Наше завтра не наступит

Всякому терпению есть свой предел. Так случилось и с ней. На протяжении многих месяцев являясь невольной свидетельницей его тесного знакомства сперва с бутылкой, а впоследствии и с партнёрами-однодневками, одинаковыми, как под копирку, она переживала боль и бессилие за страдания лучшего друга, облегчить которые оказалась неспособна, но с течением времени эти чувства с пугающей частотой стали отходить на второй план, уступая главенство злости, отчаянию и страшному, но столь же естественному, как желание помочь, желанию добить. Эти чувства гораздо ближе друг к другу, чем может показаться на первый взгляд. Они хорошо знакомы тому, кому хоть раз в жизни довелось смотреть на тяжело раненое дикое животное. Иной раз отчаяние возрастало до такой степени, что ей стоило чудовищных усилий не выплюнуть ему в лицо что-то вроде: «Думаешь, он бы всё это одобрил?» Но даже теперь она не могла опуститься до такой жестокости. Равно как и ничем не могла ему помочь. В её силах было только беспомощно наблюдать, как лучший друг целенаправленно движется по пути саморазрушения, и утешать себя лишь призрачной надеждой, что исцеляющая сила Времени однажды всё-таки не минует и его. И что это произойдёт раньше, чем один из его однодневок окажется подставным лицом Пожирателей смерти, а то и вовсе одним из них. Её тяготило и то, что она не находила в себе сил явиться на ковёр к Робардсу и рассказать обо всём — а сделать это, если по совести, следовало бы давным давно, ещё при первых признаках саморазрушительного и безрассудного поведения одного из его сотрудников, ибо оно могло с лёгкостью повредить не только ему самому, но и их работе. Но Гермиона просто не могла заложить Гарри, понимая, что работа — это пока что единственное, что ещё держит его на плаву, а лишившись её, он сломается окончательно. И что ни говори, а личные чувства для неё всегда стояли превыше всех правил. Молчание казалось выходом довольно долгое время, когда она ещё верила, что всё не было — не могло быть — насколько серьёзно, что Гарри переболеет, оправится, отпустит произошедшее. Принимала то, что возникло у них с Малфоем — судя по всему, не так уж давно — за увлечение, пусть непонятное ей, невообразимое, невозможное после стольких лет вражды, но в любом случае кратковременное, такое, что вспыхивает быстро и столь же быстро гаснет. И в этой своей убеждённости слишком поздно поняла, как заблуждалась. В том числе не приняв в расчёт того, что столь сильные чувства не могли возникнуть на ровном месте и так стремительно. Говорят, любовь открывает в людях лучшее, делает их более прекрасными версиями самих себя. Что ж, даже если всё и так, на Гарри оно отразилось совсем иначе, чем должно было. С её другом случилось ровно противоположное. И то, что она узрела сегодня утром: лишённый какой-либо магической защиты дом, буквально вопящий «ЗАХОДИТЕ КТО УГОДНО», и оставшийся до утра в постели чужак, с которым Гарри скорее всего познакомился не далее как вчера — всё это уже нельзя назвать ни пуском во все тяжкие, ни криком о помощи, ни даже просто наплевательством на собственную безопасность и жизнь. Для Пожирателей — самых диких и самых кровожадных, которым ещё удалось остаться на свободе — это был буквально призыв к действию.