешь, что от тебя мне деньги не нужны. — Пожалуй, я пойду, — с самой невинной улыбкой в мире близнец поднимается и обращает заговорщический взгляд на всадника рядом. — И я тоже, — с таким же выражением лица кивает Йогерсон, — совсем не хочется вам мешать. С трудом сдерживая смешки, они удаляются, впрочем, конечно, постоянно оборачиваясь на нас, и я провожаю их злым взглядом. Я оглядываю округу. Теперь тут только я, Герда, Плевака с парой незнакомцев, тройка олуховцев в углублении зала, а среди всех — соратницы той, что, кажется, пытается раздеть меня прямо тут, в Большом Зале. — Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда её пальцы поддевают верхнюю заклепку моей брони. Днём они — тени, а ночью — опасные звери. — Будто ты не знаешь? Мы же уже так… — Нет, Герда, — я убираю её руку и пытаюсь сделать взгляд строгим. И мне становится не по себе, будто бы я смотрю на провинившегося ребёнка. И смотрю я, вопреки всем его усилиям, в полные чар глаза, а не куда-то ещё. — Почему? — Мне нужно идти, — я пытаюсь встать, но она тянет назад. — Я могу пойти с тобой. — Нет. С полминуты она, захватив в Вольво рук моё предплечье, сидит молча, как сижу и я, ожидая, когда закончится этот цирк. Тут девушка проводит пальцами ноги вверх по моей икре. — Герда! Я не люблю грубить людям, особенно женщинам, но эта не оставляет мне выбора. Я резко встаю изо стола и замираю, когда, отступив на пару шагов, чуть не врезаюсь в крупную мужскую фигуру, что направлена ровно на меня. Чужеземец, на которого приходится смотреть сверху-вниз, появляется так неожиданно и источает такую упрямую уверенность, что я невольно вздрагиваю от его эпичного появления в моём поле зрении. Я чувствую, как чья-то ладонь порывисто касается моей руки, и кидаю взгляд в сторону. Герда стоит рядом, только чуть позади меня, и её карие глаза, полные некого изумления и настороженности, даже испуга, направлены прямо на незнакомца. — Ну что же ты так с девушкой… — Подаёт он голос, который булыжником бьет по ушам и от которого дёргается Герда, — неприлично же отказывать… Впрочем, я могу тебя выручить. Я замечаю, как он кидает взгляд своих чёрных глаз на Герду, и та делает мелкий шаг назад. — А вы… — я не нахожу, что ещё ему ответить. — Это один из наших гостей, Икк! — вдруг поясняет с соседнего стола Плевака. — Ты уже с ним познакомился?.. — Ну так что? Как тебе моё предложение? Его фразу сопровождает гигантская ладонь, раскинувшаяся перед сжавшейся за моей спиной Гердой, а я все продолжаю смотреть в его лицо с грубыми чертами и бородой цвета вороного крыла. Я смотрю, но ничего не вижу. В моей голове безостановочно играет мысль, воспоминание, фраза, пронзившая меня тогда, когда незнакомец только заговорил. …Грубые голоса… Точно звериные.