<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Такого людского крика, как тот, что раздаётся в этот момент, мне никогда не доводилось слышать. Он полон боли. Полон непонимания. Внезапность, ужас, осознание — вот, что заставляет его появиться. Человек на причале с характерным звуком вытаскивает окровавленное лезвие из тела, и я слышу его ужасный раскатистый смех. Я замираю. Все замирают. Это Иккинг. Он хватает раненого отца, силясь помочь ему не упасть. — Какого Локи ты творишь?! — ревёт голос одноногого, подавшегося вперёд викинга. Но фигура внизу, так резко, подло и низко даже для человека пронзившая вождя, похоже, не собирается отвечать. В ней читается что-то странное, непривычное, страшное. И когда она вздымает руку вверх руку для нового удара, я будто бы вижу даже сквозь тьму, как блестят злые глаза. Они полны безумия. В тот момент, когда неизвестный замахивается, когда мне уже кажется, что он пронзит Иккинга также, как и его отца, шатен молниеносно приседает, и в его руке вспыхивает огонь, со звоном встречающийся с клинком противника и каким-то образом преграждающий ему путь. Свободной рукой он всё ещё придерживает раненого. Это всё случается за одно мгновение, возможно, я не успеваю и моргнуть. Я слишком не понимаю происходящего, чтобы шевельнуться. Но мне приходится. Безумный начинает орать так, что мои уши прознаёт боль. Это не крик Иккинга, полный ужаса. Это крик, который несёт ужас. На кораблях позади него, о которых я успела позабыть, резко начинается шумное движение. Люди валятся отовсюду: сбегают с мостика, спрыгивают с бортов, с мачты. Всё это сопровождается лязгом оружия и звериным рёвом. — Они напали на вождя! — на всю округу провозглашает одноногий, и в следующую же секунду кто-то толкает меня. Я чуть не падаю, а, прийдя в себя, вижу толпу, яростно кинувшуюся вперёд. Похоже, викинги не пошевелились раньше только потому, что не успели понять того, что произошло. Первые мгновения я не понимаю, куда податься, не понимаю, где нахожусь и что творится вокруг. Одни люди напали на других. Возможность такого происшествия можно было бы предположить, но я никак не рассчитывала на то, чтобы стать свидетелем подобного. Каким-то образом на берегу уже никого не оказывается, все смещаются на поляну перед склоном, с которой я увидела людскую кровь впервые за долгое время. Чрез миг я вдруг осознаю, что кто-то собирается огреть меня по голове, и в этой самой голове что-то щёлкает. Я разворачиваюсь, перехватываю лапу наглеца, выворачиваю её, слышу хруст и болезненный краткий выдох, а затем звук, с которым тело валится наземь. Потом появляется ещё один осёл. Этот зарится на моё сердце, но я останавливаю его пальцы, переплетенные с рукоятью, меняю их положение и с силой давлю. Он валится передо мной на колени. Я ощущаю знакомый запах. Хоть он и смешан со свежестью ночи, металлом мечей и какими-то травами, я различу его везде и всегда. Я так тосковала по нему… Запах крови. Он пьянит меня. Моё тело как-то само ввязывается во всеобщее действо. Единственное, что мешает — длинный сарафан. Но и это не проблема: мои когти за пару секунд справляются с ним, а ткань, прежде закрывающая<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
— Астрид! Астрид!!! Я зову её, но она совсем не слышит. Стоит, застыв, и не отмирает. И как она ещё не угодила под чьё-то лезвие?.. Лезвия. Они, их звон и кровь заполонили Олух, и я всё ещё не до конца это осознаю. Всего час назад все пировали, а сейчас каждый четвёртый уже наверняка лежит без жизни… Хорошо, что праздник не успел зайти далеко, к тому же, корабли дали нам немного времени на то, чтобы прийти в себя и подготовиться. Всё, что успели люди к известию об их приближении — как следует напеться. А не через «и». Однако в любом случае то, что происходит — ужасно и непонятно. Берсерки просто взяли, приплыли и обвинили нас в том, что мы заключили против них союз с сиренами. Какой ещё союз? Да ещё и против них? Никакого союза, разве что краткое перемирия на время нашего «расследования», да и то наступившее уже же после того, как неизвестные проломили нашему всаднику череп. С чего такие выводы? Берсерки видели нас, скорее всего, у озера. Так вот, что за шорохи были в кустах. Вот, кто устроил нападение на Астрид, Коббер, Хедер и Эрета. Но вопрос — как они сюда попали, да ещё и так незаметно? Неужели приплыли на каком-то корабле незаметно? На том, торговом?.. С этим всем, конечно, разбираться сейчас не время. Мало того, что берсерки приплыли и обвинили, так они ещё и напали и убили, и продолжают убивать безвинных людей. Они ранили отца… Я ушёл от него только потому, что с ним остался Плевака. Он обещал послать кого-нибудь за помощницами Готти, остававшимися в лазарете. Сам же я отправился к остальным, в толпу людей, всё больше пачкающих себя кровью. На самом деле я преследовал цель — отыскать Дагура, врезать ему и заставить остановить его людей. Он всегда был непредсказуемым и немного безумным. Я вполне допускаю вариант, в котором он напридумывал себе всяких сказок, основанных на увиденном, и решил, что это реальность. Видимо, так и случилось: ему донесли о нашем диалоге с Астрид тогда, в озере, и он решил, что мы замышляем плохое, разумеется, в первую очередь против него. Ну ничего, я вправлю ему мозги. Он не сможет ранить вождя племени Лохматых Хулиганов, а потом заявить, что просто ошибся. Только бы его найти… Я как раз делал это, попутно отражая чьи-то удары. К битве присоединились и драконы, что, несомненно, даст нам огромное преимущество. И сколько бы не хотел я сохранить максимальное количество жизней, я не могу смириться с тем, что сотворил Дагур. И этот гневный порыв не даёт моему языку провернуться и крикнуть: «Успокойтесь, люди! Давайте сложим мечи и поговорим!» К тому же, никто меня не послушает. Я скрещиваю меч с каким-то тощим берсерком, довольно сильным для своего сложения. Его злые маленькие глаза начинают полыхать, когда ему не удаётся рассечь моё горло, а когда моё оружие охватывает пламя, он на мгновение вздрагивает. Я пользуюсь его замешательством и, сведя клинки к земле, со всей силы бью ногой ему в горло. Он отлетает назад, где его находят когти Злобного Змеевика. Последний раз бросив взгляд туда, где дракон яростно раздирает тело берсерка, я пытаюсь отыскать глазами нужную фигуру. Мне уже кажется, она совсем затерялась среди остальных, когда я вижу девушку, не отрывающую взора от чего-то наверху. Я и сам обращаю глаза туда. И тут всё становится на свои места. Когда я уже хочу окликнуть сирену вновь, что-то начинает происходить, что-то, что не даёт мне сделать желаемого. На миг мне даже кажется, что сотрясается земля. Каким-то образом мне удаётся подобраться ближе к ней, лавируя меж убийц и убийств. Сперва создаётся впечатление, что она просто стоит на месте, окаменевшая, точно статуя. Однако я случайно замечаю её сжатый и оттого побелевший кулак. А потом я слышу крик. Резкий, внезапный, неимоверно неожиданный, болезненный и ужасно терзающий уши. Предсмертный. Все, кто его слышал, вместе со мной вскидывают головы вверх. За сегодняшний день мы повидали много всего разного, но лицезрение того, как человека на ходу пронзает какой-то непонятный предмет, и его кровь вырывается с другой стороны вместе с этим предметом, заставляет как минимум изумлённо приподнять брови, а заодно и содрогнуться. Второй, ещё живой берсерк, вцепившийся в молодую девушку и секунду назад активно тащущий её куда-то вместе с товарищем, с ужасом останавливается, не отрывая глаз от окровавленного тела. Сирена, которую он все ещё держит под локоть, тоже сперва направляет внимание на труп, а потом резко срывается с места. Её пути ничего не мешает почти до самого конца склона; там её с рёвом пытается перехватить новый воин. У него это почти выходит… А потом вдруг и его что-то пронзает; впивается в спину и выходит через грудь вместе с брызгами крови, и он падает как клинком поражённый, пытаясь ухватиться за сирену, что тут же отскакивает в сторону. Однако поразил его вовсе не клинок. И когда я осознаю, кто же мог сотворить такое, медленно, насколько это реально посреди боя, поднимаю глаза. Беловолосая девушка в разодранном викингском наряде тяжело дышит; её пальцы напряжённо скривились у бёдер. Может показаться, что всё это время она не шевелилась, но что-то мне подсказывает, что впечатление это обманчиво. Я вдруг чувствую, что воздух вокруг как будто бы иссушился… — Астрид! — не выдерживаю я, хватая её за локоть. — Это ты сделала?! Она резко стряхивает мою руку и бросает: — Не знаю… Да! Её глаза не удостаивают меня вниманием, она неотрывно глядит, как и я, за сестрой, что сбегает вниз. Думаю, она кинулась бы навстречу, если бы не выглядела столь… усталой. Не удивлюсь, если до сих пор она и сама полного понятия не имела, на что способна. Сбоку слышится рёв, но я успеваю поднять меч и отразить удар, который должен был приходится на спину Астрид. Для неё, кажется, ничего вокруг не происходит. Я уже хочу вернуть её в реальность какими понадобится способами, но они не требуются. — Коббер! — она подаётся вперёд, приподняв руки. Лицо её моментально меняется: некая жалость и волнение сменяют на нём злость и гнев, и она готовится принять кого-то в свои объятья как мать принимает дитя. Через миг на моих глазах девушка с каштановыми волосами прижимаемся к ней так сильно, будто бы хочет врасти в неё. Долю секунды я наблюдаю сцену, полностью противоречащую происходящему вокруг: две одновременно и похожие, и разные девы непривычной красоты схватились друг за друга и не желают отпускать, будто бы могут это сделать разве что навсегда. Видно, что одна из них чуть старше; она обхватывает одной рукой спину, другой голову сестры, как бы в попытке спрятать её от всего мира. А другая девушка, в которой я почти узнаю первую, не признаёт существование этого мира. Для неё существует только сестра. Сирена помладше, кажется, Коббер, отрывается от Астрид и поднимает на неё встревоженные глаза. — Это ты с ними сделала? Но как? Рядом же нет воды! — Сама без понятия, — быстро отвечает блондинка, прежде чем вновь на миг прижать к себе сестру, — неважно! Ты не пострадала? Эти идиоты впились прямо в тебя! Что они собирались сделать… Только за мысль об этом следует вырвать им их жалкие сердца! — Я в порядке… Всё хорошо. Она успокаивается, прежде чем опять заволноваться. — Готти! Они ударили её! Я пыталась ей помочь, но они были сильнее и увели меня… В глазах Астрид тут же мелькает решительность, и она собирается развернуться, потянув за собой сестру. Но я перехватываю её руку и останавливаю прежде, чем она делает шаг. Я свершаю это, хотя не совсем осознаю, что собираюсь сказать: вопросов в голове довольно много, начиная с «как тебе удалось проделать дыру в двух людях?» и заканчивая «с каких это пор тебе есть дело до Готти?». — Что это, Один дери, было? Ты способна даже на такое? Лёд?.. Она смотрит на меня так, словно уже выбрала третью свою жертву. — Отпусти меня! Мне надо идти! — Куда это? — Не твоё дело! — Так это и есть тот самый Иккинг? — вдруг вопрошает кто-то слева. Мы с Астрид оба переводим изумленные глаза на девушку. Она глядит сначала на сестру, потом на меня. — Видимо, да, — поджав губы в неком замешательстве, отвечаю я, бросив взгляд на блондинку. — Неважно, — отрезает она, из-под бровей взглянув на меня. Затем обхватывает когтистыми пальцами предплечье сестры, одетой чуть богаче, чем сама Астрид, когда та только попала на Олух, и уже хочет направиться прочь. — Нам надо спешить… — Колдовство!!! Пожалуй, это самый возмущённый и громкий и похожий на звериный крик, который я слышу за сегодня. Какой-то берсерк, стоя у подножья склона, указывает на труп своего соплеменника. Даже с моего места обзора прекрасно видно всё его багровое обрамление. Непонятное ужасное выражение занимает лицо кричащего; его будто бы вот-вот разорвёт. Язык их весьма схож с нашим, только звучит раз в десять грубее, а потому я с небольшим усилием, но разбираю речь. — Кто это сделал?! Сражение не то, что бы останавливается; оно замедляется. Как ни странно, основная масса, особенно берсерки, переключают всё внимание на «оратора», а за ними так поступают и недоумевающие олуховчане. А потом кто-то вдруг указывает в нашу сторону. В сторону Астрид. — Она! Она его убила льдом! — орёт чей-то голос. Удивлённые перешёптывания множатся с неимоверной силой. Заметив краем глаза, как Коббер бросила на меня взгляд, я тут же обращаю глаза к сиренам. Одна с неким вопросом оглядывает округу. А другая, разумеется, смотрит так, словно готовится к Хели разнести весь остров. — Колдунья! Колдунья! — вторят друг другу берсерки, похожие на недовольных укладом жизни бунтовщиков. — Да нет, — произносит кто-то вроде бы тихо, но среди резко наступившей тишины, вообще-то, очень слышно, — сирена. Я мгновенно определяю этот хрипловатый, до боли знакомый голос, эту речь, приправленную ядом безумия. Настрой Астрид передаётся и мне. — Это с ней Олух заключил против нас договор! Я поворачиваю голову в сторону звука, там, где с самой довольной в мире ухмылкой, закинув одну ногу на чей-то труп, а руку — к себе на бок, среди замершего народа возвышается Дагур. Край его почти не пострадавшей на фоне остальных одежды шевелит ветер, как и торчком стоящие пламенные волосы. Где этот сукин сын скрывался всё это время? Ранил отца и убежал, прячась в укрытии, а теперь решил вылезти, чтобы установить свои правила, устроить всеобщий психоз, который точно уничтожит Олух? Мои ногти впиваются в кожу на ладонях. — Убить, — ещё тише прежнего, медленно опуская подбородок и пронзая меня самодовольным взглядом, произносит он, — её.