Дислексия на мысле-чувства, непогашенная свеча. Я хотел бы туда вернуться, где наделал дел сгоряча. Я хотел бы, да вышло время, что-то манит меня вперед Я ведь думал, что скинул бремя, только вышло наоборот.
Фран покидает больницу с хмурым видом, держа руки в карманах джинс. Высокий забор и массивные железные ворота, со своей слезшей краской и противным скрипом даже от легкого ветерка, остаются позади. Он решает идти домой пешком, потому что возвращаться туда не хочет, и по логике вещей не будет лишним пройтись, пусть и по логике времени это займёт больше часа, если не два. Грязные кеды шаркают по влажной дороге, город снова укрывается туманом, как прозрачной простыней, и влага витает в воздухе, кажется, что можно уловить отдельные капельки, поблескивающие в свете только загоревшихся уличных фонарей. Мягкий золотисто-грязный свет пронзает парящую в воздухе воду, виднеясь четкими лучами от самой лампы и до самой земли, эти лучи походят на множество едва видимых нитей, отпущенных в строго выстроенном порядке. Район спокойный, на улицах мало людей, чуть больше снующих туда-сюда машин. Бетонные здания разбавляют неоновые цветастые вывески, они же отливают бликами на серебристые лужи, от чего вода окрашивается в цвет характерный для той или иной рекламы. Баннеры светятся огнями разного рода: от банальных белых и красных, до зелёных, оранжевых и розовых. По дороге попадаются парикмахерские, ателье, маленькие кафешки, киоски быстрого питания, магазины техники и прочие разновидности малого бизнеса. Все это гармонично вписывается в жилые многоэтажки и коммерческие конторы, окрашенные в скучные серый, классический чёрный и серебристый. Окна светятся множеством тёплых огней, где-то на балконах свисают цветы из подвешенных горшков, кто-то же складирует там ненужный хлам, который не поместился в жилище, на проводах кучкуются маленькими группками голуби, своими тонкими лапками цепляясь за опасный канат. Большие цементные столбы украшены объявлениями и рекламой. Кучки людей ожидают зеленого света, кто-то просто идёт вперёд, с работы или на работу. Контингент абсолютно разного рода: от мужчины в костюме, идущего быстрой походкой с зонтиком подмышкой, до мамочки с детьми, вальяжно и лениво ступающей по асфальту с коляской; а мелкие бегут впереди, что-то друг другу выкрикивая, улыбаясь и смеясь. Наблюдая за тем, что происходит вокруг, как идёт жизнь и как город дышит жизнью: смехом и движением — дышит, выхлопными парами и мусором — давится; Фран как-то сам погрузился в мысли, он пытался не думать, отвлечься, но воспоминания сами собой всплывали в сознании, держались на плаву, как бумажные кораблики пущенные по воде. Он приезжал к матери в больницу. Она сидела в углу палаты в стороне от кровати, обняв себя руками, развернув на бок колени, билась затылком о стену, монотонно, медленно, но целенаправленно и ритмично. Бормотала что-то себе под нос, но он до сих пор не понимает что, словно это был другой язык, язык неземной, который она придумала сама и расшифровке он не подлежит. — Привет, я приехал тебя навестить, — он присаживался на кровать, сомкнув руки перед собой, переплетя пальцы и сильно надавливая большим правой на сустав указательного левой и уверял себя, что не будет плакать. — Как ты тут? Мама? Она даже не смотрела на него, говорила и говорила что-то про себя, для себя, даже не задумываясь слышит кто-то или нет. — Я поступил в университет, вчера пришли результаты экзаменов. На бюджет взяли, знаешь. Я и не рассчитывал, что такой неудачник как я может попасть на бюджет, но получилось вот так вот, — сглатывая он опускал взгляд на свои руки, ковыряя уже кутикулу большого пальца, которая только недавно успела зажить, вот незадача — опять кровоточит. Он быстро облизывает кровь прислонив палец к губам — соленая и кровянистая, как кровь. Ничего особенного. — Это ничего, — он поднимает руку, показывая маме кровоточащий палец, — совсем не больно. Меня это успокаивает, знаешь, когда чувствую себя грустно, когда мне одиноко или страшно — я так начинаю ощущать себя лучше. Дома холодно и еды почти нет. Сбережений осталось мало, но я должен получить зарплату на следующей неделе, если как, знаешь, бывает часто, задерживают. Думаю я смогу подрабатывать в баре и учится, я надеюсь смогу. Даже если будет тяжело, я же справлюсь, — он снова заставляет себя посмотреть на неё: больничный халат, оборванный подол, растрепанные волосы, собранные в низкий хвост, поседевшие у корней, она смотрит вперёд и продолжает говорить что-то похожее на «сметьть или смешьшь», можно подумать, что она говорит «смерть», но интонация словно успокаивающая, будто она баюкает на руках младенца и шепчет ему смесью шипящих звуков. — Тебя тут не обижают? С доктором нет проблем? Чувствуешь себя хоть чуть лучше? — в его голосе неподдельная доброта и надежда, потому что сам он давно смирился и принял: как раньше не будет никогда. Прошлое осталось в прошлом, оно навсегда осталось в его памяти, пускай одними из самых страшных и худших фрагментов, самых болезненных и шокирующих, но осталось. Эти воспоминания все, что у него есть: боль, принесенная матерью — её дар, её безвозмездно отданный дар, который он ценит и никогда не забудет, потому что это все, что она смогла ему дать. — Ты чего на полу сидишь? — он встаёт с кровати и медленно подходит к ней, присаживаясь на корточки: худые колени словно проглядываются сквозь протертые джинсы, он тонкими холодными пальцами берет мать за руку и сжимает её безжизненную ладонь в своей. Её рука шершавая, вся в складочках и кожных царапинках, очень сухая, даже правильнее высохшая. — Я бывает тоже лежу на полу в спальне, скрутившись калачиком и пытаюсь перестать плакать, но не получается. Когда я один с собой, только тогда получается заплакать. После слез я чувствую себя пустым. Мне очень одиноко, мама, правда, словно я один остался в мире, во всей вселенной, это такое ужасное чувство, что меня разрывает на части. Я не понимаю в такие моменты, как жить дальше. Мне правда очень тебя не хватает, даже если ты снова скажешь, что самой большой ошибкой было мое появление на свет, все равно, но скажи хоть что-то, — рот сжался в плотную полоску, а зеленые глаза наполнялись слезами, но выпустить их он не мог, только не сейчас, только не здесь, это все равно не помогло бы, ни ему, ни ей. Лицо женщины озарила улыбка и она начала напевать что-то сродни «ла-та-та-та-та», на никому неизвестный мотив. Фран лишь снова сглотнул и опустил глаза вниз: он ненавидел это больше всего на свете. Резкий сигнал машины заставил его чуть ли не отшатнутся от дороги. Он уже и забыл где шёл, почти добрел до центра. Ему не нужно было в город, но его дом был на другой стороне, так что как-то пришлось бы пройти. Надо было прежде всего зайти в аптеку и купить назначенные таблетки. Он открыл дверь первой попавшейся и протянул девушке фармацевту рецепт. По компьютеру она быстро проверила наличие лекарств и отошла их принести. В это время он разглядывал стеллажи с препаратами, топчась на месте. Девушка сложила все в маленький кулечек и огласила конечную сумму. С собой у Франа было немного денег (основные сбережения он хранил в своей комнате), но со скрипом хватило оплатить все лекарства. Он остался практически без гроша, а до зарплаты оставалось ещё прилично времени, если ему вообще её выдадут без срезов после того, что он учудил в секционной. — Спасибо, — с пофигистическим лицом говорит он девушке, та в своей привычной рабочей манере отвечает: — Будьте здоровы. Он покидает аптеку, с целым кульком лекарств, которые должны сделать его жизнь лучше. Доктор Мукуро расписал приём по часам, поэтому Фран на ходу ставит будильники ровно в то время, когда надо будет принять таблетку, иначе он забудет, в этом парень уверен точно. В центре многолюдно и оживленно. Огни тут ярче, их больше не только по сторонам, но и сверху: зацепленные за фонари гирлянды мелькают, как огни на новогодней елке. Слишком броско и радостно для такого человека, как Фран, даже аляповато. Он идёт по правой стороне улицы, останавливается на переход в ожидании зеленого. На остановке стоит автобус наполненный людьми, пассажиры только вышли, их заменяют новые. Он останавливает свой взгляд на окнах, из которых видны лица сидящих с правой стороны: люди уставшие, кто-то прислонился головой к стеклу, кто-то смотрит в окно, ожидая когда автобус сдвинется с места, но тут Фран цепенеет и замирает. Свет фонаря откидывает блик на последнее окно, от чего оно немного засвечено, едва успевает транспорт тронутся с места — блик спадает и Фран замечает направленный на него взгляд, белые вьющиеся волосы и широкую улыбку — этот тот мужчина, который был в морге. Он медленно открывает рот в немом вопросе, а глаза широко раскрываются, фокусируясь. Требуется секунды на мысль, он срывается с места и бежит за маршруткой, но та уже достаточно отъехала от остановки. Он бежит так быстро, как только возможно, ловя ртом влажный прохладный воздух, от чего тот практически обжигает легкие, ноги цепенеют с усилием перебирая по земле, он почти падает, сгибаясь пополам и упираясь руками в колени, стараясь отдышаться. Автобус уже скрывается вдалеке. «Черт, черт, черт! Этого не может быть! Не может этого быть! Я что, помешался? Мне точно показалось, может просто был похож, но нет же, я точно уверен, что это был он! Я схожу с ума» — быстро шагая по улице, уже почти оказавшись возле общежития твердил себе Фран, даже безмолвно перебирая губами в ритм своих мыслей. Уснуть он конечно же не мог. Через пару дней надо платить за комнату, у него почти не осталось еды, а ещё он видит на улице человека, который умер дважды (второй раз от его руки, как он это себе внушил). Жизнь не может быть лучше, верно? — Ты видимо уж слишком заинтересован моим предметом, Фран, — грубо говорит преподаватель, обращаясь к парню, пока тот лежит лицом на парте и дремлет. Ответа не следует, сидящая рядом Рей резко пихает его локтем в бок, что заставляет подняться и безразлично уставиться на преподавателя. — Что ж, в таком случае на следующей неделе жду 2 практических, раз тебе даже лекции слушать не нужно, — самодовольно улыбается он и продолжает начатую тему. — Ну ты чего? — наезжает Рей, глядя разочарованно. — Тут бы хоть одну написать, а с тебя теперь две, чего тебе дома не спится? И так почти неделю прогулял. — Я вообще не сплю последнее время. — Купи снотворное, — как само собой разумеющееся говорит девушка. — Мне уже выписали, — зевая тянет гласные Фран. — Так если не помогает, что делать? — Вот именно, что делать? Если бы мне нужен был диванный психолог, я бы сказал прямо, — язвит Фран, возвращаясь к конспекту по гинекологии. — Ах знаешь что… — Рей, ты тоже хочешь выделиться и сделать дополнительную практическую? — с укором посмотрел профессор. — Нет-нет, прошу прощение, — сразу же опустив голову в конспект отозвалась девушка. Пара закончилась, почти все студенты разошлись по другим аудиториям, остались только эти двое и парочка ребят у выхода. — Ну что с тобой происходит? — она легла рядом с Франом, тоже положив голову на руки. — Меня глючит, вот и все. Я теперь поехавший, ты осторожно со мной, — с абсолютно серьёзным лицом говорит парень, хоть подруга сразу понимает, что это очередной сарказм. — Тогда надо было сразу в психушке поселиться. Я же беспокоюсь за тебя, а ты как обычно, — она надула щечки, уж слишком наигранно. — Если я расскажу тебе про весь бред, который происходил за последние дни, ты точно поймёшь, что я поехавший. — А давай, беру на слабо, рассказывай, — воодушевилась Рей, настроившись внимательно слушать. — За мной следит полиция, а ещё вероятно за мной следит маньяк. У меня были галюны на работе и я видел умершего, которого омывал, вчера в маршрутке. Достаточно продуктивные выходные, не находишь? — Ты мог просто спутать человека с другим человеком, мало ли похожих людей в мире? Подожди, — будто опомнилась она, зависая, — в смысле полиция? Какой маньяк? Расскажи нормально, что произошло? — Я говорил тебе про переулок? Говорил. Там действительно убили девушку, а я обронил сумку, когда бежал вызвать полицию. Из этой сумки убийца забрал мой студенческий и брелок (нахера ему сдался мой брелок я вот вообще не понимаю), и подбросил все это к телу убитой девушки, — он уже столько раз рассказывал это, что сейчас говорил, как о походе в магазин, легко и свободно, вообще без каких-либо эмоций. Эмоциональность не был коньком Франа, но сейчас он был уж слишком спокоен. Рей не знала, что сказать. Даже не просто как подобрать слова, она и слова будто забыла, все существующие. Шокированными глазами смотрела на друга и чуть приоткрыла рот от сильного удивления. В голове девушки никак не складывалось все воедино, за пару дней Фран словно прожил в каком-то кино детективе, а не своей обычной скучной жизни. — Жесть, я, — у неё получилось начать, но она снова замолчала, выбирая слово, — я поражена и, это жёстко все. Слушай, давай по кофе? Там поговорим. Если что, ты можешь поговорить со мной, я понимаю, что тебе очень хреново. Я не могу понять какого тебе, но понимаю, что это жесть, — она тараторила быстрее, чем формулировала мысль, от чего речь звучала немного рвано и торопливо. — Только не надо начинать меня утешать, — отмахнулся Фран, даже раздражившись немного, — все в порядке, ясно? Я как-то это переживу. Мне главное за комнату заплатить и дожить до следующей зарплаты, если Скуало-сан меня не уволит конечно же. — Я могу одолжить тебе денег, вернёшь как сможешь, — предложила Рей поспешно. — Нет, я же сказал, что все нормально, переживу. Пошли за кофе. — Хорошо, только я предложила — я угощаю, — настырно улыбнувшись сказала девушка, на что Фран закатил глаза. — Гляди не разорись, я кофеман. — Знаю-знаю, пей от души, пойдём. Они вышли из университета и направились в кофейню через два квартала от него. Там делали довольно сносный кофе, даже несколько сортов зёрен предлагалось в наличии. Фран не особо шарил, гурманом не был, поэтому для него кофе был кофе, едва ощущалась разница между капучино и латте, чего тут говорить за сорта? Взяв по стаканчику кофе ребята сели внутри за маленький столик. Фран отпил глоток и даже легко улыбнулся, наслаждаясь любимым вкусом. Рей была довольна собой за то, что ей удалось разговорить парня и вытащить его, даже повысить настроение. — А ты уверен, что полиция следит? Может они просто сказали, чтобы отмахнуться от тебя и все, — нагнетать атмосферу и ставить все под сомнение было фишкой Рей. Её скептицизму мог позавидовать кто угодно. — Я думаю, что они хотят поймать маньяка. Во всяком случае после встречи с детективом могу говорить об этом, мне показалось, что он честный человек. Так что да, думаю следят, как и обещали. Просто это же полиция, они обучались, все дела, не думаю, что я должен ощущать или замечать, как за мной следят, — Фран пожал плечами и поднёс к губам стаканчик. — Как ты не боишься? — Боюсь, ссусь от страха, веришь? — он подряд бровь, глядя на девушку и отпил кофе. — Да ну тебя, с тобой невозможно серьезно разговаривать, — отмахнулась Рей обиженно. — Ну, а что серьёзно? Конечно мне страшно, но уже меньше, я как-то обдумал это все и пришёл к тому, что страх мне мало чем поможет и разводя панику я сделаю только хуже. Жить же как-то надо. — Ты слишком прав и слишком невозмутим, я бы вряд ли так смогла. — Потому что ты женщина, — Фран закатил глаза. — А вот сексизм не прощаю, — настороженно посмотрела она на него. — Ладно-ладно, я же шучу. Ты просто другой человек, хотя, пока в такой ситуации не оказалась, не поймёшь. Может ты бы, оказавшись тогда в переулке, вооружилась ручкой и бросилась бы во тьму на маньяка и его бы поймали, повела бы себя гораздо мужественней, чем я. Рей засмеялась, прикрывая рот рукой, так звонко и весело струился её смех по заведению, что звон колокольчиков открывающейся двери почти утонул в нем. — Умеешь же ты поворачивать разговор в то русло, которое тебе выгодно, — сузив глаза и улыбаясь ответила девушка, Фран лишь пожал плечами и повернулся к столику позади взять оттуда салфетку, потому что их салфетница была пустая и замер. У стойки стоял тот самый мужчина, в клетчатой черно-красной рубашке, вдвое больше его и темно-серых джинсах с рваными коленками. На ногах красные кеды, в руке с закатанным рукавом он держит косуху. Челка закрывает глаза, от чего не понятно куда направлен его взгляд. Он забирает стаканчик с кофе и разворачивается к выходу. Фран поднимается с места, игнорируя удивлённый взгляд Рей и её брошенное в след «эй, ты чего?». Мужчина открывает дверь, Фран хватает его за руку. Он поворачивает голову в его сторону, не видно глаз из-под челки, но по выражению лица читается недоумении. — Вы что-то хотели? — обращается к нему мужчина, у него приятный на слух высоковаты голос, уголки губ опущены, вид скучающий, словно он никуда не спешит. Широко открытыми глазами Фран смотрит на него и слова выдавить из себя не может, он просто крепко держит мужчину за запястье, боясь, что тот исчезнет, ускользнёт от него, а вдруг мираж рассеется? — Все в порядке? — более четко и целенаправленно спрашивает он, обращаясь к Франу. — Этого не может быть, вы умерли, — единственное, что крутится на языке он и говорит. Мужчина улыбается широко и медленно, а потом срывается на смех. Парень стоит не в силах сдвинуться с места, у него в голове шестеренки крутятся как никогда в жизни, готовы вот-вот взорваться. — Ты меня спутал кое с кем, — спокойно отвечает мужчина, тряхнув запястьем, — отпусти, так руку сломаешь, я хрупкий, знаешь ли. Фран отшатывается в сторону, отпустив руку. — Не может быть, — снова повторяет он в замешательстве и глубоком поражении, будто призрака увидел. — Успокойся, спокойно, ты перепутал меня с братом, с Бельфегором, правильно? Мы близнецы, — отвечают ему, а Фран ловит фейспалм, сильно приложив рукой по лбу. — Простите, я, — он едва слышно посмеивается со своей убогости и чертовой судьбы. Ему и правда казалось, что он сходит с ума, но у умершего был брат, это реально все похоже на какой-то индийский сериал мелодраму, — это очень странно, я стажёр в морге, ваш брат, он…я омывал его несколько дней назад, перед этим кое-что случилось и я сам не свой, по этому извините. Было сложно собрать мысли, было нереально тяжело прийти в себя и он все ещё смотрел на мужчину и видел в нем труп на секционном столе с безумной улыбкой и морем крови повсюду. — О, так ты врач, — многозначительно протянул мужчина. — Да, я Фран, почти врач, немного, да, — рвано ответил парень. — Я Расиэль, — будем знакомы, — Расиэль протянул Фран руку, тот посмотрел на неё с опаской, но все же своей дрожащей рукой легко пожал. — Странное совпадение однако, — снова улыбнувшись проговорил мужчина. — Тебе не нужна подработка? — Что? — как в тумане переспросил Фран. — Подработка, мне назначили капельницы, я медленно умираю, поэтому я хотел найти медсестру, которая будет их ставить, но раз ты почти врач, думаю я могу предложить эту вакансию тебе, — когда он говорил, что он умирает, ничуть не поменялся в лице, все так же широко улыбаясь. От него веяло легким безумием. — Я не знаю, это очень странное предложения, при странных обстоятельствах, — все, что смог ответить парень. — Я оставлю визитку, может быть ты подумаешь, и если ты хотел узнать что-то по поводу моего брата, то я тоже с удовольствием тебе расскажу, держи, — из кармана джинс он достал маленькую карточку и протянул парню, Фран забрал её и кивнул головой. — Ну пока, Фран, — мужчина махнул рукой и скрылся за дверью кофейни. — До свидания, — как завороженный проговорил Фран ему вслед.Дислексия на чет и нечет, переброшу все на зеро. Говорили, что время лечит, видно мне вот не повезло. Говорили, что жар не ломит, но я сломан и брошен прочь. Может, время, оно и помнит, но не может уже помочь.