<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Мне кажется, это я тяну викингов к этому странному дому на каменной ноге, а не они меня. Ведь этот странный дом скрывает Коббер. В этот раз с лестницей я справляюсь куда лучше. Ловко преодолеваю деревяшки, выстроившиеся в ряд перед моими ступнями, и с радостной улыбкой взбегаю к крыльцу. Ну, взбегаю, насколько это возможно, когда тебя сдерживают два здоровых лба. Впрочем, их я тоже легко преодолею, если хватка на моих предплечьях ослабнет. Коббер лежит, как и тогда, на постели. Та старушка с палкой, от которой чуть не огрёб одноногий викинг с торчащими изо рта зубами, что-то колдует у стены, а, когда скрип оповещает о нашем прибытии, она резко оборачивается и расплывается в улыбке. — Вот, — как-то неловко сообщает брюнет, чуть дёргая меня и заставляя фыркнуть, — сирена. Да ладно! Ты просто первооткрыватель… Старушка кивает, а потом начинает указывать на дверь. Люди по обе стороны от меня замирают в недоумении. Чуть обернувшись, я замечаю, как блондин задумчиво почесывает затылок. — Да, — говорит он, — умно было вести её сюда никому иному, как нам, а ведь мы не понимаем её письменности. Старушка хмурится и подступает ближе, ещё более яро указывая на выход своей длинной палкой. — Нам уйти? — догадывается длинноволосый. Тут она успокаивается и кивает. — Чего? — удивленно всплескивает свободной рукой брюнет, — да ты же сама просила привести её тебе! А сейчас прогоняешь нас! Тут происходит странное: старушка опять хмурится, судя по выражению лица, от бестолковости викингов, резко делает выпад и своей палкой подтягивает меня за руку ближе к себе. На мгновение кожу сквозь ткань пронзает боль от мелких зубцов, воткнутых в наконечник её «орудия». — Так нам надо уйти? — поражается брюнет. Скормала, кажется. Или Смокрала. Старушенция кивает. На мгновение настаёт тишина. — Ты… — тянет блондин, — ты уверена? Кивает она так утвердительно, что через минуту оба викинга уже находятся за дверью. Оставляют меня одну с Коббер и знахаркой. Заманчивый шанс… …Подумала бы я, не будь сестра раненой и без сознания. Я стою в недоумении на месте, пока меня разглядывает человек. Тут, в хижине, странно пахнет травами, развешанными на верёвках по потолку, да ещё и малое расстояние, что разделяет нас с Коббер, действует мне на нервы. Я готовлюсь сорваться и кинуться прямо к ней, но изучающий и загадочный взгляд женщины не даёт мне покоя. — Вы… зачем вы позвали меня? — неуверенно произношу я. Таинственная улыбка не сходит с её испещрённого морщинами лица, и мне впервые за все время на острове становится немного жутко. А потом меня осеняет. — Как я буду понимать вас? Вы же ведь… Не успеваю я закончить, как она кивает, как бы сообщая, что ожидала подобного вопроса, и обращает взгляд к полу, на котором предварительно уже рассыпан песок. И тут я выдыхаю от безнадёжности: людскую письменность, я, может, и изучала, но не на уровне продолжительных бесед. А говорить со мной, думаю, она захочет о чём-то более-менее серьезном. Я уже хочу сообщить о том, что не пойму её, когда опускаю глаза вниз. Там песок испещряют линии, соединяющиеся в, как я думала, скандинавские руны. Но я вижу не их. Я вижу свою, солтванскую письменность. Мы поймём друг друга, — гласит надпись, и не верю глазам.***
<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
— Я слушаю тебя, Иккинг, — сообщает Хедер, приземляясь за деревянный стол прямо передо мной, как и сирена пару деньков назад. Глаза её заговорщически сверкают, — давай, поведай мне свой отменный план. До Штаба мы со всадниками добрались очень и очень быстро, почти в молчании, будто бы всем было, что сказать, но никто не желал терять и крохи информации путём переговоров. Свежий ветер весьма кстати зарядил меня энергией, а потому я был в самом рассвете сил в тот миг. Я кладу перекрещенные руки на стол. — Он краток и неполон, и вы, — бросаю взгляд на остальных всадников, — как я надеюсь, дополните его. — Сделаем всё, что сможем, скажем всё, что знаем, — пожимает плечами Рыбик. — Отлично. Но сперва послушайте то, что я скажу. Я кратко излагаю им обстоятельства, при которых появились догадки о связи корабля и нападения. Также я описываю того великана, которого повстречал в Большом Зале, впрочем, умалчивая о Герде. По ходу моего рассказа Хедер сжимает кулаки. — Вот ублюдки, — выплевывает она, когда я заканчиваю, — надо отделать их так, как они поступили с Эретом, только закончить дело. — Не спорю, — говорит Забияка, отталкиваясь от стены. Она подходит к столу и упирает кулаки в бока. — Но для этого надо знать, кого отделывать. — Верно, — киваю я, — поэтому нужно как можно быстрее отправить Жуткую Жуть с запросом на предоставление списка пассажиров. — И кому же её отправлять? — Отец сообщил о капитане корабля. Он сказал, что если и есть, кому там доверять, то ему. — Но так ли он надёжен? — не унимается Хедер. — А если ему заплатили? — Отец готов поручиться за него. И, хоть он и понял, что доверять нельзя никому, этому человеку он верит. В крайнем случае, можно ведь умолчать о нападении и запросить список на основе, например, того, что нам интересно, кто из торговцев был там. — Они могли незаконно проникнуть на корабль. — Но их видели все и с корабля, и с Олуха. Вряд ли это предположение верно. — И всё же это ненадежно, Иккинг, — она откидывается на спинку стула. — Я знаю, Хедер. Но что нам ещё остаётся? Лететь туда самим и приставлять нож к их горлу, не опуская до тех пор, пока они не напишут точные списки? Она закатывает глаза. — Вот именно. После этого разговора я займусь написанием письма. — Но мы не можем сидеть сложа руки и ждать, пока оно дойдёт, — возражает Забияка. — Да, — с улыбкой киваю я, — и что же вы можете ещё предложить? — Это и есть твой блестящий план? — Хедер поворачивается на меня. — Слушать наши предложения? — Конечно. Что в этом плохого? Она щурится, глядя на меня. Какое-то время проходит в задумчивом молчании. — Ну, — наконец произносит Рыбик, — надо опросить жителей, кто что видел. — Это да, но мы не можем собрать всех и огласить суть вопроса. Думаю, надо опрашивать частями. К тому же, женщины и дети, например, мало что могут дать. — Ну не скажи, — Забияка изгибает брови, глядя в пол, и начинает прохаживаться по комнате. — Думаю, под ночь в Большом Зале во время пирушек в честь гостей собирались проститутки. А, если повезло, они с кем-то из них и позабавиться успели. В голове всплывает испуганный взгляд Герды, а также её прикосновения до него. — Отличная мысль! — я искренне улыбаюсь, задевая глазами Хедер, которая кривится при упоминании проституток. Она всегда презирала их, особенно, как раз, Герду, которая предпочла боевому искусству утехи. — Вы с Задиракой можете этим заняться. Я потом присоединюсь к вам. Вереск резко поворачивается на меня. — Смотрите не переборщите с допросами, — резко замечает она. Забияка усмехается. — А нам что делать, — игнорируя это, интересуется Хедер, — пока вы шлюх опрашиваете? — А что, у всадников мало дел? Дежурство, драконы, облёты. К тому же, надо навестить Эрета. На этом пока всё. Она фыркает. Так и сидит, скрестив руки и прикрыв веки, готовая спорить со мной о чём угодно, когда уверена в своей правоте. — А что там про торговлю было? — вопрошает брюнетка, поворачиваясь на Рыбьенога с Забиякой. — Вы что-то можете рассказать? Они оба пожимают плечами. — Ничего. Они либо все сработали слишком слаженно, либо в их плане были задействованы далеко не все пассажиры корабля. Я выдыхаю и поднимаюсь с места. — Что ж, Забияка, найди брата и отправляйтесь. А ты, Хедер, Сморкалу. Как ты себя чувствуешь? Ты можешь летать? — Конечно. Даже если не могла, села бы на дракона. Я уже не в силах на земле маяться. — Отлично. Займитесь дозором. А ты, Рыбик, Академией. — А ты чем займёшься, дорогой? — язвит Вереск. — Разговор с людьми, которые совершили покупки, разговор с отцом. …и ещё кое-что, о чем мне лучше умолчать… — Скучать я точно не буду, не беспокойся. Думаю, моя ухмылка её бесит.***
<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Я поднимаю поражённый взгляд на женщину. — Как вы?.. Откуда вы?.. Она, кажется, всерьёз думает, что её загадочная улыбка ответит на все мои вопросы. Слава Нептуну, затем она все же начинает что-то чертить на песке. Ты многого не знаешь, дорогая моя. Дорогая? — Что вы имеете ввиду? — хмурюсь я. Не все такое, каким кажется сперва. Меня начинают раздражать все эти загадки. Я вскидываю голову. — Объясните, что происходит! Вы — человек! Откуда вам известен мой язык? Она не находит нужным отвечать; достаёт из-за пазухи железку, что отражает свет огня. Я видела такие же у викингов, когда они дрались. Неужели она?.. Она резко разворачивает меня спиной к себе, заносит руку, пока я не отрываю глаз от бездыханной сестры, стараясь запомнить её перед тем, как навсегда уйти, когда слышится какой-то странный рвущийся звук, и я чувствую мимолетную боль. А затем с удивлением ощущаю, что мои руки теперь свободны. Я медленно вытягиваю ладони перед собой и с мгновение разглядываю их, шевеля пальцами. Я уже отвыкла быть не связанной вне клетки. Мой взгляд поднимается наверх, натыкаясь на старушку, что каким-то образом вдруг оказалась на прежнем месте передо мной. Я неотрывно и теперь полностью молча слежу за ней глазами. Женщина разворачивается, направляется к Коббер. Во мне зарождается какое-то нехорошее предчувствие, и я кидаюсь за ней. Её трясущаяся рука сжимает ладонь бессознательной Коббер. — Я ничего не понимаю. Пожалуйста… Старушка проделывает какое-то движение рукой над лицом сестры, и мне кажется, что оттуда сыпятся какие-то песчинки. Я уже хочу задать очередной вопрос, когда вижу, как Коббер вдруг распахивает глаза. Моё сердце падает. Я оказываюсь рядом с ней так быстро, словно охочусь на морского зверя. Я обвиваю её шею руками прежде, чем она успевает вдохнуть, да ещё с такой силой, что она издаёт болезненный звук. Но этого я сейчас не замечаю. — Коббер! — что есть мочи кричу я так, что, может, кто-то снаружи слышит. — Ас… Астрид?.. — выдавливает она, когда я её немного отпускаю. — Где это… мы? Её как будто бы сонные и усталые глаза бегают по помещению. Она пытается привстать, но это плохо получается. Кажется, она и не знает, куда глядеть: на комнату, на меня или же вниз, на своё одеяло, которое медленно сползает. Я стараюсь отстраниться, чтобы дать ей спокойно вдохнуть, но всё же не удерживаюсь и хватаю за руку. — Это очень долгая история, сестрёнка. Она может испугать тебя, но ты должна помнить, мы вместе. Мы вдали от дома, но мы вместе. Я никогда тебя не оставлю, Коббер. Я осторожно прикасаюсь губами к её холодной ладони, а она продолжает пытаться вникнуть в происходящее. Не знаю, верно ли обрушивать на неё весь груз обстоятельств сейчас, возможно, следует рассказывать ей все это постепенно. Но я слишком боюсь, что нас вновь разлучат, а потому стараюсь поведать всё и сразу. Её прекрасные глаза выражают какую-то эмоцию. — У людей? Мы в плену? Я помню озеро, а потом… Что это за место? Что это за плен такой?.. Я на ходу пытаюсь понять, как сделать ответы на вопросы как можно более понятными. — Послушай, всё тут немного запутанно. Это не совсем плен, если не считать пленом сам остров, где мы сейчас находимся. Это, — я оглядываю помещение, — лазе… лазо… в общем, здесь тебя лечат. Ты ранена. Ты ведь только что очнулась. Прошу, не вставай, — я мягко пресекаю её попытку подняться. Её брови изгибаются: то хмурятся, то удивляются, то пугаются, как и всё лицо, которое живым прежде я видела каждый день, а сейчас вижу впервые за относительно долгое время. — Но подожди… остров? Тут же кругом воздух! Как мы так без воды? Её взгляд вдруг останавливается на мне, обегая всю, насколько это сейчас возможно. — Что это на тебе, Астрид? — восклицает она. Её тонкая рука тянется к ткани на мне. В это время одеяло сползает ещё ниже, готовясь оголить её грудь, и она вздрагивает, переводя взгляд на себя. Я вижу, как под тканью по очереди появляются холмики-коленки. И тут её лицо постигает истинный ужас. Резким движением она сдёргивает с себя одеяло. Как оказывается, старушка натянула на неё небольшую тунику без рукавов, которая начинается после ключиц и заканчивается ниже колен. Её вид тоже пугает сестру, но, думаю, это именно от вида ног она вдруг вскрикивает. Подтягивает их к себе в защитном жесте, а затем вдруг осознаёт, что пытается защититься от части собственного тела, и вновь отдаляет ступни от себя. Она вдруг вся изгибается от боли, пронзившей бок, и прижимает руки к участку, наиболее покрытому тканью и пропитанному кровью. Она поднимает на меня испуганный взгляд. — Я говорила… Ты ранена. Она непонимающе вертит головой, а потом, кажется, опять замечает свои ноги. Коббер подаётся в сторону, перегибаясь через койку и заглядываясь на мой сарафан. — Что произошло, Астрид?! Ты тоже?!.. Мы что, теперь?!.. Я молча беру её ладони в свои и стараюсь говорить спокойно. — Да, Коббер. Мы выглядим как люди. Дары Нептуна существуют. Шок с её лица сходит далеко не сразу. Я стараюсь вкратце обьяснить ей то, каким образом я сама стала человеком, а она пытается вникнуть в смысл моих слов. Я забываю обо всём на свете. Я не вспомнила бы и о безмолвной старушке, на которую вдруг с новой порцией ужаса указывает сестра. — Там человек, Астрид! Человек! Я мягко улыбаюсь, бросая взгляд через плечо. — Я знаю, Коббер. Но она, — тут я сама не верю, что произношу, — но она хорошая. — И это говоришь ты, Астрид, — она изгибает бровь, — ты говоришь мне о том, что человек хороший? Я узнаю прежнюю Коббер. Думаю, она начинает приходить в себя. Конечно, для сирены информация о том, что она оказалась в плену у людей и превратилась в человека, просто шок, и Коббер испытала его. Но вторая дочь морского правителя всегда славилась своей рассудительностью и спокойствием. Будь на её месте кто другой, думаю, она не справилась бы так быстро. Моё доверие к старушке быстро успокоило её. И моё присутствие тоже. — Так что же происходит, Астрид? И что произойдёт? Я поджимаю губы и опускаю глаза, сжимая её пальцы с новой силой. — Тут я не могу сказать ничего точного. Но я… сделаю все возможное, чтобы… Доверие моё к женщине за моей спиной возросло, но не настолько, чтобы разбрасываться при ней всем, что я хочу донести до сестры. — …чтобы мы оказались в безопасности. — Отец… — Он не может знать о нас. Мы не в воде. Я опускаю печальные глаза к полу. — Мы для него не существуем. Не сказать, что когда мы были в море все было сильно иначе. Но от этого не становится легче. В море не только наш отец; там наш дом. Коббер порывается сказать что-то ещё, когда я резко пресекаю её попытки движением глаз и выражением лица. Она едва заметно бросает взгляд на человека. Коббер довольно быстро соображает причину, по которой я так себя веду. — Она нас понимает? — удивленно и тихо вопрошает она. Всё это время мы говорим на солтванском, а потому такой вопрос вполне уместен. Не знаю, слышит ли нас старушка, не знаю, воспринимает ли она язык на слух так же хорошо, как пишет, но что-то мне подсказывает, что смысл наших разговоров от неё не скрыть. Коббер, думаю, всё это передаёт мой взгляд. Она всегда понимала меня без слов. — Что мы будем делать, Астрид? — едва слышно спрашивает она. Кажется, она надеется на уверенный взгляд, ухмылку и самодовольное «побег», но я не могу дать ей всего этого. — Ты будешь лечиться, — выдыхаю я, — а я… я уйду. Но обязательно вернусь. Я тебе обещаю. Я чувствую, как что-то тычет в моё плечо, и замечаю испуг в нефритовых глазах сестры. Через пару минут я уже читаю на песке новую надпись: Её зовут Коббер? — Да. Старушка удовлетворенно кивает, а затем указывает палкой на ноги сестры. Она не сразу понимает, чего от неё хотят, поджимает их к себе, стреляя взволнованными взглядами в человека, который теперь подталкивает меня к койке. Я догадываюсь, что нужно сесть, занять освободившееся пространство. Следует тебя осмотреть. Я переглядываюсь с сестрой и послушно занимаю место рядом с ней. Следующие десять минут проходят в полной тишине: мои руки и ноги принимают положения, в которые слабые лишь на вид ручонки женщины их изгибают. Лишь пару раз я шиплю сквозь зубы, когда она касается меня — видимо, из повреждений у меня только пара синяков. Ну и, конечно, колено, которое я поставила на место не так давно, начинает ныть, когда она добирается до него. Изучая моё тело, она будто делает для себя какие-то новые открытия: эмоция на её лице сменяют одна другую, и она вся прямо-таки светится. Меня это пугает. Хоть она и помогла мне, можно сказать, встречей с сестрой, а к тому же нормально ко мне относится, всё же то, что эта женщина знает подозрительно много, меня немного пугает. Мы с Коббер за всем этим напряжённо наблюдаем. У неё, по крайней мере, есть ещё время, чтобы попробовать всё переварить. Рукав моего сарафана профессионально закатан, глаза мои устремлены туда же, куда и глаза женщины, — на предплечье. Ничего необычного, всё происходит, как и десять минут назад. До этого момента. Её глаза вдруг вспыхивают каким-то огнём. Огнём шока, который вдруг сменяется неверием и радостью. Она выпускает мою руку и отшатывается назад. Мы с Коббер и не пытаемся скрыть удивления. Старушка оглядывает сперва меня, затем сестру. Потом резко оказывается рядом с Коббер и хватает её за руку, заставляя вскрикнуть от неожиданности. Женщина берет и мою тоже, а затем приставляет одну к другой. С мгновение мы разглядываем наши родимые пятна в виде расплывчатых морских звёзд. Я хмурюсь. — Вы… что вы хотите сказать?.. На её глазах проступают слёзы, в капельках которых отражается огонь свечей и факелов помещения. Женщина хватается за палку, прежде бережно оставленную у стены, и начинает непривычно для себя резко и оборванно чертить что-то на полу. Я тут же обращаю туда взгляд. Вы очень на неё похожи, но прежде я сомневалась… — На кого похожи? — недоумеваю я. — В чём вы сомневались? …а потом я нашла вот это. Она кивает на наши руки. Затем немного успокаивается, тихо оставляет свой атрибут у шкафа и тянется одной своей рукой к другой, хрустя костями. Я хочу уже вновь выразить свои вопросы, когда она оголяет тонкую старческую руку, двинув её в сторону и осветив огнём. Мой рот уже открыт, я готовлюсь изречь резкое: «Ну и что?», когда вдруг в момент замолкаю, осознав, что вижу такую же, как у нас с Коббер, метку на руке, только теперь у этой загадочной старушки дома на каменной ноге.